Галинская И.Л.: Владимир Набоков - современные прочтения
Набоков "без ретуши"

НАБОКОВ "БЕЗ РЕТУШИ"

«У культуры всегда бóльший запас прочности, чем кажется смятенным современникам. И она постоянно подтверждает это, подавая человечеству знаки. А то и знамения… Литературная судьба Владимира Набокова – знамение. Новая книга о нем – знак», писала «Новая газета», предвосхищая выход книги об этом знаменитом русско-американском писателе (4, с. 22). Книга «Классик без ретуши» (1) содержит почти все, что было написано о Владимире Набокове его современниками: «Обзоры Вл. Ходасевича, рецензии Г. Адамовича, яростные выпады Георгия Иванова, тексты Г. П. Федотова, Вл. Вейдле, Мих. Осоргина, Юрия Иваска, интервью Ю. П. Анненкова, рецензия Ж. -П. Сартра на роман «Отчаяние», эссе С. Лема и А. Роб-Грийе о «Лолите»… Джон Апдайк, Питер Акройд, Энтони Бёрджесс, Гор Видал, Дж. К. Оутс, пародия Умберто Эко (довольно, впрочем, ученическая)» (4, с. 22).

Когда в 1930 г. в берлинском издательстве «Слово» вышел роман В. Сирина (В. В. Набокова) «Защита Лужина», Владислав Ходасевич откликнулся на него положительной рецензией в журнале «Возрождение» (1, с. 64-67). «История Лужина рассказана с хорошо взвешенной непринужденностью, – писал Ходасевич. –Однако ж мы знаем, что только тяжким трудом дается то, что зовется легкостью…Молодого писателя надо поздравить с большой удачей» (1, с. 67). Впрочем, еще до выхода книги, когда роман печатался по частям в «Современных записках», главном журнале Русского Зарубежья, «вокруг него уже раздались презренные речи зависти», заключал Ходасевич (1, с. 67).

«Камера обскура» (1933) также вызвал отрицательную реакцию ряда критиков Русского Зарубежья, но Владислав Ходасевич вопреки им говорил «об очаровательном, порой как бы даже пресыщающем мастерстве, с которым роман написан… точность и безошибочность работы на сей раз доведены Сириным почти до излишества» (1, с. 111).

«Если с автора «Камеры обскуры» многое спрашивается, то лишь потому, что ему много дано» (1, с. 103).

Роман «Приглашение на казнь» (1938) считается одним из лучших русскоязычных произведений В. Набокова, также вышедших под псевдонимом В. Сирин. «Полагаю, что в русской (а, вероятно,– в мировой) литературе есть только одно произведение, генетически схожее с «Приглашением на казнь»: это гоголевский «Нос», заметил Ходасевич (1, с. 139).

Георгий Иванов заявил в 1930 г. в журнале «Числа», говоря о четырех книгах В. Сирина («Машенька», «Король, дама, валет», «Защита Лужина» и сборник «Возвращение Чорба»), что их автор – это знакомый нам от века тип способного, хлесткого пошляка-журналиста, владеющего пером на страх и удивление обывателю, которого он презирает и которого он есть плоть от плоти. Он «закручивает» сюжет с женщиной, выворачивает тему как перчатку, сыплет дешевыми афоризмами и бесконечно доволен (1, с. 180). И далее Г. Иванов называет Сирина «самозванцем», «кухаркиным сыном», «смердом», «черной костью».

– литературоведческий труд «Николай Гоголь» (1944). В рецензии на книгу в «Новом журнале» Георгий Федотов отметил, что эта работа характеризуется «изумительным английским языком», полна «блеска, остроумия, тонких догадок и интуиций» (1, с. 243). Впрочем, писать по-английски Набоков начал еще до переезда в Америку. Первый англоязычный роман В. Набокова «Истинная жизнь Себастьяна Найта» был начат в 1938 г. и закончен в январе 1939 г. Лишь после переезда писателя в Америку роман был издан в 1941 г. в издательстве “New Directions”. Внучка льва Толстого Мария Толстая откликнулась на него в «Новом журнале», причем называла автора «В. Набоков-Сирин», а то и просто «Сирин», хотя писатель к этому времени уже отказался от своего псевдонима. М. Толстая заключала: «Жаль, что у этого романа нет русского оригинала» (1, с. 236). Рекламную аннотацию к книге написал крупнейший американский литературовед Эдмунд Уилсон, стараниями которого, собственно, роман и был издан. Английский критик Уолтер Аллен в журнале «Спектейтор» (“Spectator”) счел роман «Истинная жизнь Себастьяна Найта» художественным эквивалентом малоизвестной книги А. Д. А. Саймонса «В поисках Корво» (1, с. 236), хотя при этом назвал В. Набокова блистательнейшим писателем: «Его талант очевидно велик; он может объединиться с издателем в надежде, что тот издаст по-английски и другие его романы» (1, с. 236-237).

«Меня будут помнить благодаря «Лолите» и благодаря моей работе о «Евгении Онегине», сказал Владимир Владимирович Набоков в интервью, данном корреспонденту “Paris review” Герберту Голду в 1967 г. (6, с. 106). Издать «Лолиту» в США писателю вначале не удалось: роман был отвергнут четырьмя издательствами – «Викинг пресс», «Саймон энд Шустер», «Нью Дайрекшнз» и «Фаррар, Страус энд Жиру» (1, с. 258-259). Пришлось опубликовать «Лолиту» в парижском издательстве «Олимпия-пресс», специализировавшемся на выпуске специфической литературной продукции»[1]. Это произошло осенью 1955 г., и поначалу книга не была даже замечена. Но вскоре разразился скандал: в английской прессе «Лолита» была объявлена неприкрытой порнографией, что вызвало оживленную дискуссию в Англии и во Франции, а Владимир Набоков тем самым превратился во всемирно известного писателя.

«Лолита» вышла в 1958 г. Русский перевод романа был опубликован писателем в 1967 г. Он сам перевел роман, поскольку, как сообщает Набоков в «Постскриптуме к русскому изданию», он вообразил, «что сделала бы с ней (с «Лолитой» – И. Г.), если бы я допустил это, «перемещенная дама», недавно научившаяся английскому языку, или американец, который «брал» русский язык в университете» (3, с. 360).

Восприятие набоковского романа критиками было далеко неоднозначным. Во Франции глава парижского издательства «Олимпия-пресс» Морис Жиродиа «отчаянно бился «против судебного запрещения» Лолиты»

«Нью-Йорк Таймс» О. Прескот назвал книгу «омерзительной высоколобой порнографией» (1, с. 263). Впрочем, немногочисленные отрицательные отзывы вскоре сменились дружным хором похвал. Когда З. Шаховская в рецензии на французский перевод «Лолиты» написала о скабрезности сюжета романа и о том, что его автора могут причислить к эротическим писателям, В. Набоков «не узнал» свою давнюю знакомую на презентации перевода книги в издательстве «Галлимар» (1, с. 268).

Среди положительных рецензий на «Лолиту» особо выделяется статья польского писателя Станислава Лема, написанная в 1962 г. «Обвинения в порнографии, от которых Набоков в послесловии пренебрежительно отмахивается, отказываясь принимать их всерьез, – сказать по правде, проявление даже не ханжества, но чудовищного бесстыдства тех, кто их предъявляет (особенно на фоне массово изготовляемых в США «триллеров», этой «черной серии», разжигающей сексуальные аппетиты известного рода читателей). Или, другими словами, если роман распустить по ниткам, разобрать его на части, в нем не отыщется ни одной детали, которую где-нибудь, когда-нибудь не перещеголяли уже писания, лишенные всяких художественных притязаний», отмечал С. Лем (1, с. 316).

Французский прозаик, режиссер и сценарист Ален Роб-Грийе в 1964 г. писал в журнале “Arts”, что «Лолита» – это великая книга (1, с. 310). В 1994 г. известная исследовательница Эрика Джонг вспоминала: «Оказавшись в фокусе большинства рецензентов, “L’Affaire Lolita” вытеснила в их восприятии на второй план роман как таковой. Скрещивая полемические копья в очередном раунде приевшейся дискуссии о совместимости порнографии и литературы (и о самих границах этих понятий), многие обозреватели вели себя так, будто и в природе не было язвительно-пародийного предисловия, предпосланного «Лолите» Набоковым. Стоило ли удивляться, что логика их рассуждений при этом порой зеркально уподоблялась аргументации Джона Рэя – младшего, д-ра философии?» (1, с. 263).

«Лолите» пародийный характер носит все «за исключением лежащей в основе сюжета любовной истории, каковой дано стать пародией лишь на самое себя», сказал американский поэт Джон Холландер еще в 1956 г. вскоре после выхода романа в издательстве «Олимпия-пресс» (1, с. 269).

«Лолите» В. Набоков широко пользуется особым стилистическим приемом – аллюзией, которая вносит добавочный смысл в произведение. Как известно, аллюзии бывают религиозные, исторические, моральные, литературные, мифологические, эмблематические. Употребление аллюзий помогает создать в произведении эзотерический смысл, т. е. смысл для посвященных. Аллюзия может быть явной и неявной, но от намека она отличается тем, что заключает в себе информацию общеизвестную. Аллюзии в романе «Лолита» не только многочисленны, но и касаются самых различных культур, начиная с латинского изречения “O lente currite, noctis equi”, которое Набоков в английском тексте переводит как «тихо бегите, ночные кошмары»

(7, с. 221), а в русском тексте – «тихо бегите, ночные драконы» (3, с. 250). Поскольку это изречение взято из «Любовных элегий» Овидия и было использовано Кристофером Марло (1564-1593) в пьесе «Трагическая история доктора Фаустуса», то Карл Проффер справедливо считал его двойной набоковской аллюзией (9, с. 31-32).

Особая тема набоковских литературных аллюзий – использование мифологических и библейских персонажей, причем делается это как бы мимоходом. В сцене купанья в Очковом озере и встречи с соседкой жены Гумберта Гумберта Джоаной Фарло упоминаются имена собак четы Фарло – Мелампий и Кавалла. Одно из имен восходит к греческой мифологии. Мелампий (или Меламп) – это прорицатель и жрец, умевший лечить болезни и очищать души, понимая язык зверей и птиц. Кавалла – собака короля Артура, который, согласно легенде, утвердил свое владычество над Британией, получив от феи озера чудесный меч Экскалибур. Так пейзаж Очкового озера В. Набоков связывает с содержанием древних легенд. Словом, убежден писатель, sapienti sat, т. е. умный поймет.

Особенно много нареканий в прессе вызвал набоковский перевод «Евгения Онегина». В предисловии к этому изданию В. Набоков сообщил: «Мой идеал – дословность. Ему я принес в жертву красивость, благозвучие, ясность, вкус, современное употребление языка и даже грамматику» (цит. по: 1, с. 380). Американский славист Морис Фридберг вначале отметил, что «крайне неприятное впечатление производит резко полемический тон Набокова по отношению к другим переводчикам Пушкина и небрежно-высокомерное отношение к советским пушкиноведам, чьими достижениями, несмотря на исключительно трудные условия работы, вправе гордиться мировая наука» (1, с. 381), а затем с сожалением признал, что набоковский перевод «Евгения Онегина» нельзя считать удачным, хотя «комментарии и примечания содержат много интересного материала и метких наблюдений» (1, с. 382).

«Пушкин Набокова», напротив, заявляет, что комментарий Набокова к роману в стихах Пушкина «блестяще написан и читается с неослабевающим интересом» (1,с. 382). Выдающееся достоинство набоковского комментария, по мнению Кристофера Рикса, – то «очевидное внимание, которое Набоков уделяет всем оттенкам смысла каждого слова своего перевода» (1, с. 383). Джон Бейли сказал в 1964 г. о только что вышедшем в американском издательстве «Пантеон» этом четырехтомном труде Набокова: «Лучший из когда-либо писавшихся комментариев к поэме и, вероятно, лучший ее перевод» (цит. по: 1, с. 376).

Однако немногие положительные отзывы буквально потонули в лавине ожесточенных критических нападок и на перевод «Евгения Онегина», и на комментарий к нему. С наиболее резкой критикой,как уже было нами сказано ранее, выступил «общепризнанный творец литературных репутаций» в Америке ХХ века Эдмунд Уилсон (1, с. 648).

Центральное произведение русскоязычного творчества Владимира Набокова – роман «Дар» – печатался в парижском журнале «Современные записки» в 1937-1938 гг. без 4-й главы. Полностью роман удалось напечатать лишь в 1952 г. благодаря «Издательству имени Чехова», этому, как выразился писатель, «поистине самаритянскому учреждению» (1, с. 149). В полном издании «Дара» Набоков сделал специальное примечание о том, что роман писался в начале тридцатых годов и печатался «за выпуском одного эпитета и всей IV главы» в журнале «Современные записки» (2, с. 16).

Отечественное набоковедение в России конца ХХ – начала XXI вв. называет этот роман наиболее полифоничной из всех русскоязычных работ Набокова, которая «может служить превосходной иллюстрацией к рассуждениям М. М. Бахтина относительно многоплановости, пластичности и открытости романа» (2, с. 5). «Дар» – произведение, твердо опирающееся на реальность и одновременно в высшей степени поэтическое, считает А. С. Мулярчик.

«Дар» сколько-нибудь развернуто и обстоятельно, поскольку печатание романа растянулось на полтора года, да и пропуск четвертой главы не способствовал созданию цельного мнения об этой работе. В. Ходасевич рецензировал каждую очередную выходящую книгу «Современных записок», печатавших «Дар» отдельными порциями, причем назвал роман «замечательным» (1, с. 155).

«Читал очередной кусок «Дара» с очередным восторгом» (1, с. 149). Владислав Ходасевич выведен в романе «Дар» в образе поэта Кончеева, ведущего нескончаемую полемику с критиком Христофором Мортусом («в частной жизни он был женщиной средних лет»: 2, с. 168), прообразом которого послужил В. Набокову Георгий Адамович[2].

«Дара», напечатанную в 63 книжке «Современных записок», В. Ходасевич с сожалением отмечал: «Слишком рано еще подводить «итог» Сирину, измерять его «величину», но уже совершенно ясно, что, к несчастию (к нашему, а не к его), сложностью своего мастерства, уровнем художественной культуры приходится он не по плечу нашей литературной эпохе» (1,с. 153).

Главный литературный враг В. Набокова Георгий Адамович в рецензии на журнальную публикацию «Дара» вынужден был признать, что «Сирин, каковы бы ни были его недостатки, в нашей новой литературе все-таки один, и было бы глупо и мелочно поддаваться случайному раздражению, как в иных случаях глупо и молочно поддаваться лести» (1, с. 157).

«Даре» глумится и над своими героями, и над своими читателями, выдвинул против Набокова сотрудник профашистского «Нового слова» Андрей Гарф, «уязвленный тем, в каком сниженно-сатирическом виде предстала на страницах «Дара» Германия и ее обитатели» (1, с. 150).

В конце ХХ и начале XXI вв. в англо-язычной прессе роман «Дар» постоянно привлекает внимание литературоведов. В 1982 г. в журнале “Canadian-American Slavic studies” появилась статья Д. Бартона Джонсона «Ключ к набоковскому «Дару»; в 1992 г. в журнале “Stanford Slavic studies” выходит статья Ирины Паперно «Как сделан набоковский «Дар»; в 1995 г. Сара Уэйт печатает статью «О линейной структуре набоковского «Дара» в “Slavic and East European journal”. Наконец, в журнале “Comparative literature” в 2002 г. появляется статья известного литературоведа Леонида Ливака «Использование Владимиром Набоковым «науки озарения» Андре Жида: От «Фальшивомонетчиков» к «Дару» (5).

«наука озарения» (“science des éclairages”) отразила эстетическую позицию Андре Жида (1869-1951), стремившегося разрушить традиционную форму французского реалистического романа. Свою полемику с реализмом Андре Жид начал еще в 1903 г. в сборнике статей «Поводы» (“Prétextes”), когда заявлял, что он сторонник искусства, обладающего своей особой «действительностью». Теория «наука озарения» в первую очередь говорит о том, что действительность обманчива и должна фильтроваться сквозь линзу художественного письма. Вторая отличительная черта «науки озарения» состоит в том, что Андре Жид предлагает использование множества нарративных голосов, которые вкупе с зеркальной композицией делают читателя как бы и сочинителем, заставляя его двигаться по пути, заранее спроектированному автором. Композиция романа усложнена, а его структура обсуждается самими действующими лицами. Эта теория Андре Жида оказала влияние на французскую модернистскую литературу.

Леонид Ливак полагает, что Владимир Набоков, работая над романом «Дар» (замысел его возник в конце 1932 г., а писался роман в 1933-1938 гг.), имел в виду «науку озарения» Андре Жида, воплощенную в романе «Фальшивомонетчики», вышедшем в 1925 г. В этом романе Андре Жида налицо система «текстуальных зеркал», поставленных друг перед другом и отражающих друг друга бесконечно, пишет Л. Ливак (5, с. 200).

«Дар» Набокова Федор Годунов-Чердынцев чувствует, что его текст уже существует в другом измерении и может быть воплощен в этом мире только интуитивно. Но если у Андре Жида четко очерчены отношения двух текстов, то Набоков затемняет, вуалирует эти отношения. История Яши Чернышевского и история отца Федора Константиновича отражают роман самого Федора о Николае Чернышевском и предсказывают этот роман, причем Яша связывается с Николаем Гавриловичем и в семейном предании[3], и в сфере эстетической.

«абсолют-формулу» «абсолют-бесконечности», зеркально отражаются у Набокова и восходят к рассуждениям одного из персонажей «Фальшивомонетчиков» о его будущем романе (5, с. 203; 2, с. 204-205).

Если в романе «Фальшивомонетчики» используется символическое число «13» (героями романа написано двенадцать писем, а тринадцатое письмо любовницы своего отца крадет персонаж романа Жорж Молинье), то у Набокова есть в «Даре» аналогичное символическое число «5»: в романе пять глав, Кончеев называет пять слабых мест в творчестве Федора Константиновича, который в парке видит пять евангельских сестер и т. д. Использование многочисленных нарративных голосов, как и зеркальная композиция, роднит приемы письма романа «Дар» с подобной же техникой письма романа «Фальшивомонетчики» (5, с. 205). Впрочем, в финале «Дара» выясняется, что все нарративные голоса романа принадлежат самому Федору Константиновичу. Так что, хотя Набоков в свое время говорил, будто литературное влияние это «темная и смутная вещь» (цит. по: 5, с. 207), Леонид Ливак убежден в том, что в романе «Дар» писатель не избежал влияния Андре Жида.

«Классик без ретуши» в отдельный раздел выделены критические этюды и эссе, публиковавшиеся в США и Англии в 1961-1973 гг. Два из них – эссе Джона Апдайка и Альфреда Кейзина – озаглавлены «Дань уважения». Лейтмотивом большинства этих материалов является убеждение в том, что Владимир Набоков – великий писатель. «Это новый американский писатель и лучший среди ныне живущих», отметил Джон Апдайк в 1971 г. (1, с. 579).

«Наконец-то пробил час триумфа Набокова. Теперь он – воистину король того презренного массового общества, которое почему-то именуется современной литературой» (1, с. 583).

Английский писатель Энтони Бёрджесс также четко определил место Набокова в современной литературе: «Англоязычный славянин поставил перед собой особую задачу – напомнить нам о великолепии нашего языка, сильно обедневшего благодаря стараниям пуритан и прагматиков» (1, с. 575). Американская писательница Джойс Кэрол Оутс признала, что «гений Набокова обладает… завораживающей силой» (1, с. 584). Гением называют Владимира Набокова и другие авторы, представленные в этом разделе сборника «Классик без ретуши». Так что жизнь расставила все по своим местам: литературный мир признал Владимира Набокова, знаменитого американского писателя русского происхождения, обладателем таланта, не знающего себе равных.

СПИСОК ЛИТЕРАТУРЫ

–М., 2000. – 688 с.

– М., 1990. –349 с.

3. Набоков В. Лолита. – М., 1989. –368 с.

– М., 2000. М., 2000. - № 13 (584). – 4 апр. – С. 22.

5. Livak L. Vladimir Nabokov’s apprenticeship in André Gide’s “science of illumination”: From “The Counterfeiters” to “The Gift” // Comparative lit

– Eugene, 2002. –Vol. 54,N3. – P. 197-214.

– N. Y., 1973. – XVII, 337 p.

7. Nabokov V. Lolita.– N. Y., 1958. – 319 p.

8. The Nabokov – Wilson letters. Correspondence between Vladimir Nabokov and Edmund Wilson, 1940-1971. –N. Y., 1979. – IX, 346 p.

– Bloomington, 1968. – XII, 160 p.