Лекция 13. «Изобретение Вальса», рассказы, «Подлинная жизнь Себастьяна Найта», «Solus Rex» - 1938—1940
Дорогие друзья, сегодня последняя лекция о «русских годах» Набокова.
В 1938 году, живя во Франции, Набоков написал пьесу «Изобретение Вальса», указав впоследствии, что она написана за несколько лет до создания атомной бомбы. Почему Набоков обратил внимание на связь появления атомной бомбы и этой пьесы? «Изобретение Вальса» рассказывает о некоем Сальвадоре Вальсе, пытающегося спасти мир с помощью изобретенного им аппарата, способного вызывать мощные взрывы на любом расстоянии.
Пьеса построена оригинальным способом. Все три действия Сальвадору Вальсу снится сон, в коем он после встречи с военным министром и показе последнему действие в реальности его аппарата (взрывом снесена вершина горы, видная из министерского окна), проверке министром и его генералов действие аппарата на других намеченных ими пунктах, Вальс становится правителем страны. Движимый идеей всеобщего разоружения, и стараясь подчинить своей воле другие страны, он уничтожает город с населением шестьсот тысяч человек. Тогда становится понятной ссылка Набокова на применение атомной бомбы США в японских городах Хиросима и Нагасаки в 1945 году, когда сразу же погибли сто пятьдесят тысяч человек.
Вот, как прокомментировал сам Набоков свою пьесу:
Если с самого начала действие пьесы абсурдно, то причина этого в том, что именно таким - еще до того, как поднялся занавес, - оно видится безумному Вальсу, когда он сидит в кресле викинговского стиля, ждет аудиенцию, которую ему удалось устроить через старика Берга, и воображает разговор с министром и его удивительные последствия - разговор, которого он на самом деле удостоится в последней сцене последнего действия. Пока Вальс находится в приемной, перед нами последовательно разворачивается его трехактная греза, прерываемая лишь антрактами забытья, хотя время от времени ткань его фантазии вдруг истончается, на яркой материи появляются прорехи, сквозь которые просвечивает иной мир.
Да, просвечивает иной мир, в котором Вальсу мерещится игрушечная машина и его обуревает страх, притом, что инфантилизм его мечты становится всё яснее. Здесь еще стоит отметить комедийный язык и пластические приемы пьесы. Когда занавес поднимается, перед зрителями предстают в странных позах военный министр и его секретарь, который пытается достать соринку из глаза начальника. Во втором действии комедийная ситуация военного совета, когда только фамилии одиннадцати генералов провоцируют неизменную улыбку: Берг, Бриг, Брег, Герб, Гроб, Граб, Гриб, Горб, Груб, Бург, Бруг.
В третьем действии Вальс начинает понимать всю несбыточность своей мечты при кружащихся сновидениях. И вот неожиданность - прямо из сна он оказывается в кабинете военного министра. Когда Вальс начинает говорить, всё его словесное мастерство пропадает. Перед нами жалкий сумасшедший, вообразивший себя гением.
В этом плане Вальс напоминает практически любого человека, когда он воображает, что все его желания исполнимы вне зависимости от реальности. Тем более, что Набоков писал эту пьесу, когда Г итлер присоединил Австрию, поглядывая на Чехословакию. В образе Гитлера, в его истерических речах оживает видение Вальса о мировом господстве.
В рассказе «Посещение музея», написанном осенью 1938 года, русский эмигрант приезжает в небольшой французский городок и по просьбе своего приятеля-эмигранта, которого он считает безумцем, заходит в местный музей, пытаясь среди экспонатов найти портрет деда своего русского знакомого. Импульсом для написания рассказа послужило посещение Набоковым летом 37 года в Ментоне местного музея, в котором все есть, начиная от картин Фердинанда Бака и кончая ветхой коллекцией выцветших бабочек, и знаете, какие две статуи стоят у входа: Пушкин и Петр I (спасающий совершенно диким способом двух утопающих - это стояло в скверике на набережной в Петербурге). Посетитель музея находит картину, но неожиданно малюсенький музей становится бесконечным и устрашающим пространством. Стараясь избавиться от этого кошмара, он мечется по музею, пока, в конце концов, не оказывается на улице.
Идет снег, и герой, прочитав вывеску над каким-то магазином, понимает, что он очутился в Советском Союзе. И происходящее настоящее походит на жуткое, кошмарное сновидение. Отказавшись описывать арест и в связи с ним дальнейшие испытания, рассказчик резюмирует: Достаточно сказать, что мне стоило необыкновенного терпения и трудов обратно выбраться за границу и что с той поры я заклялся исполнять поручения чужого безумия».
В ноябре того же 38 года Набоковым написан рассказ «Лик». Герой рассказа, русский эмигрант Лик - невротик, актер труппы, страдающий неизлечимой болезнью сердца - чувствует себя обделенным жизнью, всегда он на вторых ролях, и надеется, что смерть будет панацеей от всего происходящего и уведет его прямо со сцены в другую, истинную реальность. Он покупает в лавке белые ботинки и когда выходит из нее, сталкивается с бывшим своим учеником, этаким громилой, который в гимназии не давал ему прохода. Обратите внимание на характерную фамилию громилы: Колдунов. Этот Колдунов затаскивает Лика в свое убогое жилище, заставляет пить вино, несмотря на больное сердце, бранит его за то, что сам он бедствует, в то время, как Лик, по его мнению, купается в роскоши. Наконец Лику удается вырваться, он очень плохо себя чувствует: в голове туман, сердце вот-вот остановится. В тот момент, когда он чувствует, что умирает, неожиданно вспоминает, что оставил у Колдунова свои ботинки. На такси Лик едет к нему и что он видит? Колдунов мертв, он лежит на полу, обезображенный выстрелом в рот, широко раскинув ноги, в новых ботинках Лика.
Лик, считавший, что ему суждена главенствующая роль героя, которому предстоит умереть, понимает, что даже смерть низводит его на вторые роли. Финал рассказа, казалось бы, уже предсказуем, а на самом деле оборачивается нежданным событием, подводящим итог жизни и Колдунова, и Лика. Так и хочется привести давнюю пословицу: человек предполагает, а Бог располагает, сославшись на двуликого Януса.
В декабре рассматриваемого года Набоков приступил к работе над первым английским романом - «The Real Life of Sebastian Knight» («Подлинная жизнь Себастьяна Найта»). Это произведение об истории жизни писателя Себастьяна Найта (родился в 1899 году в Санкт- Петербурге от матери-англичанки и русского отца, умер в 1936 году), которую в том же 1936 году пытается исследовать и записать его сводный брат В. (родился в 1906 году от второй, русской жены отца). Эмигрировав в 1919 году из России, мать В. и он обосновались в русском квартале Парижа, а Себастьян отправился в Кембридж и оборвал все связи с родным языком и со своим прошлым. Еще в Петербурге Себастьян пользовался фамилией матери, рисуя под своими стихами шахматного коня вместо подписи, так как «Knight» по- английски - рыцарь, шахматный конь. Из Кембриджа он переезжает в 1924 году в Лондон, где встречает Клэр Бишоп. Вскоре она будет его любовницей и музой. Благодаря Клэр Бишоп его литературный талант расцветает. За границей, повзрослевший В. лишь два раза, да и то ненадолго, встречается с братом - в 1924 и 1929 годах. Однако в январе 1936 года он получает от Себастьяна письмо, написанное, к его удивлению, по-русски, а вскоре после этого приходит телеграмма от врача.
В последнем романе Себастьяна говорится о некоей неземной тайне, которую умирающий герой готов поведать миру. В., прочитав книгу, мчится в больницу парижского пригорода Сен-Демье, надеясь услышать эту тайну из первых уст, - но не застает брата в живых. Он, исследуя прошлое Себастьяна, приходит к мысли, что сможет понять сердечную боль, мучившую брата в последние годы жизни, только если найдет русскую возлюбленную, которую тот встретил в 1929 году. И В. все-таки подходит к разгадке, почему Себастьян бросает свою идеальную спутницу, своего редактора, несущего в себе трогательную обреченность. Обнаружив, что он унаследовал от матери смертельный недуг - грудную жабу, Себастьян не может успокоиться, теряет душевный покой, и думает, что его счастье с Клэр - отвлекающая уловка, западня, в которую заманивает его смерть. В 1929 г. по совету врача Себастьян уехал подлечить сердце на курорт в Блауберг (Эльзас). Там он влюбился, и на этом их отношения с Клэр закончились.
В свой автобиографической книге Себастьяна «Утерянные вещи», есть письмо, которое можно прочитать как обращение к Клэр: «Мне все время кажется, что в любви есть какой-то тайный изъян... Я не перестал любить тебя, но оттого, что я не могу, как прежде, целовать твоё милое сумрачное лицо, нам нужно расстаться. Я никогда тебя не забуду и никем не смогу заменить. с тобою я был счастлив, теперь я несчастлив с другой.» На протяжении почти всей второй половины романа В. занят поисками этой другой женщины, - ему кажется, что, увидев её, и поговорив с нею, он узнает о Себастьяне нечто важное. Кто она? Известно, что в Лондоне Себастьян получал письма, написанные по-русски, от женщины, которую встретил в Блауберге. Но, выполняя посмертную волю брата, В. сжёг все его бумаги. Поездка В. в Блауберг ничего не даёт, зато на обратном пути ему встречается странный человек, который достаёт для В. список постояльцев отеля «Бомон» в Блауберге за июнь 1929 г., и он отмечает четыре женских имени - каждое из них могло принадлежать возлюбленной брата. В. отправляется по адресам.
Фрау Элен Герштейн, изящная нежная еврейка, живущая в Берлине, никогда не слыхала о Себастьяне Найте. Зато у неё в доме В. знакомится с однокашником Себастьяна («как бы это сказать. вашего брата в школе не очень-то жаловали.»); однокашник оказывается старшим братом первой любви Себастьяна - Наташи Розановой.
В доме мадам де Речной в Париже В. застаёт Пал Палыча Речного и его кузена Чёрного (удивительный человек, умеющий играть на скрипке стоя на голове, расписываться вверх ногами и т. п.). Оказывается, Нина Речная - первая жена Пал Палыча, с которой он давно разошёлся. Судя по всему, это особа эксцентричная, взбалмошная и склонная к авантюрам. Сомневаясь в том, что женщина такого типа могла увлечь Себастьяна, В. направляется в фешенебельный квартал Парижа - там живёт ещё одна «подозреваемая», Элен фон Граун. Его встречает мадам Лесерф («маленькая, хрупкая, бледнолицая дама с гладкими тёмными волосами»), назвавшаяся подругой фон Граун. Она обещает В. разузнать все что можно. (Для очистки совести В. навещает и некую Лидию Богемскую, оказавшуюся, увы, немолодой, толстой и вульгарной особой.) На следующий день мадам Лесерф (возле неё на софе притулился старый чёрный бульдожик) рассказывает В., как её подруга очаровала Себастьяна: во- первых, он ей понравился, а кроме того, показалось забавным заставить такого интеллектуала заниматься с ней любовью. Когда он наконец, осознал, что не может жить без неё, она поняла, что больше не может выносить его разговоров («о форме пепельницы» или «о цвете времени», к примеру), и бросила его. Услышав все это, В. ещё больше хочет встретиться с фон Граун, и мадам Лесерф приглашает его на уик-энд к себе в деревню, обещая, что загадочная дама непременно приедет туда.
В огромном, старом, запущенном доме гостят какие-то люди, сложным образом связанные друг с другом. Размышляя о таинственной незнакомке, В. вдруг чувствует влечение к мадам Лесерф. Будто в ответ она сообщает, как когда-то поцеловала мужчину только за то, что он умел расписываться вверх ногами. В. вспоминает кузена Чёрного и все понимает! Дабы проверить свою догадку, он тихо по-русски произносит за спиной у мадам Лесерф: «А у неё на шее паук», - и мнимая француженка, а на самом деле - Нина Речная, тотчас хватается рукой за шею. Безо всяких объяснений В. уезжает.
Ночью В. видел на редкость неприятный сон - Себастьян зовёт его «последним, настойчивым зовом», вот только слов не разобрать. Вечером следующего дня пришла телеграмма: «Состояние Себастьяна безнадёжно...» С большими передрягами В. добирался до Сен-Дамье. Он сидит в палате спящего брата, слушает его дыхание и понимает, что в эти минуты узнаёт Себастьяна больше, чем когда-либо. Однако произошла ошибка: В. попал не в ту палату и провёл ночь у постели чужого человека. А Себастьян умер за день до его приезда.
ни один из нас не знает», - можно истолковать как то, что оба брата - это разные ипостаси подлинного автора «Подлинной жизни Себастьяна Найта», т. е. Владимира Набокова.
В январе 1939 года, когда Набоков уже заканчивал «Подлинную жизнь Себастьяна Найта», ему пришла в голову идея создания новой книги: Новый замысел мелькает, как гора в моем вагонном окне, то слева, то справа, - и скоро высажусь и полезу - слышу уже грохот осыпей. Скорей всего, как пишет Брайан Бойд, Набоков думал либо о написании второго тома «Дара», либо о втором приложении к роману «Дар» после уже напечатанного первого приложения «Круг».
Вероятно, весной 1939 года он и написал это до сих пор не опубликованное «Второе приложение» к «Дару». Во «Второе приложение» входят материалы, собранные Федором для незаконченной биографии об отце, как бы продолжение второй главы «Дара». Он вспоминает, какую досаду вызывали у него в отрочестве лепидоптерологические справочники, упоминавшие подвиды и локальные разновидности бабочек, и особенно игнорировавшие фауну России.
Как подчёркивает Брайан Бойд начало «Второго приложения» по изяществу и силе впечатления относится к лучшим образцам набоковской прозы. Далее он пишет - в наследии писателя нет другого произведения, где его любовь к бабочкам, его точная память, его склонность к метафизическому размышлению и его скрупулезное научное мышление были бы сплавлены воедино с подобным накалом. Но, как сказано ранее, замысел Набокова обращался и ко второму тому «Дара» и существует даже тетрадь, имеющая помету «Дар. Часть II». В этой тетради Набоков набросал план некоторых глав романа.
Одна глава рисует Федора и Зину в Париже, куда они переехали из Германии. Из наброска «последней главы» мы узнаем о гибели Зины в нелепом уличном происшествии. Потрясенный смертью Зины, Федор едет на Ривьеру, потом возвращается в Париж, где встречается с Кончеевым.
В конце романа Федор читает Кончееву написанное им продолжение незавершенной пушкинской драмы «Русалка». Как и «Дар», второй том книги, по замыслу Набокова, должен был закончиться Пушкиным, но на гораздо менее оптимистической ноте.
2 мая 1939 года в Праге скончалась Елена Ивановна Набокова. Набоков переживал, что не сможет присутствовать на похоронах матери. А 14 июня в Париже умер его друг Владислав Ходасевич, которого он считал крупнейшим поэтом нашего времени. На протяжении тридцатых годов и Ходасевич, и Набоков, защищая друг друга от нападок парижских критиков, пришли к убеждению, что их противниками - особенно Адамовичем, наиболее влиятельным из них - двигала зависть.
За последние пять лет Набоков написал несколько прекрасных стихотворений, но ни одно из них не увидело свет. Казалось, публиковать их не имеет смысла: хотя даже Адамович вынужден был признать, что Набоков пишет блестящую прозу, однако он по-прежнему отвергал его поэзию, и другие критики ему вторили. После смерти Ходасевича Набоков написал еще одно стихотворение:
ПОЭТЫ
Из комнаты в сени свеча переходит
и гаснет. Плывет отпечаток в глазах,
пока очертаний своих не находит
беззвездная ночь в темно-синих ветвях.
Пора, мы уходим - еще молодые,
со списком еще не приснившихся снов,
с последним, чуть зримым сияньем России
на фосфорных рифмах последних стихов.
А мы ведь, поди, вдохновение знали,
нам жить бы, казалось, и книгам расти,
но музы безродные нас доконали,
и ныне пора нам из мира уйти.
своею свободою добрых людей.
Нам просто пора, да и лучше не видеть
всего, что сокрыто от прочих очей:
не видеть всей муки и прелести мира,
окна, в отдаленье поймавшего луч.
лунатиков смирных в солдатских мундирах,
красы, укоризны; детей малолетних,
играющих в прятки вокруг и внутри
уборной, кружащейся в сумерках летних;
красы, укоризны вечерней зари;
рыданья рекламы на том берегу,
текучих ее изумрудов в тумане,
всего, что сказать я уже не могу.
Сейчас переходим с порога мирского
пустыня ли, смерть, отрешенье от слова,
иль, может быть, проще: молчанье любви.
Молчанье далекой дороги тележной,
где в пене цветов колея не видна,
молчанье зарницы, молчанье зерна.
в 1936 году Василия Травни- кова. 17 августа «Последние новости» опубликовали рецензию Адамовича на последний номер «Современных записок», в которой автор задает вопрос: «Кто такой Василий Шишков? .талантлива каждая строчка, каждое слово. Не могу, к сожалению, привести всего прекрасного этого стихотворения - по недостатку места, но еще раз спрошу - кто это, Василий Шишков? Откуда он? Вполне возможно, что через год-два его имя будут знать все, кому дорога русская поэзия». Набоков, прочитав рецензию Адамовича, придумал ответ на повторяющийся вопрос: «Кто это Василий Шишков?». Он сразу же принимается за рассказ «Василий Шишков», который был напечатан под его обычным псевдонимом «Сирин».
В этом рассказе молодой поэт Василий Шишков, поймав Сирина на литературном вечере, обращается к нему с просьбой прочитать его стихи. Чтобы проверить искренность Сирина, Шишков дает ему бездарные стишки, наскоро состряпанные в тот же день. Удовлетворенный неодобрением известного писателя, он передает ему тонкую, потрепанную тетрадь со своими подлинными стихами, которые приводят Сирина в восторг. Шишков приглашает Сирина участвовать в затеваемом им эмигрантском журнале. Когда его затея проваливается, он просит Сирина позаботиться о его стихах в случае его исчезновения. С тех пор о нем больше ничего не слышно: он исчезает, растворившись без следа. Когда рассказ был напечатан, Адамовичу ничего не оставалось, как признать, что его провели.
В течение октября и ноября 1939 года Набоков работает над «Волшебником» - самым длинным из его рассказов. Сорокалетний мужчина с неудовлетворенной страстью к девочкам женится на больной вдове ради ее двенадцатилетней дочери. Когда мать девочки умирает, он везет падчерицу на отдых, надеясь, что постепенно хитростью заставит ее принять его сексуальные домогательства как некую волшебную игру. Однако в первую же ночь он, не удержавшись, начинает ласкать спящую девочку. Растворяясь в наслаждении, он вдруг видит, что она смотрит на него широко открытыми от ужаса глазами. Девочка поднимает крик. Он выскакивает на улицу, убегая от нее, от глазеющих постояльцев гостиницы, от самой жизни, - и погибает под колесами грохочущего грузовика.
но дочь отвергает его притязания. Набоков, возвращаясь к аналогичной ситуации, изображает одержимого своей манией извращенца, который, в конце концов, обнаруживает, что брак, суливший ему незаконную свободу доступа к падчерице, оборачивается клеткой, из которой нет другого выхода, кроме смерти.
Вернемся всё же ко второму тому «Дара». К концу ноября 1939 года Набоков обнаружил, что идея изобразить страдания мужа, который не может примириться с бессмысленностью смерти своей жены, уже зажила собственной жизнью, и плавно переходит в замысел совершенно нового романа - «Solux Rex»: Одинокий Король. Фрагмент романа, который должен был впоследствии стать его второй главой, появился в последнем номере «Современных записок» в апреле 1940 года, а написан был не позднее начала февраля. А первой главой романа должна была стать «Ultime Thule», написанная, вероятно, в марте-апреле 1940 года.
Когда Набоков отказался от идеи романа, он напечатал «Ultime Thule»: Отдалённая Фула. Получился самостоятельный рассказ, написанный в форме письма художника Сине- усова к его недавно умершей жене. Сохранив ясность ума, несмотря на то, что он целиком поглощен горем, Синеусов иронизирует над абсурдностью своего послания к умершей и пытается представить ее реакции, если бы она смогла прочесть его письмо.
В своем письме Синеусов рассказывает об Адаме Фальтере, который когда-то был его репетитором в Петербурге и которого они с женой недавно встретили на Ривьере. Фальтер, возможно, сошел с ума оттого, что он случайно разгадал загадку мира. Синеусов, которого всегда привлекала метафизика и который именно сейчас отчаянно ждет хоть какого-нибудь намека на то, что его жена продолжает где-то существовать, пытается выведать у Фальтера его секрет. Но все его попытки тщетны, ведь недаром Фальтер по-немецки бабочка и он, то сверхчеловек, то недочеловек, который утратил обычные связи с внешним миром (не способен самостоятельно зажечь свет) и в то же время овладел разгадкой сущности вещей. В примечании к рассказу Набоков пояснил:
Придумывая все новые подробности воображаемой страны (которая вначале лишь отвлекала его от горя, но со временем переросла в самодовлеющую художественную манию) вдовец настолько вжился в Thule, что она начинает порождать собственную реальность. В первой главе Синеусов упоминает, между прочим, о своем намерении переехать с Ривьеры в Париж на свою старую парижскую квартиру; на самом деле он переезжает в угрюмый дворец на бледном северном острове. С помощью искусства он пытается воскресить жену в облике королевы Белинды - жалкая уловка, которая не позволяет ему победить смерть даже в мире вольного вымысла. В третьей главе ей предстояло снова умереть - она погибает от взрыва бомбы, предназначавшейся ее мужу, на новом мосту через Эгель, через несколько минут после возвращения с Ривьеры.
на трон, став невольным участником заговора против своего кузена, законного наследника престола принца Адульфа. Свою заметку о романе Набоков заканчивает так: Мне по-настоящему жаль, что роман остался недописанным, ибо он обещал стать совершенно непохожим - качеством своей окраски, амплитудой стиля и еще каким-то неопределимым свойством его мощного подспудного течения - на все прочие мои русские работы».
Еще в конце октября 1939 года Набоков окончательно договорился о месте преподавателя в американском Стэнфорде. Теперь же в 40-м году он стал записывать в тонких ученических тетрадках наброски будущих лекций. Он сообщил Карповичу, что уже приготовил годичный курс лекций по русской литературе.
Приближался отъезд, и по словам Дмитрия Набокова, вся семья волновалась, как перенесет непростое путешествие порыв вдохновения, необходимый для «Solux Rex».
Опасения оказались ненапрасными: Набокову пришлось уложить в чемоданы и забыть на долгие годы не только рукопись «Волшебника» и незаконченного «Solus Rex», но и свою славу писателя-эмигранта. Двадцать лет спустя, когда «Волшебник» переродился в «Лолиту», а «Solux Rex» перерастал в «Бледный огонь», Набоков снова пересек Атлантический океан. Теперь уже на лайнере, в библиотеке которого красовалась на полке «Лолита» и вышедший только что первый перевод этого романа. Набоков путешествовал, как знаменитый американский писатель, которого ждали в Европе триумфальное турне и череда великолепных приемов в честь выхода в свет французского, английского и итальянского изданий самого знаменитого из его романов.
шутке есть доля истины. Поэтому, если кто-либо из вас запомнил очень многое из моих лекций, продолжает интересоваться этой тематикой, тогда я очень рад, поскольку моя цель достигнута. Напоследок мое прощальное стихотворение о творчестве Набокова.
Во всей совокупности вещих явлений,
двадцатому веку всегда вопреки,
грядет повсеместно писательский гений
отменным романом, зацепкой строки,
к тому же сравненья
никак не постигнут всю летопись книг:
Стремительный Сирин венчает мгновенье
той пушкинской хватки - Шекспиру сродни!