Годы жизни в Швейцарии
В Швейцарии семья Набоковых поселилась в городе Монтрё, в огромном Палас-отеле, расположенном на берегу Женевского озера. С 1959 года и до самого последнего дня Набоковы жили на 6 этаже этого отеля, чем-то напоминающего петербургский дом на Морской, где родился писатель.
Четыре романа были написаны Набоковым в Швейцарии: «Бледное пламя»(1962), «Ада»(1969), «Прозрачные предметы»(1972), «Смотри на арлекинов»(1973). Самым значительным из этих романов многие специалисты считают роман «Бледный огонь». Когда критики спрашивали прославленного писателя, не жалеет ли он о том, что перешел на английский язык в своем творчестве, он отвечал: «Язык моих предков и посейчас остается тем языком, где я полностью чувствую себя дома. Но я никогда не стану жалеть о своей американской метаморфозе». Тем не менее не было ни одного английского романа писателя, где бы так или иначе ни упоминалось о русских людях, России или русской литературе. Иногда ходили слухи о том, что Набоков под чужим именем тайно совершил путешествие в Петербург. Но это были лишь романтические вымыслы. На вопросы журналистов он отвечал: «Я чувствую себя чужеземцем повсюду и всегда, это мое состояние, мое амплуа, моя жизнь. ...Я дома лишь в воспоминаниях, очень личных, подчас не имеющих никакой связи ни с географической, ни с национальной, ни с физической, ни с политической Россией».
В мае 1972 года Набоков получил письмо:
«Высокоуважаемый Владимир Владимирович!
Посылаю Вам копию своего письма в Шведскую Академию с надеждой, что оно не будет безрезультатно. Давно считаю несправедливостью, что Вам до сих пор не присуждена Нобелевская премия. (Эту копию посылаю Вам, однако, лишь для точного сведения. По особенности моего и Вашего положения публикация этих писем могла бы принести лишь вред начинанию.)
Пользуюсь случаем выразить Вам и своё восхищение огромностью и тонкостью Вашего таланта, несравненного даже по масштабам русской литературы, и своё глубокое огорчение, даже укоризну, что этот великий талант Вы не поставили на служение нашей горькой несчастной судьбе, нашей затемненной и исковерканной истории. А может быть, Вы еще найдете в себе и склонность к этому, и силы, и время? От души хочу Вам этого пожелать. Простите, но переходя в английскую литературу, Вы совершили языковой подвиг, однако это не был самый трудный из путей, которые лежали перед Вами в 30-е годы.
Совсем недавно я был в Ленинграде и зашел в оригинальный вестибюль Вашего милого дома по Большой Морской, 47 — главным образом, правда, с воспоминанием о роковом земском совещании 8 ноября 1904 года на квартире Вашего отца.
Желаю Вам ещё долгой творческой жизни!
16 мая 1972».
Нобелевскую премию Владимир Набоков не получил. Но сам писатель был уверен в том, что он полностью преодолел предназначенный ему путь и выполнил свой творческий долг. Конечно, его продолжала волновать судьба его книг на родине, где они были запрещены. Но он так и не узнал при жизни, сколько у него появилось там страстных читателей.
Незадолго до своей смерти он поднялся вместе с сыном Дмитрием на вершину горы близ Монтре. «...мы совершили, — вспоминал сын писателя Дмитрий Набоков, — то, что оказалось последним походом вместе на бабочек, чтобы отпраздновать, может быть, прошлое. Это было летом, мы гуляли около вершины. И как редко случается, и только в плохих романах случается, отец и сын сели и стали обсуждать смысл жизни и искусства. И он мне сказал, что он достиг в жизни того, чего хотел, что он удовлетворил свои художественные намерения, что это для него было, как, может быть, экспозиция фильма, который уже существует в голове, и который только нужно проявить. И почти весь фильм, который у него был в голове, ему удалось проявить. Если не считать последнего романа, который ему помешала закончить смерть».
Владимир Набоков умер 2 июля 1977 года в г. Монтрё, в Швейцарии.
но как им объяснить? Мне-то, конечно, легче, чем другому, жить вне России, потому что я наверняка знаю, что вернусь, — во-первых, потому что увез с собой от неё ключи, а во-вторых, потому что всё равно когда, через сто, через двести лет, буду жить там в своих книгах, или хотя бы в подстрочном примечании исследователя».