Изакар Анна: Набоков, шахматы, кино

Набоков, шахматы, кино

Берлин, 20-е годы

Фото Макса Миссмана

В то время как экзальтированная часть русской эмиграции в тоске по ушедшему «усадебному веку» находила отраду в пагубных увлечениях кокаином, шведскими семьями да театрализованными самоубийствами, Владимир Набоков нашел себе вполне здоровое и оптимистическое хобби. В эти годы только-только начинало приобретать свои очертания искусство кинематографа. Сложно сказать, имело бы сие увлечение какие-то последствия в иной точке пространства и времени, но хронотоп благоволил: Берлин 20-х годов, в котором «в те дни фильмовые компании, — по словам Набокова, — плодились, как поганки», стал центром зарождающейся киноиндустрии. А именно там проживал Набоков с 1922 по 1937 гг. В свете кинопрожекторов нового «фильмового» искусства единственно и стоит рассматривать его биографию берлинского периода.

Одним из самых занятных, но малоизвестных фактов набоковской биографии (нашедшем, впрочем, подтверждение в каноническом труде биографа Бойда) является то, что основным увлечением Набокова (на которое он тратил все свободное время на протяжении нескольких лет) были съемки в массовках на берлинской киностудии. За годы, проведенные в Берлине, он снялся в роли статиста, как минимум, в десятке немецких фильмов. В том числе в первой части классической трилогии Фрица Ланга «Доктор Мабузе».

В этой набоковской киноодиссее стоит, пожалуй, подробнее остановиться на одном забавном факте, завораживающем своей абсурдностью. Дело в том, что Набоков в качестве статиста (пара крупных планов) снялся в советском фильме. И не где-нибудь, а у самого Пудовкина, в фильме под названием «Шахматная горячка». Это странное открытие принадлежит автору беллетризированной биографии Набокова «Silvery light» (к сожалению, не переведенной еще на русский язык) — Чарльзу Кинботу: «Сирин — его тонкое лицо, высокий выдающийся лоб, темные брови, подчеркнутые гримом, — ненадолго появляется в массовке в сцене шахматного турнира — вверху слева, на самой границе кадра. Он безразлично взирает на происходящее, словно позирует для портрета».

Чтобы снизить градус фантастичности, обратимся к предыстории. В 1924 году в Берлине по инициативе Пудовкина была создана совместная немецко-русская производственная кинокомпания «Деруфа» («Дойче-Русише Филм Альянс»). Одним из первых проектов кинокомпании стал короткометражный фильм «Шахматная горячка». По словам киноведа Керстена Шумахера, большинство сцен этого фильма снималось в перестроенном амбаре в предместье Берлина, что было много дешевле, чем предполагаемая стоимость аналогичных съемок в Москве.

Набоков в Кембридже, 1920 г.

«Шахматная горячка» — комедийная история о незадачливом женихе, который настолько одержим шахматами, что забывает о своей невесте. Сюжетная основа фильма — возникшее противоречие между его страстью к шахматам и его любовью к невесте. Увлечение шахматами у главного героя фильма носит несколько маниакальный характер: он постоянно играет какую-то бесконечную партию — на клетчатой скатерти за столом, мысленно на улице по дороге к невесте, на носовом платке в клетку, сидя у ног обиженной на него возлюбленной.

Если отбросить установку на комедийность этого сюжета, то возникает устойчивое дежавю. В пыльных коридорах памяти тут же находится ответ: ну да, «Защита Лужина», Владимир Набоков.

 художник-постановщик фильма постарался на славу, наполнив картину навязчивыми шахматными мотивами, которые вдруг обнаруживаются в самых неожиданных вещах: в рисунке носков главного героя, на скатерти, в глазури торта (для сравнения у Набокова: «…но шахматы исчезли не сразу. Сквозь скатерть проступали ровные квадраты, и такие же квадраты, шоколадные и кремовые, были на пироге»), в расстановке темных и светлых фигур в витрине магазина, в черно-белых квадратах выложенной плитами мостовой (те самые плиты, которые овладевают умом одержимого шахматами Лужина). Кадр, кстати, где герой фильма стоит на этом шахматном поле плит и смотрит на свою тень, — это же просто иллюстрация к сцене из седьмой главы романа: Лужин смотрит на собственную тень, которая попала в огромный квадрат лунного света.

И тут уже не знаешь — то ли Пудовкина в плагиате обвинять, то ли соорудить очередную мистификацию (благо, их в набоковедении с избытком): что, мол, Набоков оказывается не только снимался в фильме «Шахматная горячка», но и сам фильм — это экранизация романа «Защита Лужина», сценарий к которой инкогнито написал Набоков, адаптировав немного сюжет до уровня советского зрителя. Почему бы и нет. Приписывают же ему до сих пор иные исследо- ватели авторство «Романа с кокаином». Впрочем, есть одно «но», которое немного портит дело. Роман «Защита Лужина» был написан через несколько лет после выхода «Шахматной горячки».

причинно-следственных связей, предлагаю другую версию. Все эти совпадения (на уровне сюжета, мотивов, персонажей) можно было бы, конечно, вытеснить в темную сферу фантастически-необъяснимых совпадений, если бы можно было предположить (а предположить это было бы резонно), что Набоков фильм Пудовкина не видел. Однако он его не просто видел, но и участвовал в съемках. Вывод напрашивается один: фильм «Шахматная горячка» послужил отправной точкой для создания романа «Защита Лужина».

О справедливости этого предположения свидетельствует еще одна деталь — побочная линия романа, связанная с шахматным продюсером Лужина — Валентиновым. В последней главе романа Валентинов, сменивший род деятельности, став сценаристом, предлагает Лужину сниматься в своем новом фильме (в сцене шахматного турнира) в роли себя самого, т. е. известного шахматиста Лужина. Аналогия здесь с фильмом Пудовкина — прямая: в «Шахматной горячке» есть эпизод с шахматным турниром, а главное — в этом турнире участвует знаменитый шахматист Капабланка, роль которого исполняет, собственно, сам шахматист.

Таким образом, можно утверждать, что «Защита Лужина», по сути, является новеллизацией фильма «Шахматная горячка».

Справедливости ради надо сказать, что увлечение Набокова кинематографом не сводилось, безусловно, к десяти маркам, которые он время от времени получал как участник массовки. В 20-е — с надеждой на экранизацию. Это, конечно, «Камера обскура» и «Король, дама, валет». Разговоры об их «кинематографичности» и «визуальности» давно уже стали общим местом в набокововедении. В пользу того, что «Камера обскура» и «Король, дама, валет» были задуманы Набоковым как сценарии, есть еще один весомый аргумент: главные герои этих двух романов (в отличие от остальных романов русского цикла) — немцы, тогда как классический герой русскоязычных текстов писателя — русский эмигрант. Логика понятна: какому нормальному немцу интересно будет фильму снимать (смотреть) о русских?

Интересно и то, что роман «Камера обскура», вернее, если сузить тему, образ его главной героини Магды, является травестийной автопародией, восходящей к некоторым фактам «берлинской» биографии Набокова.

Магда мечтает быть «фильмовою звездой», ну или — как минимум — приобщиться к миру синематографа. Однако попасть в этот мир ей удается только в качестве билетерши, что, впрочем, дает ей возможность познакомиться с Кречмаром, человеком не чужим в синематографических кругах. Магда становится его содержанкой и убеждает его финансировать некую фильму, в которой ей предоставляется пусть не главная, но роль.

Ничего, собственно, особенного — расхожий сюжетец: Набоков погружает своих героев). Ничего интересного в этом и не было бы, если бы «Камера обскура», как и больши- нство романов Набокова, не имела статус квазимемуаров, которые так или иначе коррелируют с биографией автора. Эдакий гипертекст, в котором вот только иной раз не знаешь, куда кликнуть.

В данном случае источник необходимых биографических сведений оказался под рукой. Книга Томаса Урбана «Набоков в Берлине» поведала о том, как начиналась незатейливая карьера Набокова в области киноиндустрии: «Через русскую актрису, с которой у него был короткий роман, Набоков познакомился с немецким кинопродюсером и вскоре начал сниматься на берлинской киностудии УФА в качестве статиста». В этом же году Набоков участвует в массовках в триллере Ланга «Доктор Мабузе», в котором, по словам того же немецкого биографа, он «чуть не получил главную роль посредством другой русской акрисы, с которой у Набокова тоже был флирт».

В поле притяжения набоковской биографии оказывается еще один эпизод «Камеры обскура»: мелодраматический крах мечты героини — премьера фильма с ее участием, во время которой Магда не узнает себя на экране. Этот мотив не-узнавания актуализируется во всех текстах Набокова, как только речь заходит о кино. Порой он приобретает комедийный оттенок, как, например, в известном автобиографическом анекдоте о том, как на премьере кубриковской «Лолиты» Набокова приняли за Хичкока.

«искусством узнавания»), контекстуально связанная с тем же берлинским периодом биографии писателя: «В одном из фильмов Набоков был снят крупным планом: он стоял в группе статистов, которые должны были аплодировать в театре; камеру направили на него, очевидно, потому, что на нем единственном был надет темный вечерний пиджак. Набоков пригласил своих знакомых на премьеру фильма, чтобы показать им эту сцену. Однако он появлялся на экране лишь на долю секунды, так что никто не мог узнать его, соответственно, разочарование обеих сторон было огромным».

Подобный эпизод описывает и Бойд. Набоков вместе со своим другом Лукашем смотрел фильм, в котором недавно снялся: «Он увидел, как его лицо осветилось и померкло, и указал Лукашу на экран. Но кадры промелькнули так быстро, что Лукаш фыркнул только, решив, что Набоков выдумал свой кинотриумф». (Кстати, ровно этот же эпизод перекочует в роман «Машенька»: Ганин в кинотеатре с двумя барышнями вдруг понимает, что он смотрит фильм, в котором когда-то снялся в массовке в толпе аплодирующей театральной публики).

Спустя несколько десятков лет Набокову представится шанс реабилитироваться в кинематографическом искусстве — известный режиссер Стэнли Кубрик предложит ему написать сценарий к фильму «Лолита», но Набоков откажется. Однако через год почему-то даст согласие. Кубрик рассказывал, что при обсуждении претенденток на роль Лолиты Набоков предложил взять на эту роль лилипутку, с чем Кубрик, понятно, не согласился. Набоков же в одном из интервью утверждает, что принял решение писать сценарий к фильму только лишь потому, что иначе из его Лолиты сделали бы карлицу. Кто кому помешал в воплощении этого чудесного замысла — Кубрик ли Набокову, Набоков ли Кубрику — для исследователей загадка, но все же мотивация недостаточна для того, чтобы известный к тому времени писатель Набоков потратил полгода жизни на сценарий для голливудского режиссера, от написания которого он давеча благополучно отказался.

«Лолита», реж. Стэнли Кубрик

«Лолита»: «Превращение собственного романа в киносценарий, — говорит он, — подобно созданию серии эскизов к картине, которая давно закончена и одета в раму». В романе (все помнят) есть такой персонаж — м-р Куильти, тот самый, что уводит Лолиту у Гумберта, голливудский сценарист, любитель маленьких девочек. Так вот, предложение Кубрика написать сценарий, по сути, было для Набокова предложением стать персонажем собственного романа, но в обратном порядке (эскиз к давно законченной картине). Стать Магдой, подарив ей несколько конфузов своей биографии, это знаете ли, каждый, так сказать, писатель может. Другое дело из писателя Владимира Набокова превратиться в м-ра Куильти, голливудского сценариста-педофила, нарушив все

И если в случае романа «Камера обскура» можно говорить о вполне традиционной автопародии писателя на некоторые факты своей биографии, то сценарий «Лолиты» — это уникальный случай, когда факт биографии становится сознательной автопародией на собственное произведение.

И, чтобы круг уже замкнулся окончательно, стоит сказать, что идея эта, равно как и идея экранизации была заложена в самом тексте романа: «Если вы хотите сделать из моей книги фильм, предлагаю такой трюк: пока я рассматриваю эти физиономии, одна из них тихонько превращается в мое лицо».

Берлин, 20-е годы Фото Макса Миссмана