Предисловие к английскому переводу романа «Приглашение на казнь» («Invitation to a Beheading»)
Роман, предлагаемый вниманию читателя, по-русски называется «Приглашение на казнь». Я бы даже пренебрег неблагозвучным повторением суффикса и передал это как «Invitation to an Execution», но ведь, с другой стороны, я и на родном языке скорее сказал бы «Приглашение на отсечение головы» («Invitation to a Decapitation»), когда бы не такая же точно спотычка
Русский подлинник романа был написан ровно четверть века назад в Берлине, через пятнадцать с лишним лет после того, как я ускользнул от большевиков и как раз накануне полного торжества и всеобщего признания нацизма. Сказалось ли на моей книге, что все это для меня — один и тот же унылый и безобразный фарс — настоящего читателя этот вопрос должен занимать не более, чем меня самого.
Роман печатался с продолжением в русском эмигрантском журнале «Современные записки», издававшемся в то время в Париже, а позже, в 1938 году, был выпущен парижским «Домом книги». Озадаченные, но благосклонные рецензенты из эмигрантов усмотрели в романе «кафкианскую» струю, не подозревая, что я совершенно не владею немецким, о современной немецкой литературе не имею ни малейшего представления
«сокращать, расширять или иным образом изменять или заставлять изменять, с целью запоздалого совершенствования, свои собственные произведения при переводе». Обычно стремление к этому растет пропорционально времени, отделяющему образец от отображения, но когда я получил от сына для проверки английский перевод этой книги и мне пришлось через много лет снова перечитать ее по-русски, я с облегчением обнаружил, что с демоном творческого совершенствования мне сражаться не придется. Мой русский слог тогда, в 1935 году, воплотил определенное ви́дение в точных, пригодных для этого словах, и все изменения, какие могли пойти на пользу английскому переводу, свелись к чисто техническим, дающим ту ясность, для которой в английском, видимо, требуется не столь сложная электропроводка, как в русском. Мой сын оказался удивительно соприродным переводчиком, и мы сразу сошлись на том, что главное — верность своему автору, как бы ни ошеломлял результат. Vive le pédant[6], и долой простаков, которые думают, что все хорошо, если передан «дух» (а слова между тем без присмотра пустились в бега — в доморощенный вульгарный загул, где-нибудь в Подмосковье — и опять Шекспиру только и остается играть тень отца)
Мой любимый писатель (1768–1849)
Оук Крик Кэнион, Аризона. 25 июня 1959 г.
Перевод с английского Георгия Левинтона
© The Vladimir Nabokov Estate, 1959.
© Георгий Левинтон (перевод), 1990.
{26} Печатается по: Набоков В. Рассказы. Приглашение на казнь… С. 105–407 (пер. Г. А. Левинтона).
«Приглашение на казнь» (1938) (Invitation to a Beheading / Transl. by D. Nabokov in collab. with the author. New York: G. P. Putnam's Sons, 1959) — первого его русского романа, переведенного на английский.
«Приглашение на казнь» и «Приглашение на обезглавливание». В действительности роман в переводе назван «Invitation to a Beheading» («Приглашение на отсечение головы»).
(Это и последующие примечания переводчика были использованы в книге: Набоков Владимир. Рассказы. Приглашение на казнь… — в свою очередь переводчик использует в настоящем издании некоторые примечания, сделанные комментаторами этой книги.)
{28} Это утверждение едва ли соответствует действительности, ср. например в «Даре» отзыв о романе Э. М. Ремарка «На западном фронте без перемен» как о «бездарно-ударной, приторно-риторической, фальшиво-вшивой повести». По мнению Э. Филда, в начале тридцатых годов Набоков вполне мог если не читать Кафку, то хотя бы знать о нем, поскольку к тому времени в эмигрантской печати появились несколько статей с изложением «Процесса» и «Замка». Подробнее о «кафкианстве» романа Набокова см. в примечаниях в указанном издании.
«Замок» (франц.), «Процесс» (англ.). Набоков приводит названия романов Кафки на этих языках как иллюстрацию сказанного выше об их французских и английских переводах.
{30} У Джорджа Оруэлла, разумеется, не было второго («среднего») имени (и не могло быть, поскольку «Джордж Оруэлл» — это псевдоним Эрика Блэра, 1903–1950). Инициалы (GH), поставленные Набоковым, намекают или на ненавистного ему Д. Г. Лоуренса (D. Н. Lawrence), либо (менее вероятно) с перестановкой инициалов — на Г. Дж. Уэллса (H. G. Wells) как автора «антиутопий». Обоих этих писателей по-английски именовали как правило с упоминанием инициалов.
{31} Из менее известных, но реально существовавших писателей, включенных в этот список, отметим английского эссеиста и пародиста Макса Бирбома (1872–1956) и Мурасаки Сикибу (978?—1016), автора, вероятно, самого знаменитого японского романа «Гэндзи моногатари». Имя английского критика и искусствоведа Джона Раскина (1819–1900), часто писавшееся «Рескин» — нами передано буквально, как «Рускин», поскольку Набоков использует его лишь для каламбурного сближения с Пушкиным (фонетического и смыслового), еще более очевидного в латинской графике (Pushkin — Ruskin), так же «буквально» пришлось вопреки правилам передать и имена Мэри Маккарти (хорошей знакомой Набокова и жены Э. Уилсона) и английского романиста Дж. Мередита для сохранения, их каламбурной связи с Макаром Маринским (фигурой, естественно, вымышленной, несмотря на сходство с Марлинским).
{32} Себастьян Найт — писатель, герой первого английского романа Набокова «Истинная жизнь Себастьяна Найта».
{33} — «Рассуждение о тенях» этого выдуманного Набоковым автора упоминается в конце настоящего предисловия, оттуда же взят и эпиграф к «Приглашению на казнь». Упоминание о нем есть и в «Даре».
{34} Речь идет, конечно, о переводах Пастернака, которые Набоков считал слишком вольными, и под неопределенным «где-нибудь в Подмосковье» скрывается вполне точный адрес: Переделкино. Этот выпад входит в многолетнюю полемику Набокова с Пастернаком (литературный и психологический смысл которой уже не раз обсуждался) и последние слова «полемизируют» уже не с переводами, а со стихами Пастернака: «О! весь Шекспир, быть может, Что запросто болтает с тенью Гамлет» («Брюсову», 1923).
{35} Единственный претендент на это звание (если, конечно, это не Делаланд, чьи годы жизни знал только его автор) — Ф. Р. де Шатобриан (чьи темы интенсивно используются в «Аде»), хотя год смерти несколько изменен (надо — 1848). Возможно, поэтому найти соответствующие слова у Шатобриана не удалось.
«Рассуждение о тенях» (франц.); как явствует из эпиграфа к «Приглашению на казнь», автор его — упоминавшийся выше Пьер Делаланд.
[6] Да здравствует педант! (фр.). — Пер.
«В нем есть все для всех. Он вызовет у ребенка смех, у женщины — трепет. Светскому человеку он дарит целительное головокружение, а тем, кто не грезил никогда, внушает грезы» (фр.). — Пер.