Глава IX
Мелкие подробности счастья (В которой писатель демонстрирует свои литературные произведения, а читатель проливает на них свет комментариями)
Подробность (сущ.) – 1) изящно отточенные элементы произведений искусства; 2) секрет картин-открытий, заключенный в самих картинах; 3) вспышка чувств в набоковской вселенной.
И вот он пересек прозрачный океан изгнания, простился со своим детством, своим родным языком, своим отцом и увлеченно продолжал писать, обретая в этом счастье. Сочинительство превратилось для него в «отчет о… романе» со словом. Или в волшебный ковер-самолет, на котором можно носиться по небу или сидеть развалившись на белоснежных облаках и вожделенно рассматривать во всех подробностях все новые пейзажи.
Среди вращающихся планет, на которых нет ничего невозможного, где живут бессмертные влюбленные, детали и подробности звучат заклинаниями. «Ласкайте детали!.. Божественные детали!»
Примеры деталей 1 («Лолита»)
«…На американскую глушь – лирическую, эпическую, трагическую, но никогда не похожую на Аркадию. Она прекрасна, душераздирающе прекрасна, эта глушь, и ей свойственна какая-то большеглазая, никем не воспетая, невинная покорность , которой уже нет у лаковых, крашеных, игрушечных швейцарских деревень и вдоволь прославленных Альп. Бесчисленные любовники лежали в обнимку, целуясь, на ровном газоне горных склонов Старого Света, на пружинистом, как дорогой матрац, мху, около удобного для пользования, гигиенического ручейка, на грубых скамьях под украшенными вензелями дубами и в столь многих лачугах под сенью столь многих буковых лесов. Но в американской глуши любитель вольного воздуха не найдет таких удобных возможностей предаться самому древнему из преступлений и забав. Ядовитые растения ожгут ягодицы его возлюбленной, безыменные насекомые в зад ужалят его; острые частицы лесного ковра уколют его в коленища, насекомые ужалят ее в коленки; и всюду кругом будет стоять непрерывный шорох потенциальных змей – что говорю, полувымерших драконов! – между тем как похожие на крохотных крабов семена хищных цветов прилепляются, в виде мерзкой изумрудной корки , равно и к черному носку на подвязке, и к белому неподтянутому носочку.
Немножко преувеличиваю. Как-то в летний полдень, чуть ниже границы распространения леса, где небесного оттенка соцветия (я бы их назвал шпорником) толпились вдоль журчащего горного потока, мы наконец нашли, Лолита и я, уединенное романтическое место , приблизительно в ста футах над перевалом, где мы оставили автомобиль. Склон казался неисхоженным. Последняя запыхавшаяся сосна остановилась для заслуженной передышки на скале, до которой долезла. Сурок свистнул, увидя нас, и исчез. Я разложил плед для Лолиты. Под ним тихо потрескивала травяная сушь. Киприда пришла и ушла».
...
«предаться самому древнему из преступлений и забав». Один из самых ослепительных фрагментов «Лолиты». Чтобы получить наилучшие результаты, его рекомендуется прочесть вслух. Слова будут проглатываться и целовать ваши губы. Звуки будут свинговать и скользить, как поток: elegaic – and – pastoral – and – faux-pastoral – and – lecherous – and – droll – and – dark – and – maniac – and – erotic.
Затем воспользуйтесь маленьким карманным микроскопом. Глядя в его окуляр, вы увидите слова, увеличенные до карикатурных размеров, окрашенные в игрушечно-светлые и ужасающе зеленые цвета или же отливающие всеми оттенками неба.
Для панорамного обзора лучше всего взять переносной телескоп. Установив его у себя на подоконнике, вы разглядите читательницу, развалившуюся в кресле и положившую ноги на маленькую скамеечку с мягким сиденьем. Подкрутив колесико и приблизив ее лицо, вы разглядите блуждающую влюбленную улыбку и часто мигающие карие глаза. Захваченная полетом фантазии автора, она водит указательным пальцем по строчкам. Это не кто иная, как я, рассказчица этой истории, пойманная в ловушку Гумбертова лабиринта образов, слушающая его хрипловатую любовную песнь о кружевной кайме на бедре Киприды. Я только-только открыла для себя россыпи литературных бриллиантов, как…
БАБАХ! Ваш ни на что не годный телескоп с треском складывается, ударив вас при этом по носу. Вы живо отходите на цыпочках от окна. (Если бы я не была в состоянии транса, я ведь могла бы и поднять голову!)
Рисунок 1. Полюбуйтесь, вот что увидел читатель
«Ада, или Радости страсти. Семейная хроника»)
«Как-то под вечер они взбирались на глянцевито-ветвистое шаттэльское древо, росшее в дальнем углу парка. Мадемуазель Ларивьер с малышкой Люсеттой, скрытые прихотью поросли, но отчетливо слышимые, играли в серсо. Время от времени над или за листвой промелькивал обруч, посланный с одной невидимой палочки на другую. Первая цикада этого лета старательно настраивала свой инструмент. Похожая на серебристого соболя белка-летяга сидела на спинке скамьи, смакуя еловую шишку.
Ван, добравшись в своем синем трико до развилки, расположенной прямо под его проворной подружкой (разумеется, лучше его знакомой с заковыристой географией дерева), но лица ее так и не увидев, послал немое известие, сжав ей двумя пальцами (указательным и большим) щиколку , как сжала бы она сложившую крылья бабочку. Босая ступня ее соскользнула , и двое запыхавшихся подростков постыдно сплелись средь ветвей, стискивая друг дружку под легким дождиком плодов и листьев, и в следующий миг, едва они восстановили подобие равновесия, его лишенное выражения лицо и стриженая голова очутились промеж ее ног , и упало, глухо стукнув, последнее яблоко – точкой, сорвавшейся С ПЕРЕВЕРНУТОГО ВОСКЛИЦАТЕЛЬНОГО ЗНАКА. На ней были его часы и ситцевое платье.
(– Помнишь?
– Конечно помню: ты поцеловал меня здесь, снутри …
– А ты начала душить меня своими дурацкими коленками …
– Я пыталась найти хоть какую опору)».
...
Грехопадение в Эдеме. Проход сквозь листву в очарованные леса Ваниады. Брат и сестра только что встретились в Ардисе, и Ван ослеплен страстью к педантичной Аде, совершенно необычной девчонке: она и натуралист, и модница, а главное – у нее под ситцевым платьем обычно ничего нет.
Итак, если вы уже протерли глаза и снова припали к окуляру телескопа, то вы можете меня увидеть: я пригнулась, спрятавшись за кустарником. Вот я раздвигаю ветки и что-то высматриваю. Что же? Ага, я бесстыдно таращусь на двух подростков, которые решили в этот летний вечер забраться на яблоню. Я хочу попробовать нарисовать литературную диаграмму, подобную тем, которые рисовал сам В. Н., и достаю блокнот и остро заточенный карандаш. Рисунок получается следующим. А. сидит высоко на дереве, ее ноги раздвинуты в виде буквы «А». Прямо под ней сидит В. , его руки сомкнуты в виде буквы «V». И вот пылающий В. хватает пылкую А., точь-в-точь как их создатель – резвящуюся бабочку. Задыхаясь, подростки срываются с дерева. Стрелочка на рисунке показывает направление падения. А. падает на голову В. , и его рот оказывается «промеж ног» сестры. (Еще секунда – и он снимет с губы «гусеничную шелковинку»).
Яблоко падает с глухим стуком ¡ (Как странно все мешается в моем рисунке… Яблоки внутри яблонь внутри яблок…) Здесь, в их мире, зеркальном по отношению к нашему, мы стоим и моргаем. Ада и Ван сейчас совершат не грех, но испытают экстаз первородного инцеста. Жадно отопьют блаженства. Их личный «Национальный парк „Эдем“», где будет съедено ароматное яблоко прямо у меня и у вас перед глазами, есть не что иное, как они сами.
Комментарии
…«отчет о… романе»… – О книге, озаглавленной «Лолита» [ССАП. Т. 2. С. 385].
«Ласкайте детали!.. Божественные детали!» – [ЛЗЛ. С. 17].
«…На американскую глушь – лирическую, эпическую, трагическую, но никогда не похожую на Аркадию. Она прекрасна, душераздирающе прекрасна, эта глушь, и ей свойственна какая-то большеглазая, никем не воспетая, невинная покорность, которой уже нет у лаковых, крашеных, игрушечных швейцарских деревень и вдоволь прославленных Альп. Бесчисленные любовники лежали в обнимку, целуясь, на ровном газоне горных склонов Старого Света, на пружинистом, как дорогой матрац, мху, около удобного для пользования, гигиенического ручейка, на грубых скамьях под украшенными вензелями дубами и в столь многих лачугах под сенью столь многих буковых лесов. Но в американской глуши любитель вольного воздуха не найдет таких удобных возможностей предаться самому древнему из преступлений и забав. Ядовитые растения ожгут ягодицы его возлюбленной, безыменные насекомые в зад ужалят его; острые частицы лесного ковра уколют его в коленища, насекомые ужалят ее в коленки; и всюду кругом будет стоять непрерывный шорох потенциальных змей – что говорю, полувымерших драконов! – между тем как похожие на крохотных крабов семена хищных цветов прилепляются, в виде мерзкой изумрудной корки, равно и к черному носку на подвязке, и к белому неподтянутому носочку.
нашли, Лолита и я, уединенное романтическое место, приблизительно в ста футах над перевалом, где мы оставили автомобиль. Склон казался неисхоженным. Последняя запыхавшаяся сосна остановилась для заслуженной передышки на скале, до которой долезла. Сурок свистнул, увидя нас, и исчез. Я разложил плед для Лолиты. Под ним тихо потрескивала травяная сушь. Киприда пришла и ушла». – Лолита [ССАП. Т. 2. С. 208].
«Как-то под вечер они взбирались на глянцевито-ветвистое шаттэльское древо, росшее в дальнем углу парка. Мадемуазель Ларивьер с малышкой Люсеттой, скрытые прихотью поросли, но отчетливо слышимые, играли в серсо. Время от времени над или за листвой промелькивал обруч, посланный с одной невидимой палочки на другую. Первая цикада этого лета старательно настраивала свой инструмент. Похожая на серебристого соболя белка-летяга сидела на спинке скамьи, смакуя еловую шишку.
Ван, добравшись в своем синем трико до развилки, расположенной прямо под его проворной подружкой (разумеется, лучше его знакомой с заковыристой географией дерева), но лица ее так и не увидев, послал немое известие, сжав ей двумя пальцами (указательным и большим) щиколку, как сжала бы она сложившую крылья бабочку. Босая ступня ее соскользнула, и двое запыхавшихся подростков постыдно сплелись средь ветвей, стискивая друг дружку под легким дождиком плодов и листьев, и в следующий миг, едва они восстановили подобие равновесия, его лишенное выражения лицо и стриженая голова очутились промеж ее ног, и упало, глухо стукнув, последнее яблоко – точкой, сорвавшейся С ПЕРЕВЕРНУТОГО ВОСКЛИЦАТЕЛЬНОГО ЗНАКА. На ней были его часы и ситцевое платье.
(– „Помнишь?“
– „Конечно помню: ты поцеловал меня здесь, снутри…“
– „А ты начала душить меня своими дурацкими коленками…“
– „Я пыталась найти хоть какую опору“)». – Ада [ССАП. Т. 4. С. 94–95].
…«промеж ног»… – [Там же. С. 95].
…«гусеничную шелковинку». – [Там же].