Дьякова Виктория: Владимир Набоков

Владимир Набоков

«Я американский писатель, рождённый в России, получивший образование в Англии, где я изучал французскую литературу, перед тем как на пятнадцать лет переселиться в Германию, – так не без иронии оценивал себя сам Владимир Набоков. – Моя голова разговаривает по-английски, моё сердце по-русски, а моё ухо – по-французски»

Первое потрясение весёлого юноши

О своём детстве, проведённом в Петербурге, Набоков вспоминал: «Был я трудный, своенравный, до прекрасной крайности избалованный ребёнок». Он принадлежал к старинному, сказочно богатому аристократическому роду. Дед писателя по линии отца Владимира Дмитриевича, известный юрист, занимал пост министра юстиции при государях Александре II и Александре III, родственники по линии матери Елены Ивановны, урождённой Рукавишниковой, – золотопромышленники, миллионеры. Из пяти детей четы Набоковых Владимир родился первым и потому пользовался особой благосклонностью родителей. Семья проживала в самом центре Санкт-Петербурга в особняке из розового гранита, дом обслуживали пятьдесят лакеев, в Тенишевское училище Владимира отвозил красный отцовский лимузин.

Отец, по образованию юрист, был правозащитником, одним из основателей и лидеров конституционных демократов – первой либеральной партии в России, по увлечению – англоман. Неудивительно, что первым языком, на котором заговорил Владимир, был английский, тут же и французский, «русский, – как сам он вспоминал позднее, – усвоился как-то сам собой, без особого изучения».

В Петербурге Набоков прожил первые восемнадцать лет жизни. За год до революции он получил от дяди со стороны матери Василия Ивановича Рукавишникова миллионное состояние в наследство и усадьбу Рождествено. В тот же год на собственные средства и под собственной фамилией Владимир издал в Петербурге первый поэтический сборник. Близкая знакомая семьи княгиня Зинаида Шаховская вспоминала: «В те годы он был весёлым юношей, производящим впечатление необыкновенным шармом и поразительной внутренней чувствительностью». Политика не занимала его. Хотя отец всё больше втягивался в водоворот событий.

После Февральской революции Владимир Дмитриевич стал управляющим делами Временного правительства, а 3 марта вместе с бароном Б. Э. Нольде составил акт отречения великого князя Михаила Александровича, где, правда, не исключалась возможность восстановления монархии с санкции Учредительного собрания, которое вскоре будет разогнано, началась Гражданская война.

Набоковы вынуждены были перебраться в Крым, а оттуда, при приближении Красной Армии, эмигрировать в Европу. Из России удалось вывезти лишь часть семейных драгоценностей и реликвий, что позволило семье обосноваться в Берлине, а Владимиру уехать учиться в Кембридж и углубиться в романские и славянские языки и литературу.

Однако в Берлине в марте 1922 года произошла трагедия. Отец Набокова был убит монархистом-черносотенцем – антисемитом Сергеем Табарицким. Старший Набоков закрыл собой бывшего министра и общественного деятеля П. Н. Милюкова и скончался на месте от пули в сердце. Это произошло в здании Берлинской филармонии, где Милюков читал лекцию «Америка и восстановление России».

«Мне досталась жена, каких не бывает »

А жизнь в Берлине кипела: интеллектуальные лекции, театральные премьеры, литературные вечера. Набоков был молод, умён, артистичен, печатался в эмигрантских изданиях, в качестве статиста снимался в кино. «Поклонниц он отгонял тростью», – вспоминала Зинаида Шаховская. «Нарцисс и мастер шахматных задач, он выделялся среди прочих», – отмечал один из знакомых семьи в те годы. Жил, однако, Нарцисс на скромные литературные гонорары и доходы от репетиторства. В 1922 году Владимир увлёкся Светланой Зиверт, но её родители настояли на расторжении помолвки – по их мнению, юноша не мог содержать семью. Набоков и сам был не уверен, нужно ли ему жениться, ведь бытовые обязанности наверняка отрывали бы от творчества.

Однако в мае 1923 года он встречает девушку, про которую скажет позднее: «Она – это то же самое, что я, только в женском обличии, моё полное отражение».

«мы с сёстрами и прислугой успели вскочить в последний вагон состава, самого последнего состава, уходящего на юг, прекрасно понимая, что обратно пути нет в прямом смысле – за поездом разбирали шпалы», – вспоминала она.

Знакомство было многообещающим. Верочка была дочерью Евсея Слонима, владельца издательства «Орбис», печатавшего русскую литературу в английских переводах. Кроме того, отец её создал лесопромышленную компанию, причём Вера с гордостью говорила, что «взамен каждого спиленного дерева Евсей Слоним всегда сажал новое». В Берлине Вера работала в издательстве отца и там впервые познакомилась с произведениями молодого Набокова. «Я решилась встретиться с ним исключительно из любви к литературе», – утверждала она.

Верочка и сама слыла личностью, мягко говоря, нестандартной. Она прекрасно водила машину, мечтала стать лётчицей, регулярно стреляла из автоматического оружия в тире, посещала боксёрские матчи и автогонки. Превосходно знала английский и французский. «Она сама была как боксёр, всегда готовый вступить в схватку и чётко бьющий в цель».

На маскараде 8 мая 1923 года Набокову передали записку – незнакомка назначала ему свидание. Она пришла на встречу в маске волка и так и не сняла её до самого конца прогулки. Но удивило другое: она знала наизусть все стихи Набокова и этим поразила его в самое сердце. Бракосочетание организовали как секретную операцию – никто ничего не знал, кроме нескольких родственников, которых пригласили свидетелями, но их обязали молчать. Вера боялась, что знакомые Набокова станут отговаривать его от брака из-за её еврейского происхождения, да и ему не хотелось обсуждать свой выбор до свершившегося факта.

Никаких фото, торжеств – 15 апреля 1925 года молодые заехали на ужин в дом Веры и как бы между прочим сообщили: «Да, кстати, мы сегодня поженились». Евсей Слоним, отец Веры, был не в восторге от зятя. Он понимал, что репетиторством и эпизодическими публикациями много не заработаешь, а что этот франт ещё умел? Но Вера была непреклонна и не терпела никаких возражений от родственников.

«Мне досталась жена, каких не бывает», – признавался Набоков позднее. Действительно, Вера обладала многими редкими чертами, что и дало возможность Набокову утверждать, что она была создана по одной с ним мерке.

Верочка

Она не боялась бедности и готова была работать сама, давая мужу возможность писать. Она обладала невероятной проницательностью, которая, по словам Набокова, «обнаруживается не столько в связи с искусством, сколько в умении, например, увидеть нимб над сковородой». Она умела выявлять детали, восторгаться мелочами, что для Набокова было очень важно. Однако характер её поначалу даже пугал Набокова: «Она вся состоит из маленьких, стрельчатых, остроконечных движений, из острых углов, которые я с трудом обхожу», – признавался он.

Но! Вера обладала чувством синэстезии: различала цвет и запах самых различных явлений. Такая же способность досталась Набокову в наследство от матери, и он был рад, что может часами обсуждать со своей избранницей запах ветра или цвет какой-нибудь буквы или слова. По воспоминаниям сына, Дмитрия Набокова, утро, которое всегда для его отца начиналось с фирменного коктейля Веры – яйцо, какао, апельсиновый сок, красное вино, – точно так же неизменно сопровождалось спорами, вроде того, какого цвета может быть то или иное явление.

– гений и должен сосредоточиться на творчестве. Она подрабатывала секретарём, переводчицей, стенографисткой, при этом перепечатывала по ночам рукописи набоковских произведений, позднее на её плечи полностью легла забота о маленьком Мите. Набоков и не заметил тех трудностей, которые обычно привносит в дом рождение ребёнка. Для него это было золотоволосое чистенькое чудо – не более.

Пока Вера обеспечивала их быт, Набоков писал, лежа в ванной, удобно усевшись на диване или на заднем сиденье автомобиля, за рулём которого, конечно, была Вера. Так он фактически написал «Лолиту», проехав с Верой почти половину Америки. Без Веры он совершенно не мог обходиться. Да, он так и не удосужился научиться пользоваться телефоном. За него это делала Вера, а он стоял рядом и диктовал, что надо сказать. Если они переезжали, чемоданы, сумки – всё это несла Вера, Владимир Владимирович – только небольшой портфель с рукописями, шахматы и принадлежности для любимой энтомологии.

«Лживость моя была вдохновенной»

В 1933 году перед семейством Набоковых остро встал вопрос о переезде из Германии. К власти пришли фашисты, и на этой волне в среде русской эмиграции возвысились бывшие черносотенцы, главой эмигрантской среды стал тот самый Сергей Табарицкий, который застрелил отца Набокова. Находиться в Берлине Набоков больше не мог, да и для Веры, учитывая её происхождение, это становилось опасно. Набоковы решили переехать в Париж, и Владимир Владимирович отправился «на разведку».

В Париже Набокова приняли тепло. Здесь находился бывший глава партии кадетов П. Н. Милюков, он был обязан отцу Набокова жизнью и, конечно, с радостью протежировал сына. Набоков выступает с лекциями на литературных вечерах, где знакомится с матерью и дочерью Гуаданини. Они – эмигранты из России, его восторженные поклонницы. К тому же Ирина пишет сама, она член объединения молодых писателей Парижа и просит Набокова посмотреть её произведения. Он сразу понял: они заурядны. Но Ирина – красавица! Завязывается бурный роман.

«несутся, как листья, опавшие с ветром». Получает письмо и Вера в Берлине. Письмо анонимное, но в нём подробно описан роман Владимира Владимировича с новой пассией и названо её имя. Вере супруг пишет всё реже, в Германию возвращаться уже не хочет, зовёт в Париж, убеждает: «Без того воздуха, что исходит от тебя, я не могу жить, не могу писать».

Оскорблённая Вера мужу не верит и в Париж ехать отказывается. Но и в Берлине ей оставаться нельзя – Веру уволили с работы, начались еврейские погромы. Она едет в Чехословакию, где на государственном пансионе проживает мать Набокова, «хочет показать ей Митю». Владимиру ничего не остаётся, как отправиться туда же, ведь он давно не видел мать, она стара.

Когда Набоков приехал в Чехословакию, Вера впрямую спросила его о слухах – он всё отрицал. Лживость, как сам он её охарактеризовал, была вдохновенной: он не признался в измене, но тайком отправлял письма Ирине. Тогда из-под его пера и появился рассказ «Озеро, облако, башня». Путешественнику хочется остаться в понравившемся ему тихом и красивом месте, но – нельзя, надо ехать дальше, обстоятельства. Герой рассказа разрывается между двумя женщинами. Описано правдоподобно. На нервной почве у Набокова появляются первые симптомы псориаза, болезнь развивается очень быстро. В конце концов, не выдержав, он признаётся Вере во всём.

Вера отреагировала резко – «или я, или она». «Она (жена) пытается уговорить меня, – пишет Набоков Ирине, – что ты наваждение, что я тебя выдумал». В конце концов, Вера настаивает на своём, и в последнем письме Набоков просит Ирину: «Верни мне, пожалуйста, все мои письма. В них, верно, было много писательского преувеличения». Это было явно написано под диктовку Веры, она и отнесла письмо на почту, уверенная, что положила конец связи мужа. Как оказалось – преждевременно.

«Полумерцанье в имени твоём»

«тайный агент», женщина-врач, которая лечит Набокова от псориаза, сообщила Ирине, где он. Набоков, Вера и Ирина сталкиваются на пляже, и Владимир Владимирович под гневным взглядом жены делает окончательный выбор, приказывая Ирине уйти. Она уходит – больше они никогда не увидятся. Супруги Набоковы уверяли докучливых критиков и биографов, что «со стороны Сирина страсть к Ирине Гуаданини – была лишь «литературой», «сюжетом новой вещи», которую обдумывал тогда молодой и модный романист».

А он действительно тогда писал свой «Дар». И в рассказе «Весна в Фиальте», и в «Истинной жизни Себастьяна Найта», и в романе «Пнин», и даже в последнем романе «Взгляни на арлекинов!» биографы и литературоведы угадывают мерцающий образ Ирины Гуаданини.

Он затаился и в повести «Волшебник», где герой женится на женщине, чтобы быть рядом с её дочерью, в которую влюблён. (Мать, дочь Гуаданини, начало романа – мотив рассказа?) Набоков сам перепечатывает его, тайком от Веры, и тут же сообщает жене, что рассказ утерян. Набоков и сам не ожидал, что этот рассказ станет некой связующей нитью между ним и потерянной возлюбленной и послужит весточкой, на которую спустя годы Набоков получит от Ирины ответ – тоже в форме рассказа. А ещё сборник её стихов «Письма»: «Кружатся, как ветром носимые птицы, слова, как огонь – не сжигают страницы…»

«Как звать тебя, ты полумнемозина, полумерцанье в имени твоём…» – стихотворные строки из романа Набокова «Дар» обращены к главной героине Зине Мерц. Но они отчётливо характеризуют череду женских образов в творчестве писателя, которые как бы существуют одновременно в двух плоскостях – реалистической и некой эфемерной, выдуманной. Они – либо воспоминание из идеализируемого прошлого, как героиня романа «Машенька», либо наваждение (слово, часто употребляемое Набоковым), помешательство героя, как Лолита. В воображении – нимфетка, в реальной жизни – своевольная, вульгарная, порочная особа.

Своё представление о любви Набоков выразил в рассказе «Музыка». На музыкальном вечере герой встречает бывшую жену, с которой расстался из-за измены. В нём снова вспыхивает, казалось бы, забытое чувство, и пока звучит музыка, оно нарастает, захватывая героя. Однако с последними аккордами оно превращается в «облако пыли, ужасную весть», и остаётся только обида. Так воплощается вечное противопоставление реального, грубого, часто безысходного и идеального, недостижимого, прекрасного, что чётко прослеживается в творчестве Набокова. Вполне возможно, это отголосок противопоставления Веры и Ирины. Того, что есть, что рядом, близко, и того, что не произошло, на что не хватило духу.

«Первая робкая пульсация «Лолиты» промелькнула во мне где-то в 1939–1940 году в рассказе «Волшебник», – признаётся Набоков в послесловии к американскому изданию «Лолиты» в 1958 году. Конец рассказа трагичен – его явно предопределил разрыв с Ириной Гуаданини. Когда герой в отчаянии от того, что, испугавшись его ласк, юная возлюбленная оттолкнула его, бежит по улице, его сбивает грузовик, с грохотом вырвавшийся из-за угла. Этот рассказ Набоков читал только один раз нескольким близким друзьям, в числе которых, по его собственному признанию, была и его лечащий врач, подруга Ирины. Он нисколько не сомневался, что в самом ближайшем будущем она передаст «адресатке» его содержание.

Однако выбор был сделан, отступать некуда. После разрыва с Ириной здоровье Набокова медленно пошло на поправку. Отношения с Верой наладились.

«Ураган Лолита »

В мае 1940 года к Парижу приближаются немецкие войска, Набоковы снова вынуждены бежать. Они успевают на последний рейс пассажирского лайнера Сhamplain, зафрахтованного американцами для спасения еврейских беженцев.

«Мы с отцом по-разному запомнили цвет того волнующего предмета, который означал большую перемену в нашей жизни, – вспоминал Дмитрий Набоков. – Это была колоссальная труба парохода Сhamplain, который должен был переправить нас в Нью-Йорк. Мне она помнится светло-жёлтой, а отец говорил, что она была белого цвета».

В Америке жизнь пришлось начинать сначала. Набоков начал писать по-английски. Не надо думать, что это было просто. На жизнь в Америке Набоков зарабатывает, читая лекции по русской и мировой литературе в университетах и колледжах. Вера как всегда рядом. Она присутствует на всех занятиях, пишет для мужа лекции, даже читает за него, когда он болеет или капризничает. Студенты называли её «седовласой орлицей», иногда «седым сфинксом в чёрном платье» – она была малоразговорчивой, в отличие от Набокова, который чувствовал себя на публике как рыба в воде.

Некоторые знакомые полагали, что Вера «боится, что он увлечётся молоденькой студенткой». Тем более что профессор Набоков действительно имел у юных особ большой успех. Вера ничего не комментировала. Даже когда до неё стали доходить слухи о романе мужа с Кэтрин Риз Пиблз, воспитанницей колледжа Уэллсли, она сделала вид, что ей ничего об этом не известно – во всяком случае, для посторонних.

«Он любил не маленьких, а именно молоденьких девочек, – вспоминала позднее Кэтрин. – Я забиралась под длинное профессорское пальто на ватине, и мне нравилось, как он изучал меня. А однажды на доске вместо темы лекции он написал: «Я люблю тебя». И быстро стёр».

Наконец, Вера решительно положила конец этому увлечению. Она же не позволила, чтобы в порыве дурного настроения он уничтожил новый роман, прототипом героини которого, как считают, послужила Кэтрин. Это была легендарная «Лолита».

исписанные яркими фиолетовыми чернилами. Из дома выбежала женщина и бросилась спасать рукопись. Мужчина в гневе закричал на неё. И тогда в ответ, как вспоминает один из свидетелей, «послышался грозный рык, рык волка»: «Пошёл вон отсюда! – «рычала» женщина. – Пока я жива, рукописи не горят. Ясно?»

Так Вера спасла набоковскую «Лолиту», которая вскоре была опубликована в издательстве «Олимпия пресс» и возглавила список мировых бестселлеров. Издатели боролись за авторские права, тем самым заодно, как шутила Вера «и за перспективу в числе первых угодить в тюрьму за издание непристойностей».

Скандалы в прессе подогревали успех. Стали востребованы все ранние произведения Набокова. Стенли Кубрик снял по роману фильм, который был номинирован на семь наград. В дверь Набокова постучалась мировая слава. Деньги потекли рекой, он как будто открыл золотую жилу. Вера реагировала как всегда сдержанно. «Я наконец-то купила себе весёленькое платье», – сообщала она сыну. Набоков же завёл в дневнике особую страницу, назвав её «Ураган Лолита», чтобы записывать на ней всё, что происходит с его романом.

«В конце дороги будет смерть »

В 1955 году Набоковы из Америки переехали в Швейцарию. Теперь средства позволяли поселиться не в дешёвой гостинице, а на последнем этаже величественного отеля «Монтрё-Палас» в номере с видом на Женевское озеро. Здесь они воплотили полностью идеал своего существования, о котором ещё в 30-е годы написала их знакомая по Петербургу княгиня Зинаида Шаховская: «Полная изолированность – вот что им нужно».

рассказ «Туннель», который начинался эпиграфом из Набокова (Сирина). Сюжет рассказывал о том, как отвергнутая возлюбленная приезжает к морю, чтобы объясниться, и находит предмет своей страсти на пляже, гуляющим с ребёнком. Между героями происходит бурная сцена. Героиня рассказа вынуждена уйти, она оскорблена. И по пути на станцию она взбирается на холм, земля осыпается под ногами, и она падает в туннель, из которого с грохотом вырывается поезд, – явная перекличка с рассказом «Волшебник» самого Набокова.

Набоков внимательно прочёл рассказ и спрятал его от Веры. Он понял ответное послание Ирины. Он понял, что она прочитала «Лолиту». Для него неожиданно воплотился в реальности давний сюжет ещё 1933 года. Тогда Набоков написал рассказ «Адмиралтейская игла». В нём герой покупает в книжной лавке произведение некоего автора по фамилии Солнцев и, читая его, узнает своё прошлое, свой юношеский роман с девушкой, про которую давно забыл. Теперь эта девушка выросла и написала книгу, воссоздав их отношения. Правда, под мужским псевдонимом. Но герой безошибочно угадал, чьё это произведение.

В 1961 году Набоков, прочитав «Туннель», также не имел сомнений, кто на самом деле его автор. «В конце дороги будет смерть» – такое пророчество содержалось в произведении Ирины. Увы, оно вскоре осуществилось во время одного из путешествий.

Как вспоминал Дмитрий Набоков, всё началось с того, что «летним днём 1975 года в Давосе отец упал на скате горы во время охоты на бабочек и застрял в неловком положении на крутом склоне (почти как героиня в рассказе Гуаданини «Туннель»). Проплывавшие над ним на фуникулёре туристы, которых он звал на помощь, размахивая сачком, в ответ хохотали, принимая всё это за шутку праздного гуляки. Когда же он, наконец, доплёлся до вестибюля гостиницы, ему ещё сделали выговор, что его короткие штаны находятся не в лучшем виде. То происшествие положило начало череде недомоганий, не отступавших вполне до самых ужасных дней в Лозанне, когда отца не стало. Во всяком случае, – заключал Дмитрий, – именно с этого времени он стал терять физическую величественность. При своём шестифутовом росте начал сутулиться, его шаги на нашем обычном променаде вдоль озера сделались короткими и нетвёрдыми».

Несмотря на плохое самочувствие, Набоков – под присмотром Веры – не переставал заниматься творчеством, начал писать роман «Лаура и её оригинал». Увы, вскоре его состояние ухудшилось, и его срочно отвезли в госпиталь Нестле. Он пишет Вере: «Я бы согласился полежать здесь подольше, если бы ты всегда была рядом, если бы было можно положить тебя в нагрудный карман и никогда не отпускать».

«Мы с матерью старались не верить в худшее, старались не замечать, как его постель в клинике из одра болезни превращается в одр смерти, – вспоминал Дмитрий позднее. – Однажды утром молодая, шмыгающая носом сестра ушла, не закрыв окно, отца просквозило, и это привело к простуде, ускорившей конец. Глядя на яркий день за окном, отец негромко воскликнул, что лёт бабочек будет хорошим. Мы с матерью сидели подле него, когда он, давясь едой, которую я уговаривал его съесть, сделал три судорожных вдоха и скончался от застойного бронхита».

Это произошло 2 июля 1976 года. Вера не проронила ни слезинки. Она только посмотрела на сына и предложила: «Давай наймём самолёт и разобьёмся».

Кстати

до смерти попросила Дмитрия: «Молись, чтобы я умерла мгновенно», – и тихо скончалась на руках сына в возрасте восьмидесяти девяти лет.

Виктория Дьякова