Предисловие к английскому переводу романа «Дар» («The Gift»)
«Дар» (по-русски Dar)
Я жил в Берлине с 1922 года, то есть одновременно с молодым героем этой книги, но ни это обстоятельство, ни кое-какие общие наши интересы, как, например, литература и лепидоптера
В те дни, что я писал эту книгу, я еще не способен был пересоздать Берлин с его колонией беженцев так же радикально и безжалостно, как обошелся с некоторыми местами своего обитания в позднейшей, английской прозе. Кое-где сквозь искусство проглядывает история. Отношение Федора к Германии, пожалуй, слишком типично отражает грубое и безрассудное пренебрежение русских эмигрантов к «туземцам» (будь то в Берлине, в Париже или в Праге). На моего героя к тому же подействовало наступление тошнотворной диктатуры, относящейся уже ко времени работы над романом, а не к тому, которое он фрагментарно запечатлел.
Громадный поток интеллигенции, составивший столь заметную часть общего Исхода из Советской России в первые годы большевистской революции, сегодня кажется скитаниями какого-то мифического племени, чьи иероглифы я извлекаю теперь из праха пустыни. Мы остались неведомы американской интеллигенции (которая, замороченная коммунистической пропагандой, видела в нас просто-напросто злодеев-генералов, нефтяных магнатов и сухощавых дам с лорнетками). Этого мира больше нет. Нет Бунина, Алданова, Ремизова. Нет Ходасевича — величайшего русского поэта, какого доселе породил XX век. Старая интеллигенция вымирает, не найдя себе преемников в так называемых перемещенных лицах последних двух десятилетий, которые принесли с собой всю провинциальность и пошлость своей советской родины.
Теперь, когда мир «Дара» представляет собой такой же фантом, как большинство других моих миров, я могу говорить об этой книге с какой-то долей беспристрастности. Это последний роман, который я написал — или когда-нибудь напишу — по-русски. Его героиня не Зина, а Русская Литература. Сюжет первой главы сосредоточен вокруг стихов Федора. Глава вторая — это рывок к Пушкину в литературном развитии Федора и его попытка описать отцовские зоологические экспедиции. Третья глава сдвигается к Гоголю, но подлинная ее ось — это любовные стихи, посвященные Зине. Книга Федора о Чернышевском, спираль внутри сонета, берет на себя главу четвертую. Последняя глава сплетает все предшествующие темы и намечает контур книги, которую Федор мечтает когда-нибудь написать, — «Дара». Интересно, как далеко воображение читателя последует за молодыми влюбленными после того, как автор отпустил их на волю.
Так много русских муз участвуют в оркестровке романа, что переводить его особенно трудно. Мой сын Дмитрий Набоков перевел всю первую главу, но собственные профессиональные занятия не позволили ему продолжать эту работу. Остальные четыре главы перевел Майкл Скэммел. Зимой 1961 года в Монтрё я тщательно выверил перевод всех пяти глав. Перевод фрагментов и целых стихотворений, разбросанных по всей книге, — целиком на моей совести. Эпиграф не вымышлен. Эпилогическое стихотворение имитирует онегинскую строфу
Монтрё, 28 марта 1962
Перевод с английского Георгия Левинтона
© The Vladimir Nabokov Estate, 1963.
© Георгий Левинтон (перевод), 1997.
Примечания
{37} Nabokov V. The Gift. New York: G. P. Putnam's Sons, 1963.
Набоков с самого приезда в Америку, с 1942 г., начал искать возможность перевести свои русские романы на английский, что было необходимо как для его писательской репутации в Америке, так и для поисков работы: «Смешно — знать русский лучше, чем кто-либо — по крайней мере в Америке, — и английский лучше, чем любой русский, живущий в Америке, — и испытывать такие сложности в поиске университетской работы. Я начинаю сильно нервничать по поводу следующего года» (The Nabokov-Wilson Letters. P. 64; пер. комм.). — «мужчина, который знает английский лучше, чем русский — и именно мужчина, а не женщина. Я открыто гомосексуален в вопросе переводчиков» (цит. по: Boyd Brian. Vladimir Nabokov. The American Years. P. 45; nep. комм.). Он отказался от предложенных кандидатур А. Ярмолинского, «чей английский не лучше моего, и чьи переводы Пушкина (с Б. Дейч) хуже моих», и других (The Nabokov-Wilson Letters. P. 69, 92, 102; «Дар», так как в письме к Уилсону 5 апреля 1960 г. Набоков пишет, что читает «сделанный Дмитрием перевод моего „Дара“» (The Nabokov-Wilson Letters. P. 330; nep. комм.). В 1952 г., с возникновением в Нью-Йорке Издательства имени Чехова, «Дар» удалось переиздать по-русски в оригинальном варианте, т. е. с 4-й главой «Жизнь Чернышевского», исключенной по цензурным соображениям из «Современных записок» (1937–1938). Английский перевод романа, сделанный Майклом Скаммелом в соавторстве с Набоковым, появился только в 1963 г. (Nabokov V. — см. статью Дж. Грейсон «Метаморфозы „Дара“» в наст. сборнике.
Настоящий перевод был сделан в 1988 г. для неосуществленного издания критической прозы Набокова, составлявшегося А. А. Долининым и М. Б. Мейлахом для издательства «Прогресс», в то время, когда переводчик и составители предполагавшегося тома не знали о том, что это предисловие уже было переведено Г. Барабтарло и В. Набоковой (Набоков В. Собр. соч. Анн Арбор: Ардис, 1986. Т. 6).
{38} Набоков во всех своих предисловиях приводит транскрипции русских названий романов. Здесь, однако, это имеет особое значение, так как именно русское название «Дар» («Dar») впоследствии обыгрывается в списке книг, написанных героем романа «Посмотри на арлекинов!», где фигурирует книга «Dare» («вызов» от глагола dare — «сметь», «осмелиться» — учитывая специфику набоковского английского языка и его автопереводов, видимо, не совсем чуждым остается и значение омонимичного слова «зеркало для приманки птиц»).
{39} Имеется в виду соответствующая страница английского издания.
{40} Lepidoptera (мн. ч.) — лат. название чешуйчатокрылых, т. е. бабочек.
{41} Не исключено, что в этом стихотворение отразился и менее классический источник:
Финал
(Игорь Северянин. –202).
Автор этих стихов упомянут в «Даре» чисто негативно (в эпизоде, в котором отец Федора просматривает новые книги на его столе), но новая книга, вышедшая в Берлине, была несомненно прочитана, и тема, трактуемая несколько плоско, могла осесть в памяти вместе с рифмой: «ума — сама».
Примечания Г. Левингтона