Владимир Набоков был связан с Соловками
"Гром "чисток", который ударил в "старых большевиков", героев его юности, потряс Бомстона до глубины души, чего в молодости, во дни Ленина, не могли сделать с ним никакие стоны из Соловков и с Лубянки." (Набоков Владимир. Нью-Йорк. 1954)
Набоков Владимир: англичанин не внимал стонам Соловков...
"Говорят, что в ленинскую пору сочувствие большевизму со стороны английских и американских передовых кругов основано было на соображениях внутренней политики. Мне кажется, что в значительной мере оно зависело от простого невежества. То немногое, что мой Бомстон и его друзья знали о России, пришло на Запад из коммунистических мутных источников. положение громадных скрещенных ног и говорил, что, не будь союзной блокады, не было бы и террора. Всех русских эмигрантов, всех врагов Советов, от меньшевика до монархиста, он преспокойно сбивал в кучу "царистских элеменов" и, что бы я ни кричал, полагал, что князь Львов - родственник государя, а Милюков - бывший царский министр. По его мнению, то, что он довольно жеманно называл "некоторое единообразие политических суждений" при большевиках, было следствием "отсутствия всякой традиции свободомыслия" в России. Особенно меня раздражало отношение Бомстона к самому Ильичу, который, как известно всякому образованному русскому, был совершенный мещанин в своем отношении к искусству, знал Пушкина по Чайковскому и Белинскому и "не одобрял модернистов", причем под "модернистами" понимал Луначарского и каких-то шумных итальянцев; но для Бомстона и его друзей (...) наш убогий Ленин был чувствительнейшим, проницательнейшим знатоком и поборником новых течений. (...) Гром "чисток", который ударил в "старых большевиков", героев его юности, потряс Бомстона до глубины души, чего в молодости, во дни Ленина, не могли сделать с ним никакие стоны из Соловков и с Лубянки. С ужасом и отвращением он теперь произносил имена Ежова и Ягоды, но совершенно не помнил их предшественников, Урицкого и Дзержинского. Между тем как время исправило его взгляд на текущие советские дела, ему не приходило в голову пересмотреть, и может быть осудить, восторженные и невежественные предубеждения его юности; оглядываясь на короткую ленинскую эру, он все видел в ней нечто вроде quinquennium Neronis".
Вторая версия этого эпизода
"Разговор разваливался, и Бомстон уцепился за политику. Дело было уже в конце тридцатых годов, и бывшие попутчики из эстетов теперь поносили Сталина (перед которым, впрочем, им еще предстояло умилиться в пору Второй мировой войны). В свое время, в начале двадцатых годов, Бомстон, по невежеству своему, принимал собственный восторженный идеализм за нечто романтическое и гуманное в мерзостном ленинском режиме. Теперь, в не менее мерзостное царствование Сталина, он опять ошибался, ибо принимал количественное расширение своих знаний за какую-то качественную перемену к худшему в эволюции советской власти. Гром "чисток", который ударил в "старых большевиков", героев его юности, потряс Бомстона до глубины души, чего в молодости, во дни Ленина, не могли сделать с ним никакие стоны из Соловков и с Лубянки. С ужасом и отвращением он теперь произносил имена Ежова и Ягоды, но совершенно не помнил их предшественников, Урицкого и Дзержинского. Между тем как время исправило его взгляд на текущие советские дела, ему не приходило в голову пересмотреть и может быть осудить восторженные и невежественные предубеждения его юности: оглядываясь на короткую ленинскую эру, он все видел в ней нечто вроде quinquennium Neronis (Нероновское пятилетие (лат.)
Комиссар в семье Набоковых
и ссылка родственницы писателя в Соловки
"Весной 1914-го года, когда Ленский нас окончательно покинул, к нам поступил тот Волгин, которого я уже упоминал, сын обедневшего симбирского помещика, молодой человек обворожительной наружности, с задушевными интонациями и прекрасными манерами, но с душой пошляка и мерзавца. К этому времени я уже не нуждался в каком-либо надзоре, учебной же помощи он не мог мне оказать никакой, ибо был безнадежный неуч (проиграл мне, помню, великолепный кастет, побившись со мной об заклад, что письмо Татьяны начинается так: "Увидя почерк мой, вы верно удивитесь"), и все, что от него я получил (кроме кастета), были рассказы, которыми я сначала заслушивался, о его похождениях с женщинами - рассказы, вскоре сменившиеся неприличными сплетнями о нашей семье: он их добывал у одной моложавой нашей родственницы, на которой впоследствии женился. При Советах этот бархатный Волгин был комиссаром - и вскоре устроился так, чтобы сбыть жену в Соловки. Не знаю, чем кончилась его карьера." (Набоков Владимир. "Другие берега". ).
Судьба однокласников: один - в Лондон, другой - в Соловки
Писатель Олег Волков - фигура не столь прославленная,.. но более чем достойная. В России писатель -это всегда судьба... Первый свой срок он отсидел на Соловках, там еще была Соловецкая республика...
"Я датирую наше знакомство июлем, потому что только что до России достигла весть о смерти Владимира Владимировича Набокова, о чем я ему тогда рассказал. И вот наше знакомство в автобусе началось с того, что он сказал: "А, он умер! " И с такой легкой интонацией: "Я же с ним за одной партой сидел! " Тогда что-то и сдвинулось у меня в сознании - получается, что, поскольку Волков сидел не только за партой, он просидел от "Машеньки" до "Лолиты"... Вот вам какая разводка судеб - Набоков и Волков. Они были воистину одноклассники, то есть люди одного класса." (Андрей Битов Инт. Галина М., Литературная газета, №3, Москва. 19.01.2000)
Несмотря на то, что номинация не состоялась, Набоков выразил глубокую благодарность Солженицыну за этот жест в письме, отправленном в 1974 году, после высылки Солженицына из СССР.