ВЕРА
Миссис Владимир Набоков
Посвящается Марку
Введение
«Лиснер», 23 октября 1969 г.
Это история о женщине, о мужчине, а также о семейном союзе, о триединстве, которое складывается в каком угодно порядке. Для Веры и Владимира Набоковых арифметика была проста: три единицы составляют единое целое. «Реально одно лишь число — единица…» — утверждает дважды вымышленный герой, центральная фигура в первом англоязычном романе Набокова. По воспоминаниям его многолетнего издателя, публичное появление писательских пар случалось нередко, но набоковская чета впечатляла своей слитностью. Они были неразлучны, как сиамские близнецы. «Более тесных отношений между супругами я в жизни не встречал», — вспоминает, отражая мнение огромного большинства, Уильям Максуэлл. Даже недоброжелатели признавали, что Вера Набокова принимает невиданное участие в работе своего мужа. Это тем более удивительно для русских, не слишком склонных к сотрудничеству.
был один на двоих. В записной книжке каждого присутствуют оба почерка; набоковским начинаются записи с одного конца, Вериным — с другого. На третьем году супружеской жизни Владимир в письме матери извиняется, что пишет карандашом: в соседней комнате Вера правит корректуру ручкой, имевшейся у них, судя по всему, в единственном экземпляре. Тридцать пять лет спустя Вера сетует на то же самое. Она-де пишет карандашом, так как ее ручка вечно занята. Только к концу письма к Вере возвращается от мужа ее ручка. Для биографа они представляли неблагодатный материал: слишком редко разлучались. Вот бы прожили так, как Луиза Коле с Флобером, — сотня писем и лишь шесть встреч за полтора года! Отношения Набоковых многим представлялись потрясающей историей большой любви.
«Она оставалась женой, и только», — вспоминал издатель, с которым та тридцать лет вела переписку от имени Набокова. «Она была лучшей в мире из писательских жен, не просто достойной мужа, еще и с собственным интеллектом», — говорил о ней один из друзей. «Не жена, а святой Себастьян в юбке!» — замечал другой. При всем этом сама Вера о себе предпочитала говорить от противного. Не русская аристократка. У Набокова не первая невеста. Решительно не считает себя — что особо подчеркивала — шофером мужа. Никакая не «смуглая леди» шекспировских сонетов; книг не пишет и героиней в них не выступает. Ей в его книгах явно принадлежит всего лишь одна яркая, мимолетная роль. Соответственно, появление ее на сцене — это попытка выманить черную кошку из темноты. Лолита — вечная «Долорес» на пунктире бланков; Вера Набокова и есть этот пунктир, живое воплощение многоточия. «Она польская княжна, кажется?» — предположил переводчик, работавший с Верой. Один издатель считал ее француженкой. Студенты мужа принимали ее за немецкую графиню. Довольно многие корреспонденты Веры считали, что девичья фамилия у нее вымышленная. Биографам Набокова при жизни его жены ничего не оставалось, как обходить ее образ молчанием.
— перевод «Евгения Онегина» и «Лолита», первое было вдохновлено Верой, второе ею спасено. В последующие годы двумя самыми важными задачами для писателя сделались русский перевод «Лолиты» и переработанное издание мемуаров «Память, говори». Вера помогала в осуществлении первого замысла и внесла свою лепту в осуществление второго. Первый набоковед, она стала полноценным творческим партнером мужа во всех его делах. С ранних пор Вера испытывала необходимость приобщиться в жизни к чему-то великому. Набокову же, как тот утверждал после первой встречи с ней, сделалась крайне необходима Вера. Адвокаты, издатели, родственники, друзья — все сходились в едином мнении: «Без нее он ничего бы в жизни не достиг». Этот брак поставил Веру в центр всеобщего внимания; натура повелевала ей держаться в тени. Как, впрочем, и некоторые ее жизненные обязанности, для которых шум был только помехой. Набоков очень любил сочинять, сидя в машине, «единственном месте в Америке, где тихо и не сквозит». Вера привозила его в обожаемую им глушь где-нибудь на Западе и оставляла в машине под деревом. Затем послушно исчезала из вида.
Лишь одному человеку в мире неизменно представала она крупным планом. В ее присутствии Набоков вел себя совершенно особенно. Оживленно заигрывал с женой; подшучивал над ней. Казалось, будто оба таят от всех какой-то свой секрет. И в поздние годы эти двое вели себя на людях как дети, которые при взрослых незаметно уговариваются, что стоит говорить вслух, а что нет. Один коллега по Корнеллскому университету даже отпустил в адрес Набокова весьма заковыристый эпитет, назвав его «самым укзориозным [1]» мужчиной из ему известных. Набоков считал жену проницательной, мудрой, самобытной личностью, наделяя еще множеством всяких привлекательных качеств. Как-то в 1949 году он высказался неодобрительно в отношении студента, увлекшегося девушкой, не блиставшей красотой. «Но красота — это еще не все!» — возразил коллега по Корнеллскому университету. «Ах, мистер Кигэн, мистер Кигэн, не будем обманываться! Красота — это все!» — заверил его профессор Набоков. Один из американских поклонников Набокова летом 1967 года разыскал писателя с женой в Италии, где они вдвоем отдыхали. Те спускались по горной тропе с сачками для бабочек. Набоков ликовал. В тот день утром он обнаружил редкий вид бабочки, за которой давно охотился. И вернулся назад за женой, с которой прожил уже сорок два года. Хотел, чтобы та была рядом, когда он накроет сачком свой трофей.
«Портрет автора в зеркале»; зеркало Набоков обрел в сияющей голубизне Вериных глаз. В основе литературы со свойством высокого преломления, как и в основе всякого брака, неизменно присутствует иллюзия. Набоков упивался тем, что Вера его идеализировала, видя себя совершенно особенным в ее глазах. Встретив его впервые, Вера угадала, что перед ней величайший писатель своей эпохи; лишь этой истине она и служила последующие шестьдесят восемь лет жизни, как бы вознаграждая себя за все потери и бури, за все исторические катаклизмы. Она делала все возможное, чтобы Набоков жил не во времени, а исключительно в искусстве, оберегала от судьбы стольких его персонажей, пребывавших во власти различных страстей. Талант писателя уходит в работу, не в повседневность, — это Вере регулярно приходилось объяснять членам семьи; их письма Набоков препровождал жене, она писала ответы. В результате возникали понятные недоразумения, с годами накапливавшиеся и усугублявшиеся.
Существует мнение, будто Набоковы «превратили свой союз в произведение искусства». Благодаря ему они прошли вместе богатейший творческий путь. Эти уникальные отношения охватывают и берлинский период 1920-х, и их жизнь в американской провинции 1950-х, и швейцарский период 1970-х годов. После явления «Лолиты» Вера сделалась Набоковым для публики, стала его голосом. У нас обычно явственней слышно мужей, но эта жена оказалась непохожей на других: она редактировала, говорила, выступала за своего мужа, создавая его образ. Во многом надменный, недоступный, непостижимый «В. Н.» был ее творением. Если попытаться вскрыть это единство, увидишь, на чем зиждется монумент, что таится под ним.
Вера Набокова (приехав в Америку, она стала писать свое имя с ударением, Véra, чтобы по-английски правильно произносилась гласная) — личность выдающаяся как жена человека выдающегося, точнее, как жена человека, которому помогла выдающимся стать. Заслуга ее состоит в том, что она сумела полней раскрыть талант мужа. А это весьма немало; брак сделался основой жизни писателя. Он высветил их обоих. Он сформировал творчество Набокова. Пожалуй, вернее всего высказался Сол Стайнберг: «О Вере, не упоминая Владимира, писать было бы трудно. Но писать о Владимире, не упомянув Веру, было бы невозможно». Ее жизнь прошла заметками на полях, но иногда — как учит нас сам Набоков — комментарий и есть история.
— не литературоведческое исследование. С юных лет и до последнего дня жизнь Веры Набоковой была заполнена настоящей литературой, ее она улавливала безупречно тонким чутьем, впитывала изумительной памятью и любила почти благоговейно. Но писателем не была. Она была просто жена.
1. * Uxor (лат.) — жена, uxorios (англ.) — чрезмерно привязанный к жене. (Здесь и далее сноски, помеченные «*» принадлежат переводчику.)
«Реально одно лишь…» — ИЖСН // Набоков В. Романы. М.: Худ. лит-ра, 1991. С. 91.
…появление писательских пар… — Interview with Frank Taylor, May 17, 1995.
«Более тесных отношений…» — Interview with William Maxwell, May 4, 1995. Карл Проффер рассказывал Брайану Бойду: «Они казались одним человеком». Boyd notes of April 28, 1983, Boyd archive. А также: Vivian Crespi, April 5, 1995; Matthew J. Bruccoli, April 18, 1995; Herbert Gold, June 22, 1995.
… — Interview with Zinaida Shakhovskoy, October 26, 1995. Извинения за карандаш. — BH матери, 24 января 1928, Семейный архив Набоковых (VNA); ВеН Елене Левин, 10 марта 1963, PC.
«Она оставалась женой…» — Interview with James Laughlin, July 27, 1995.
«Она была лучшей в мире…» — Herbert Gold to author, June 19, 1995.
«святой Себастьян в юбке!» — Interview with Alfred Appel, April 19,1995.
Машина. — VéN to DN, July 1, 1960, VNA.
…яркая, мимолетная роль… — КДВ // Набоков В. Собр. соч. В 4 т. Т. 1. М.: Правда, 1990. С. 269.
«…польская княжна…» — Interview with Helmut Frielinghaus, May 28, 1996.
Студенты мужа… — Interview with Joanna Russ, May, 6, 1996 (немецкая принцесса); Marvin Shapiro, October 22, 1996 (русская графиня); Peter Klem, September 25, 1996; Interview with Ivan Obolensky, May 31,1996 (француженка).
…обходить ее образ… — «В центре биографии Набокова зияет дыра, которая останется навсегда; что придает романтичность всей истории его жизни», — заключает Бойд в конце своего труда в две тысячи страниц и о двадцати семи главах. «The Nabokovian», 27 (Fall 1991). См. также: Andrew Field. Nabokov: His Life in Part (New York: Viking, 1977), 180: «Пока я сам не создам себе портрет Веры Евсеевны, могу сказать только, что практически все известные мне из опубликованных ее описаний поражают своей исключительной и даже значительной неполноценностью». И Бойд, и Филд, хотя и являлись современниками Веры, близко допущены не были.
двумя самыми важными задачами… — VN diary entry, March 10, 1966, VNA.
«Без нее он ничего бы…» — Interview with William Maxwell, May 4, 1995. Отголоски у Beverly Loo, Louba Schirman, HS, Joseph Iseman, Vivian Crespi.
«…единственном месте в Америке…» — Alan Nordstrom «Ivy» magazine (New Haven), February 1959.
…вел себя совершенно особенно. — Interview with Isabel Kleigman, July 27, 1996. Также: Dick Keegan, Herbert Gold.
…какой-то свой секрет. — Interview with Carol Levine, September 10, 1996.
«самым укзориозным» — Interview with Joseph Mazzeo, January 7, 1997.
«мистер Кигэн…» — Interview with Keegan, January 15, 1998.
Один из американских поклонников… — Interview with Evan Harrar, August 26, 1996.
«Портрет автора…» — «Отчаяние», с. 201.
«превратили свой союз в произведение искусства». — Gerald Clarke. Checking in with Vladimir Nabokov // Esquire, 1975, July, 67.
…сформировал творчество Набокова. — См.: Boyd, 1991, 627–631.
«…писать было бы трудно». — Interview with Saul Steinberg, January 4, 1996.
Примечания научного редактора
–1876) — французская писательница и поэтесса; с 1846 по 1854 г. возлюбленная Г. Флобера, адресат многих его писем, в которых изложены главные мировоззренческие и эстетические принципы писателя.
— американский карикатурист и иллюстратор румынского происхождения; мировую известность приобрел как художник журнала «Нью-Йоркер».