XXXI
6 …глыба снеговая… — «Глыба» предполагает массу большего объема, чем англ. lump («ком»), — нечто среднее между lump и mass («масса», «куча»).
Когда у Пушкина в ЕО гл. 6, XXXI, 4–6 падение Ленского на роковой дуэли сравнивается с тем, как «медленно по скату гор, / На солнце искрами блистая, / Спадает глыба снеговая», мы вместе с русским автором представляем себе солнечный день русской зимы, но в то же время не можем не вспомнить, что когда в макферсоновском «Фингале», кн. III, Старно убивает Агандеку, она падает «словно снег, что свергается с утесов Ронана». Когда Лермонтов в «Герое нашего времени» (ч. II, «Княжна Мери») сравнивает гору Машук на Северном Кавказе (высота 3258 футов над уровнем моря) с мохнатой персидской шапкой или называет другие невысокие, поросшие лесом горы «кудрявыми», на память приходят многочисленные «косматые горы» из «Поэм Оссиана» (например, в начале поэмы «Дартула»). И когда Толстой начинает и заканчивает восхитительную повесть «Хаджи-Мурат» (1896–1898; 1901–1904) изысканным сравнением истерзанного, но не желающего гибнуть кустика репея со смертью чеченского предводителя, мы отмечаем слабое, но неоспоримое влияние повторяющейся у Оссиана фразы «они падали словно головки чертополоха» (см., например, «Суль-мала с Лумона»).
—14; XXXII, 9—14 Поток отвлеченных образов, которыми завершается строфа XXXI, — младой певец, безвременный конец, дохнула буря, цвет… у вял, потух огонь на алтаре — есть сознательное соединение традиционных поэтических формул, с помощью которых Пушкин подражает стилю бедного Ленского (ср.: XXI–XXII, последняя элегия Ленского); однако богатое и оригинальное сравнение с опустелым домом, где закрыты ставни, окна забелены мелом и нет хозяйки (в русском языке «душа» — женского рода), завершающее строфу XXXII, — это уже голос Пушкина, образец того, на что способен он сам.
В 1820-х гг. еще ни Шелли, ни Китc не были столь хорошо известны и читаемы во французских переложениях, сколь менее утонченные и легко перефразируемые Макферсон, Байрон и Мур. Когда Пушкин писал шестую главу ЕО, он, конечно, не знал «Адониса», стихотворения Шелли, написанного на смерть Китса в июне 1821 г. и опубликованного в том же году. Как и многие другие параллели, разбираемые в моих комментариях, сходство метафорического ряда, связанного со смертью Ленского, и образность «Адониса», VI, 7–9:
легко объясняются логикой литературного развития, основанного на одних и тех же издревле существующих формулах. Однако пушкинский образ опустелого дома в своих деталях более оригинален, чем метафора «ангельской души», «земной гостьей» посетившей «невинную грудь» («Адонис», XVII).
XXXII
1—2 Ср.: Браунинг, «После» (1855), монолог дуэлянта, убившего своего противника:
8 <…>
9—14 См. коммент. к гл. 6, XXXI, 10–14.
12—14 К 6 января 1827 г. Вяземский прочел шестую главу (привезенную Пушкиным в Москву) и сразу же пришел в восторг. С редким художественным чутьем он восхищался сравнением с покинутым домом (см. его письмо от того же числа Александру Тургеневу и Жуковскому, которые тогда были за границей).
<…>
XXXIII
12 На благородном расстояньи… — Ср.: Байрон, «Дон Жуан», IV, XLI, 4–6:
Двенадцать ярдов — это двенадцать шагов (тридцать шесть футов), что составляет три восьмых расстояния, с которого стрелялись Онегин и Ленский. Фактически они находились на расстоянии четырнадцати ярдов друг от друга, когда Онегин выстрелил. На поединках, где защищалась честь семьи, расстояние могло быть значительно меньшим. Так, Рылеев стрелялся с князем Константином Шаховским с расстояния в три шага (22 февраля 1824 г.), и их пули столкнулись в воздухе.
Пишо (1823): «C'est une distance honorable…»[727]
Но не Байрон придумал это выражение. См. глупую комедию Шеридана «Соперники», V, III, где сэр Луций ОТриггер, секундант труса Акра, отмеряет шаги и замечает: «Ну вот, очень хорошее расстояние — настоящее благородное расстояние». (Акр при этом думает: «хорошее расстояние» — это «сорок или тридцать восемь ярдов», да еще чтобы дуэлянты не сходились, как это допускалось франко-русским кодексом.)
XXXIV
Варианты
Черновые наброски продолжений в собрании Майкова (ПД, 155):
XXXIVa
10—14 Здесь Пушкину приходят смутные воспоминания об отрывке из «Жизнеописаний» Плутарха (читанных им на французском в переводе Жака Амье), когда Цезарь в Александрии, получив голову Помпея, «ne put retenir ses larmes»[728] («Vies des hommes illustres»; «César», LIII). Именно около статуи Помпея во время заседания Сената Цезарю был нанесен (Каской) первый удар в шею, после чего совершилось убийство (там же, LXXI), — отсюда упоминание о ранении.
В ПСС, 1949 (с. 612) приводится черновик, где Цезарь и его друг заменены на Кассия и Брута (стихи 10–11):
Хотя все было наоборот. Отметим эту расплывчатость классических познаний.
XXXIVb
10 Cт<роганов>; 13 чужой… — Граф Павел Строганов, командовавший дивизией в сражении при Кране близ Лана во Франции 7 марта 1814 г. (по н. ст.), покинул поле битвы, узнав, что его девятнадцатилетний сын Александр обезглавлен пушечным ядром.
«Чужой» — согласно Тынянову (Лит. насл. 1934, т. 16–18, с. 369–370), это пушкинский bête noire[729], граф Воронцов, которому современники приписывали окончательный успех сражения у Лана 9 марта.
XXXIVc
1 …
XXXV
4 …сосед… — Это слово кажется здесь неуместным, если не знать, что кроме обозначения такого же помещика, живущего поблизости, оно перекликается с XII, 4 (см. коммент.).
10 клад — вероятно, ошибка, следовало бы написать «кладь». «Клад» означает «сокровище», особенно «спрятанное сокровище».
12 …бьются… — Читателю, владеющему двумя языками, следует обратить внимание, что Пушкин использует здесь тот же глагол, что и в гл. 1, XXII, 9 («бьются кони»). Более сильное беспокойство коней в этой драматической сцене требует и более экспрессивного английского глагола.
XXXVI
13 …призрак… — В специальном пушкинском выпуске (1937) русскоязычного периодического издания «Иллюстрированная Россия» (Париж) Гофман публикует факсимиле одного из немногих сохранившихся автографов шестой главы (с. 30 и 31) — страницу рукописи, принадлежащую русской даме Ольге Купрович (Виипури, Финляндия) и представляющую собой окончательный черновик или исправленную беловую рукопись гл. 6, XXXVI–XXXVII. Изменения несущественны, за исключением XXXVI, 13, где отчетливо написано слово «признак», которым следует заменить «призрак», появившийся, по справедливому замечанию Гофмана, вследствие опечатки в изданиях 1828, 1833 и 1837 гг. Ср.: «Разговор книгопродавца с поэтом»: «признак Бога, вдохновенье» (см. Комментарий, «Отвергнутые предисловия»){148}.
XXXVII
12 <…>
13 домчится — глагол соединяет в себе две идеи — быстрое движение вперед и достижение цели.
XXXVIII
Эта строфа известна лишь по публикации Грота (см. коммент. к XV–XVI):
Последние две строки, возможно, были опущены Гротом из цензурных соображений.
1—7 Этот образ свидетельствует о пушкинском предвидении, ибо подобные качества были свойственны превозносимым или ненавидимым журналистам 1850— 1870-х гг., таким, как радикалы Чернышевский, Писарев и другие полнтико-литературные критики гражданской направленности, — тип резкий и жесткий, еще не существовавший в 1826 г., когда писалась эта восхитительная строфа.
12 Кондратий Рылеев (1795–1826) — выдающийся декабрист, присоединившийся к движению в начале 1823 г. и казненный через повешение. Автор очень посредственных «Дум» (1821–1823) — двадцати одного патриотического стихотворения на исторические темы (с одним из них, монологом Бориса Годунова, любопытно перекликается, по крайней мере интонационно, отрывок пушкинской трагедии того же названия, написанной двумя годами позже). Перу Рылеева также принадлежит поэма «Войнаровский», посвященная Украине (Мазепа и т. д.), отдельное издание которой вышло в середине марта 1825 г.
См. также коммент. к гл. 4, XIX, 5.
XXXIX
XL
5—14 Ручей и ветви сосен упрямо продолжают жить даже после смерти своего певца. В первом опубликованном стихотворении (1814) «К другу стихотворцу» Пушкин советовал обходиться без «ручьев, лесов, унылых могил». Но их атмосфера прилипчива. Следует отметить, как дух Ленского струящимся ручейком проникает во владения Онегина. И онегинский «idol mio» — последние произнесенные им в романе слова (в гл. 8, XXXVIII, 13) — в чем-то созвучны «идеалу» Ленского (гл. 6, XXIII, 8), последнему слову, написанному им у нас на глазах. Точно так же «идеал» последней строфы романа заставляет вспомнить прилагательное «идеальный» из посвящения. На протяжении всего романа мы ощущаем тайный сговор слов, перекликающихся друг с другом в разных его частях.
8—9 …струйки… / Ручья. — уменьшительное от «струи» в гл. 4, XXXIX, 2, которые вдруг превращаются в «волны» (стих 12), напоминая нам о преображениях воды в сне Татьяны (гл. 5, XI, 5—14; XII, 1–2, 13); однако, с другой стороны, «волны» в обоих случаях могут оказаться не более чем попыткой передать французское слово «ondes», не имеющее точного эквивалента в русском языке, тогда как, вообще говоря, Пушкин использует слово «ручей» в очень широком смысле, иногда превращая его в обыкновенный синоним «потока».
Обратите также внимание, что выражение «есть место» (стих 5) содержит явную классическую интонацию — est locus (например, «est locus Italiae medio sub montibus altis»[730] — «Энеида», VII, 563).
5—14 (см. также XLI, гл. 7, VI–VII) Профессор Чижевский говорит (с. 270): «…эта тема [могила юноши] была использована К. Делавинем [имя которого он пишет К. Delavigne] („Messenie“)». Такого поэта не существует, а если речь идет о Казимире Делавине (Casimir Delavigne), как запоздало делается предположение в указателе, то ни он, ни кто-либо другой не писали произведения под названием «Messenie», если же имеется в виду сборник патриотических элегий Делавиня «Les Messénienes» («Мессинские элегии»), то в нем никакие могилы юношей не воспеваются.
14 — еще одна традиционная тема в ряду «цветенье — провиденье», «певец — конец». Ср. с романсом, состоящим из четырех элегических четверостиший, Андре Франсуа де Купиньи (1766–1835) «Вертер Шарлотте за час перед смертью» (А. F. de Coupigny, «Werther à Charlotte, une heure avant de mourir»), ст. III (в «Альманахе Муз», 1801, с. 106):
См. также упоминание могилы генерала Марсо в «Чайльд Гарольде» Байрона (III, LVI, 1–2):
Встречается «памятник простой» и в пушкинской оде 1814 г. «Воспоминания в Царском Селе» (см. коммент. к гл. 8, Iс, 12).
XLI
1—4 «Листопад», первый вариант («La Chute des feuilles», première version):
Батюшков в «Последней весне» (1815) передал конец элегии Мильвуа так:
Неуклюжее (по-русски) выражение «как… стадо выгонял» вместо «когда…» странно отзывается у Пушкина в гл. 6, XLI, 1–2 — «как начинает капать / Весенний дождь».
Михаил Милонов в «Падении листьев» (1819; см. коммент. к гл. 6, XXI, 4) так завершает свою причудливую версию той же темы:
Чижевский (с. 274), цитируя пять строк французского оригинала, допускает, по меньшей мере, пять ошибок.
Баратынский в своем переложении (1823) пользуется элегии Мильвуа, в котором пастух заменен матерью погибшего юноши (ну а уж в третьем варианте они являются оба).
Та же тема вновь подхватывается в следующей главе. После того как выяснилось, что и в Аркадии есть смерть, Ленский остается среди переплетенных между собою символов второстепенной поэзии. Его хоронят у тропинки в пасторальном уединении не только из элегических соображений, но и потому, что самоубийцам, каковыми считала церковь погибших дуэлянтов, было отказано в освященной земле кладбищ.
5 — Эта молодая горожанка, пастух и жницы представляют собой очень милую стилизацию. Пастух будет продолжать плести свой лапоть еще и в седьмой главе, а юная амазонка в каком-то смысле превратится в Музу главы восьмой.
8 Несется по полям… — Фр. parcourt la plaine; les champs, la campagne.
14 …нежные глаза — Увы, английский аналог «tender eyes» ныне погублен созвучием с глаголом «tenderize» («разваривать [мясо]»).
XLII
1 …в чистом поле… — Фр. clans la campagne. Карамзин (в 1793 г.) искусственно ввел в употребление оборот «в чистом поле» в смысле à la campagne, aux champs (выражение XVII столетия). Сам Пушкин в своем французском переводе одиннадцати русских песен (он использовал «Новое и полное собрание русских песен» Н. Новикова, ч. 1, Москва, 1780) передает «чистое поле» как «la plaine déserte».
XLIII
1—2 Есть что-то привлекательно парадоксальное в том, как автор признается в любви к своему герою, когда тот только что лишил жизни бедного Ленского.
4 Но мне теперь не до него. — Доверительная фраза, сочетающая сразу несколько смыслов: что автор не в настроении, что у него нет времени и что он вообще не готов говорить на эту тему. См. также коммент. к гл. 3, XXXV, 6.
—6 «И, признаться… [автор] / Устал от своей давней возлюбленной Рифмы» — говорит Драйден в блистательном прологе (стихи 7–8) к нелепой трагедии «Ауренг-Зеб» (премьера состоялась весной 1675 г.).
XLIV
5—6 Нужно ли устаревшие или другие необычные русские выражения передавать столь же необычными английскими формулами?
Существительное «молодость» имеет архаическую форму «младость», вышедшую из употребления даже в поэзии. И в ЕО, и в других сочинениях Пушкин использует обе формы и их производные («молодой» и «младой»), не различая их, но выбирая наиболее подходящую для заполнения необходимой ячейки размера. Иногда «молодой» (им. пад., ед. ч., м. р. и род. пад., ед. ч., ж. р.) или «молодая» (им. п., ед. ч., ж. р.) низводятся до роли необязательного эпитета с галльской интонацией, как, скажем, la jeune Olga (Ольга молодая), хотя мы и без того знаем, что она молода. Английское «youthful», конечно же, не столь архаично, как «младой», и его едва ли следует использовать, покуда нас устраивает «young», но есть в ЕО «младость» требует употребления «youthood» или какого-нибудь еще более архаичного слова. Так, когда в гл. 6, XLIV Пушкин оплакивает проходящую молодость и находит рифму, которая никогда бы не пришла в голову поэту нашего времени, поскольку одно из рифмующихся слов уже мертво:
переводчик не может противостоять искушению и передает это так:
Можно возразить, что никогда «dulcitude — juventude» не пользовались в английской поэзии такой популярностью, как «сладость — младость» в пушкинскую эпоху, и что, следовательно, эта аналогия натянута. Возможно, разумнее передать рифмующиеся слова как «sweetness» и «youth» и пояснить их коннотации в примечании.
Кокетство с «шалуньей рифмой» (см. XLIII, 6) (фр. la rime espiègle или polissonne) можно проследить, вернувшись к беспричинно возникшей «розе» из гл. 4, XLII, 3.
—8 …и вправду наконец / Увял, увял ее [младости] венец? — Так Пушкин отождествляет в ретроспекции тему увядшего цвета жизни Ленского (гл. 2, X, 13–14, гл. 6, XXI, 3–4 и XXXI, 12–13) с душевными излияниями собственной юности. В элегии, начинающейся словами «Я пережил свои желанья», Пушкин, двадцати одного года от роду, писал (стихи 5–8):
(Три четверостишия этой элегии были сочинены 22 февраля 1821 г. в Каменке Киевской губернии, и сначала их предполагалось вставить после стиха 55 в поэму «Кавказский пленник», которую наш поэт заканчивал в это время; поэма была завершена на следующий день, а 15 мая того же года во время недолгого пребывания в Одессе к ней был добавлен эпилог.)
14 Ужель мне скоро тридцать лет? — Эта строфа (вместе с XLIII и XLV) написана 10 августа 1827 г. в Михайловском. Нашему поэту было тогда двадцать восемь лет.
«Любови» («Les Amours»), кн III, Элегия XXII (1785):
Черновики XLIII (2368, л. 24), XLIV (там же) и XLV (л. 24 об.) образуют один из трех дошедших до нас автографов шестой главы (остальные — черновики строфы XXXIVa, b и с [ПД, 155] и окончательный черновик или первая беловая рукопись строф XXXVI–XXXVII из коллекции Купрович) и датированы «10 авг. [1826]» (год указан согласно Томашевскому, Акад. 1937, с 661). См. также коммент. к гл. 6, XLVI, 1–4.
XLV
1 полдень мой — Ср.: Жан Батист Руссо, «Оды», кн. 1, № X (ок. 1695) «tirée du cantique d'Ezéchias, Isaïe, chap. 38, verset 9 et suiv. (Ego dixi: in dimidio dierum meorum…[734])»:
(«В преполовение дней моих» — молитва Езекии, царя Иудейского. — Исайя, 38, 10).
— ср.: Байрон, «Дон Жуан», X, XXVII, 4–5:
XLVI
1—4 Анне Вульф, в которую наш поэт был влюблен десятью годами ранее. Он процитировал начало эпиграммы из пяти строк, написанной Колриджем в 1802 г.:
2 …сени… — Здесь, так же как в гл. 2, I, 12, имеется в виду тень от деревьев. См. мой коммент. к гл. 6, VII, 9.
8 …угол… — Англ. corner или hole представляются мне здесь не совсем точными аналогами. В других случаях для передачи уменьшительной формы «уголок» я пользовался словом «nook». См. мой коммент. к гл. 2, I, 2.
Вариант
—14 В первом издании ЕО шестая глава заканчивалась словами (см. пушкинское примечание 40):
XLVII
11—12 … — В 1828 г. в экземпляре отдельного издания шестой главы (переплетенной с предшествующими главами) Пушкин своей рукой исправил «дум» на «душ». Поправка мало меняет смысл всего этого довольно бесцветного отрывка (с очень банальным перечнем); более того, оба слова могут быть переданы по-английски одинаково — «mentalities». Пушкина, вероятно, мало заботила эта поправка, так как в строфе, прилагаемой к примечанию в полных изданиях романа 1833 и 1837 гг., восстанавливается первоначальное чтение: «дум».
«Расчеты» означают «оценку», «подведение баланса» «Души», как уже указывалось, — это крепостные крестьяне. Бродский (в комментарии к ЕО; с. 250–251) в социологическом угаре выбрасывает запятую между «расчетов» и «душ», придавая последнему слову значение «крепостных душ» (как скот считался по головам, так крепостные по душам) и читает эти строки иначе:
намекая на то, что Пушкин здесь высмеивает помещиков, занимающихся в высшем свете хозяйскими разговорами, подсчетом, сколько у кого крепостных крестьян, и торгом по поводу цен на них! Конечно же, это полная ерунда — подобные разговоры были совершенно не типичны для высшего света. Кроме того, выражение «расчетов душ» невыносимо коряво и тематически нарушает сбалансированность «досадной пустоты» и неуточненных «разговоров».
Примечания
[727] «Это благородное расстояние» (фр.)
[728] «Не смог сдержать слезы» (фр.)
(фр.)
[730] «Есть место в центре Италии, окруженное высокими горами» (лат.)
[731] По вечерам возле урны, где мой мирный прах / Будет покоиться под простым памятником, / Приходи помечтать иногда; пусть твоя чувствительная душа / Пожалеет несчастного, который умер, тебя любя… (фр.)
[732] Но возлюбленная не пришла / К его одинокому камню; / И только деревенский пастух / Тревожит тишину гробницы / Звуком своих шагов (фр.)
— удел юности, / И вот уже суровая Мудрость / Тихо предупреждает меня, что я видел тридцать зим (фр.)
[734] Я сказал себе, в преполовение дней моих. (лат.)
[735] В преполовение дней моих / Я достиг своего заката… (фр.)
{148} Рассмотрение автографа, опубликованного Гофманом, который никак не мог быть учтен в «онегинском» 6-м томе академического Собрания сочинений, вышедшем в том же 1937 г., вызывает желание поддержать его прочтение, одобренное Набоковым. Слово «призрак» Пушкин пишет всегда с однозначно прочитываемой буквой «р». Например, в строфе XLVI первой главы: «Призрак невозвратимых дней» (ПД 834, л. 18); в черновом варианте 5-го стиха строфы IV шестой главы: «Пустые призраки». Вместе с тем в часто встречающемся в тексте романа слове «признание» можно проследить аналогичное начертание буквы «н» между буквами «з» и «а». И то и другое слово уместны по смыслу в контексте данной строфы, но не сохранилось беловых автографов (хотя им, возможно, является опубликованный Гофманом), в которые могли быть внесены поправки, печатные же варианты дают одинаковое прочтение — «призрак», которое могло оказаться как следствием авторского исправления, так и опечаткой, переходившей из одного издания в другое. Эта опечатка могла быть в конце концов узаконена Пушкиным. Таким образом, в данном случае вопрос не может быть решен окончательно.