Заключение
Завершая всё же достаточно компактное описание верификационного мастерства Набокова-поэта, можно сделать несколько совсем не очевидных a priori выводов.
Владимиру Набокову был дан воистину универсальный дар и как прозаику, и как поэту, и как, между прочим, критику и литературоведу. Другое дело, не все грани его исключительного литературного таланта получили равномерное развитие и были должным образом, по заслугам оценены современниками. Соблазну рассматривать всю совокупность литературно-художественных достижений писателя по шаблонной схеме сравнения: блестящий прозаик, но весьма посредственный поэт, всю жизнь упрямо доказывавший себе и другим основательность своих творческих притязаний в той и другой ипостасях, поддались многие. В их числе были, к сожалению, такие тонкие, авторитетные, хотя, впрочем, и достаточно субъективные ценители, как Владислав Ходасевич и Иосиф Бродский.
Причин заниженной оценки поэтического творчества Набокова можно назвать несколько. Несмотря на настойчивое стремление сохранять верность стихотворчеству на протяжении практически всего своего писательского поприща, Набоков, как хорошо известно, почувствовал необходимость считаться с изменившимися обстоятельствами во второй его половине. Вынужденный перейти на английский язык, он, конечно же, сократил поэтический сектор своих литературных писаний по сравнению с прозаическим. Поэзия и сама по себе была менее востребована в том литературном мире, куда попал русский писатель. Его английские стихи, а тем более переводы не обещали в скором времени лавров. К тому же, обременённый семьёй, он должен был думать о надёжном, регулярном заработке, который могли обеспечить лишь его завоёвывавшие в ту пору громкую популярность романы.
структурных границ, перенося законы поэтического мышления на прозу и прозаического — на стихи. Однако общественное мнение было ещё не готово к такому равноправному синтезу, вернее, к признанию его художественной амбивалентности. Поэтический элемент в прозе традиционно считался достоинством, а прозаический в поэзии — недостатком. В этом смысле Набоков разделил судьбу И. Бунина, блистательный поэтический талант которого, кстати, он ценил не меньше, если не больше прозаического. Среди писателей- прозаиков, отдавших дань стихосложению, практически нет таких, чьи успехи на обоих поприщах были бы признаны в равной мере. И наоборот, поэты, которые обращались к прозе, неизменно имели успех. Среди современников Набокова таковы Ф. Сологуб и А. Белый. Но можно ли со всей определённостью сказать, что они более значительные поэты, чем Набоков? В общественном мнении — да, объективно — едва ли.
Наконец, нельзя не признать, что и Набоков, продемонстрировавший слишком уж педантичную бережливость, включив в канонический состав своих поэтических произведений чуть ли не всё, что было им написано в стихах, в том числе и незрелые юношеские опыты, во многом сам навредил своему стихотворческому реноме. Будь авторский отбор строже, едва ли нашёлся бы человек, решившийся озаглавить вступительную статью к авторитетному изданию стихотворного наследия писателя «Забытый поэт» и открыть её кощунственно-безапелляционной фразой: «Владимир Владимирович Набоков (псевдонимы Владимир Сирин, Василий Шишков) (1899—1977) — второстепенный русский поэт, переводчик, автор нескольких драм в стихах...» Как это ни прискорбно, именно такую фразу по отношению к себе с горечью и дословной точностью предвидел Набоков... Неужели это не случайное совпадение, а намеренная цитата?
Обзор версификационной поэтики Сирина—Набокова на уровне метрики, ритмики и строфики не оставляет сомнений в необычайно высоком уровне его технической оснащённости, в плодотворности его теоретической рефлексии и полной её адекватности практическому воплощению тех самых законов, которые, по верному слову Пушкина, сам для себя устанавливает любой писатель, не только «драматический»... Конечно, истинный талант может и обойтись без изощрённой поэтической техники: как выразить обуревающие его идеи и чувства, ему подскажет наитие. Но виртуозная техника, не востребованная истинным талантом, по крайней мере, нонсенс. Сальери, между прочим, был весьма талантливым композитором... «Второстепенному поэту» вряд ли удалось бы создать грандиозный метатекст «Дара», где виртуозность прозаика и поэта, объединившись в одно неразрывное целое, нисколько не уступают друг другу, действуя по принципу отнюдь не конфронтации, а взаимообогащения.
из них, такие как «Садом шёл Христос с учениками...», «Петербург» («Мне чудится в Рождественское утро...»), «Шекспир», «Мать», «В раю» («Моя душа, за смертью дальней...»), «Вечер на пустыре», «Слава», а также большинство сонетов 1924 г., конечно же, останутся в сокровищнице отечественной поэзии как значимые образцы неповторимого видения мира, высочайшей поэтической культуры их создателя, крупного и оригинального русского поэта, и, наконец, как неоспоримое свидетельство его незаурядного мастерства. Противопоставление в Набокове прозаика и поэта столь же абсурдно, как противопоставление атомов водорода и кислорода в воде.