Георгий Левинтон (Санкт-Петербург)
Заметки о парономазии.
I: Парономазии и подтексты у Набокова
О тенденции Набокова к утаиванию парономазии («самоубийству каламбура»)1 наряду, разумеется, с обратной тенденцией — к его экспликации, впервые написал Омри Ронен в известной статье «Два полюса парономазии» [Ронен 1989]. Его пример с «пулею рокового хлыща» — т.е. * фатального фата, очень убедителен, однако это все же остается исследовательской реконструкцией. Если бы существовал такой текст (чужой, не набоковский!), где это сочетание реально встречалось бы (и при этом такой текст, который мы с некоторым основанием могли бы подозревать в том, что он может быть подтекстом Набокова) — в этом случае сама потаенная парономазия, и даже самое ее утаивание выступало бы в роли цитаты, ссылки.
О том же явлении (или тенденции), что Ронен, говорит и А.А. Долинин: «<...> типичный для Набокова прием сокрытия особо значимого слова, которое легко восстанавливается из ближайшего контекста» [Долинин, 218].
Однако у Набокова есть и обратная тенденция — к экспликации скрытой парономазии, причем, если дальнейшие примеры убедительны, — чужой парономазии.
1
Один такой пример рассматривал тот же А.А. Долинин. В письме к Ходасевичу Набоков, говоря о «Петербурге» Белого, цитирует его каламбур: «Кубовый куб кареты» (вместе с парономазией «барон — борона») [Долинин, 339]. Как отмечает Долинин, этого каламбура у Белого нет (потому что карета Аблеухова другого цвета), хотя куб кареты и кубовой цвет, вне связи с ней, в «Петербурге» присутствуют.
по созвучию, „кубовый воздух“ из пятой главы романа и повторяющийся в первой главе образ „куба кареты“») [Долинин, 339] — или же (эту возможность также отмечает Долинин) переносит в «Петербург» соответствующие (реальные, а не потенциальные) каламбуры из романа «Маски» [Долинин, 344, прим. 8]. Только первое решение, разумеется, соответствует нашему определению.
2
В другой статье («Плата за проезд. Беглые заметки о генезисе некоторых литературных оценок Набокова») А.А. Долинин прокомментировал «хорошо известную Набоковскую шпильку из „Других берегов" по адресу Бунина „парчовая проза"»: «Характерно <...> что это определение нельзя считать вполне самостоятельным, ибо оно восходит к отзыву Юлия Айхенвальда <...> о „Жизни Арсеньева" в берлинской газете „Руль“: „Поистине драгоценную словесную ткань разостлал перед нами Иван Бунин, но ткань эта тяжела. Она тяжела тяжестью спелых колосьев <...> роскошью литературной парчи“ [Долинин, 268-269]. При этом он замечает, в более общем виде, что Набокову свойственно «присваивать чужое» — «[реализуя недореализованный метафорический и/или эвфонический потенциал „чужого слова", полемически выворачивая его наизнанку, достраивая недостроенный образ, подхватывая или развивая чужую идею», то есть описывает, по существу, тот же самый прием, которому посвящена настоящая заметка.
3
В нашей статье о стихотворении Мандельштама: «Когда Психея-жизнь.» [Левинтон 1999] есть такое сопоставление: «По свидетельству Н.И. Хар- джиева, Мандельштам отверг <...> вариант последней строфы [со стихом: лепешку медную хозяину парома] из-за слова паром, объяснив, что „Харон в качестве хозяина парома уместен только в пародийных стихах" [Мандельштам 1973, 277-278 (комм. Н.И. Харджиева)]. Однако почти в то же самое время, когда Мандельштам записал и отверг этот вариант последней строфы <...> именно это созвучие появляется у поэта другого, следующего поколения, в стихах вовсе не пародийных. Это Федор Годунов-Чердынцев: „Она повела его к рентгеноскопу, показала, куда поставить ногу. Взглянув в оконце вниз, он увидел <...> свои собственные, темные аккуратно раздельно лежавшие суставчики. Вот этим я ступлю на берег с парома Харона"2. В такой откровенной форме словосочетание остается лишь в генезисе, предыстории текста, в качестве первого фонетического импульса и собственно в стихи уже не допускается, но слово паром в них остается и „<...> он раздумчиво смотрел на блеск башмака. С парома на холодный брег <...> Вот этим с черного парома сквозь (вечно?) тихо падающий снег <...> (в обычную?) летейскую погоду3 вот этим я ступлю на брег <...> И к пристающему парому сук тянется и медленным багром (Харон) паромщик тянется к суку сырому (кривому). / ... и медленно вращается паром" [Набоков 1990, 97, 103; 1975, 79, 86; IV, 254, 260]. Совпадение тем более интересное, что заключительные варианты следуют почти непосредственно за обсуждением [русских] поэтов от Фета до символистов» [Левинтон 1999, 271-272].
Конечно, не следует забывать предупреждения М.Ю. Лотмана об отличии поэтики Ф. Годунова-Чердынцева от поэтики Набокова4. Однако в данном случае, как мы увидим по мере накопления примеров, автор и герой, кажется, пользуются сходной техникой (если, конечно, само допущение о связи с Мандельштамом правомочно). В нашей работе это сходство квалифицировано нами как «како[е]-то любопытно[е] совпадение], которое, вероятно не случайно, но в то же время никак не может претендовать на что-то большее (подтекст, цитирование, самое знакомство с этим вариантом — абсолютно невероятны)». В контексте приводимых случаев, может быть, следует говорить и о более непосредственных связях. Разумеется, речь не может идти о знакомстве с отброшенными строками, но своего рода «угадывание» каламбурной подоплеки или избегаемой парономазии в стихах старшего поэта, на наш взгляд, все-таки можно заподозрить.
4
Стихотворение Мандельштама «К немецкой речи»5 прямо цитируется в «Приглашении на казнь» (писавшемся параллельно «Дару»): «Слова у меня топчутся на местеи прямо со страницы, где осталась бежать только тень — сняться — и в синеву» [Набоков 1979, 190; IV, 167]6 — «Слагались гимны, кони гарцевали / И, словно буквы, прыгали на месте/ <...> И прямо со страницы альманаха, / от белизны его первостатейной/ Сбегали в гроб — ступеньками, без страха, / Как в погребок за кружкой мозельвейна». В этом стихотворении Мандельштама тема винограда («я буквой был, был виноградной строчкой») эксплицирована в черновиках как «немецкая тема» (в связи с именем Христиана Клейста): «Война, как плющ в дубраве шоколадной <...> Плющом войны завешан старый Рейн / И я стою в беседке виноградной <...> И прямо в гроб, с виньетки альманаха» [Мандельштам 1995, 485], ср.: «виноград, как старинная битва, живет, / Где курчавые всадники бьются издания <...> с мягкими гравюрами немного на античный лад <...> всадники с высокими лбами и на виньетках виноградные кисти» [Мандельштам 1993, II, 356]. Этот билингвический каламбур — поскольку виньетка этимологически происходит от винограда: фр. vignette, итал. vignetta (из французского) — эксплицирован в «Даре», в описании книги князя Волконского: «толстый, дорогой, на бархатной бумаге, дивным шрифтом набранный, весь в итальянских виноградных виньетках, том томных стихотворений» [Набоков 1975, 167; IV, 329], отметим, как этимологическая (межъязыковая) игра поддерживается паронимической: том томных (квазиэтимологической, но тоже, в дальней перспективе, межъязыковой: фр. tome < лат. tomus < греч. торо^). Эта этимологическая игра в «Даре», разумеется, может существовать самостоятельно и не обязательно должна соотноситься с Мандельштамом. Более того, без прямой цитаты из Мандельштама в «смежном» романе Набокова эту связь даже трудно было бы заподозрить, но при наличии такой цитаты полностью исключить возможность цитирования нельзя.
Когда эта работа была прочитана как доклад на конференции в Доме Набокова (август 2005 г.), Ю. Левинг указал нам на статью Б.Е. Маслова, где отмечены мандельштамовские подтексты «само[го] длинно[го] из четырех дошедших до нас фрагментов» стихов Кончеева7, а именно «двустишия <...>, которое приводится в третьей главе романа» [Маслов]:
Виноград созревал, изваянья в аллеях синели.
Небеса опирались на снежные плечи отчизны, а именно пятую строфу «Грифельной оды» («Плод нарывал. Зрел виноград. / День бушевал, как день бушует» и т.д.) и строки из только что цитированного стихотворения «Золотистого меда струя.»: «Мимо белых колонн мы пошли посмотреть виноград, / Где воздушным стеклом обливаются сонные горы»8. Если эта параллель может подтвердить ман- дельштамовские ассоциации «виноградных строчек», то, с другой стороны, Б.Е. Маслов отметил9 прямую параллель со стихом из «К немецкой речи» («Как моль летит на огонек полночный») в разговоре Федора и Зины о том, почему бабочки летят на свет [Набоков 1975, 217-18; IV, 373-74]. Заметим, что в этом же эпизоде романа появляется еще одна возможная цитата из Мандельштама — номинативные предложения в перечне тем, относящихся к Диккенсу: «<...> чем-то напоминал Диккенса <...> каверзы, чернота теней <...> пыль, вонь, и женские слезы» [Набоков 1975, 212; IV, 369], сопоставимые с «Дожди и слезы»10 в стихотворении «Домби и сын»11. Маслов, кроме того, сопоставил строки «сбегали в гроб ступеньками без страха, / Как в погребок за кружкой мозельвейна» с пересказом (переводом) Федора Константиновича на предпоследней странице романа: «осушил чашу вина и умер с беспечной улыбкой» [Набоков 1975, 410; IV, 540]12 — ср. к этому: «Маркса привел к мысли о необходимости ознакомиться с экономическими проблемами вопрос о («мелких крестьянах») в долине Мозеля» [Набоков 1975, 277; IV, 425]13 — если сходство с «К немецкой речи» (и с «Шумом времени») не выходит за рамки возможного или мыслимого, то довольно близкое совпадение гномов-виноделов со стихами: «кривды карликовых / Виноградарей в их разгородках марлевых...» («Я молю, как жалости и милости», март 1937) — приходится (с сожалением) отнести к разряду случайных совпадений.
5
В другой недавно вышедшей статье, мы рассматривали, нисколько не думая при этом о Набокове, «такие примеры, как „Блаженство сел, градов ограда“ у Ломоносова, удивительным образом напоминающий каламбур из „Слова о полку Игореве“, с которым он никак не может быть генетически связан (по крайней мере, непосредственно): „Страны ради, гради весели" [речь идет о побеге Игоря из плена], где паронимиярадости и наполненных ею городов (в духе „Linguistics and Poetics" Якобсона)14, соединяет слова, синтаксически не связанные, тогда как сказуемое градов — весели каламбурно имплицирует сразу два антонима (с современной точки зрения) своего подлежащего: веси (вьси) и села прохождааше Ш<су>с грады вься и вьси (Мф. 9: 35, [Срезневский I, 473 п. сл. вьсь = весь, ср. там же и другие примеры] и, с другой стороны, замечание Потебни: „Недаром село, конечно, в новом смысле, сопоставляется с весело“ [Потебня, 47-48]. К этим словам сделана сноска на полстраницы из украинских и сербских примеров вроде: „Будь село весело!"» [Левинтон 2004, 260 прим. 101]. Ср. к параллели села — веси пример у Андрея Белого (не учтенный нами):
Пролетают — за селами села.
Пролетает — за весями весь.
{А. Белый «Из окна вагона» («Поезд плачется. В дали родные.»), 1908 [Белый 1966, 164], то же — в поэме «Железная дорога» [Белый 1988, 121]}.
И вот, отметив все эти имплицитные веси веселы, мы неожиданно находим их вполне эксплицитными в набоковском переводе Ромена Рол- лана «Николка Персик (Colas Breugnon)»: «Будем веселы, веси» [Набоков I, 199].
Этот случай представляется нам бесспорным. Среди прочих аргументов следует отметить постоянную роль «Слова о полку Игореве» как источника, используемого при русификации переводов (так Кузмин, рецензируя «Алкея и Сафо» Вячеслава Иванова, специально отмечает словосочетание щекот славий15 из «Слова о полку Игореве»: «Благородный и крепкий стих, подлинный дух античности и простонародная нежность некоторых песенок Сафо не были неожиданными находками; к сожалению, таких строк, как „Зарю встречает щекот славий“, со страхом, но можно было ожидать» [Кузмин, 235]).
если «референция» к источнику остается более или менее скрытой, как это в принципе свойственно подтексту, то та игра, которая в этом источнике была скрытой, в набоковской «цитате» становится явной16.
6
В заключение приведем еще один пример — менее надежный, но, как кажется, не менее интересный, — когда нечто подобное происходит на сюжетном уровне. Сюжет ранней пьесы Набокова «Дедушка», вернее, самый костяк ее фабулы О. Ронен [Ronen] возводит к повествовательному стихотворению Вс. Рождественского «В те времена дворянских привилегий...» [ЦП I, 67-68]17. Однако ключевая деталь, заставляющая обоих участников несостоявшейся казни18 вспомнить о ней и определяющая развязку, может иметь другой источник.
Прохожий.
<...> Я сам порою склонен
к сопоставлениям странным. Так — корзинка,
обитая клеенкой, покрасневшей
от ягод, — мне напоминает. Тьфу!
Какие бредни жуткие! Позвольте
не досказать.
[Набоков I, 705]
Д.М. Сегал, кажется, первым заметил, что в контексте французских (парижских) революций строки:
И в воздухе плывет забытая коринка,
И в памяти живет плетеная корзинка19
— относятся к теме казни: «На самом деле, в памяти смысла, это — корзинка, куда падали головы с гильотины» [Сегал, 127]20. Заметим, кстати, что корзина более или менее анаграммирует казнь21. Стихи Мандельштама впервые вышли в «Огоньке» (1923, № 14 — вторая неделя апреля), «Дедушка» написан в июне 1923 г. [Бойд, 247], авторская датировка — 30 июня [Набоков I, 709], и напечатан в «Руле» 14 октября. У Набокова на мандельштамовский текст указывает не только сама но и метонимическое соседство ягод: у Мандельштама метонимия чисто текстовая, хотя оба паронимически связанных (и рифмующихся) предмета: коринка и корзинка — включены в сферу памяти (забытая коринка/ и в памяти живет..) у Набокова она вполне материальна: корзинка испачкана ягодами, т.е. была наполнена ими (красный цвет не назван, но вполне очевиден)22. Сходным образом, у Мандельштама связь корзинки с казнью остается в сфере умолчаний, подразумеваний, Набоков же эксплицирует ее сюжет- но, превращая корзинку в ключевой предмет (впрочем, умолчание здесь тоже имеет место: при всей сюжетной роли корзинки, словесно ее ассоциация с гильотиной ни разу не выражена). Разумеется, без такой близости дат вряд ли возникло бы подозрение в цитировании Набоковым Мандельштама, но в таком хронологическом соседстве оно становится довольно вероятным. Представляется, что подобная сюжетная игра, разворачивание семантической структуры слова, его ассоциаций, этимологии и т.д. — в сюжетный ход (явление, между прочим, хорошо знакомое фольклористам и мифологам) в данном случае выступает у Набокова как проявление той же тенденции, того же механизма, что и в прояснении чужих парономазий.
Примечания
1. «„Цианистый каламбур11 в рассказе „Весна в Фиальте" содержит игру слов, построенную на термине „цианистый калий". Такими остротами <...> пронизан текст романа „Ада": „the Proustian bed (то есть „Прустово ложе") and the assassin pun (pointe assassine из стихотворения Верлена), itself a suicide" <...> С другой стороны, „самоубийством каламбура" ради преодоления утрированной парономазии можно назвать вслед за Набоковым ее расподобление и остранение с помощью синонимической подмены созвучного слова» [Ронен 2005]. В «смежной» статье «Иносказания» Ронен предлагает очень соблазнительную трактовку загадочного стиха: «Любимая всеми жена, — / Не Елена, другая, — как долго она вышивала?»: «Речь у Мандельштама, на первый взгляд, идет здесь о Пенелопе, но „другая", die andere, подсказывает и Андромаху за рукодельем, любимицу Бодлера и Анненского. Двуязычная парономазия колеблет очевидное означаемое, но не аннулирует, а расширяет его» [Ронен 2005а]. На Пенелопу как будто указывает локатив «в греческом доме» (если греки — это ахейцы, а не троянцы), однако, в любом случае, гипотеза о немецкой анаграмме очень соблазнительна. Если ее принять, то неким негативным обыгрыванием такой же, но подразумеваемой анаграммы (через антоним: тот же vs. andere) окажутся строки Вл. Соловьева: «Всё тот же ропот Андромахи, / И над Путивлем тот же стон» (Вл. Соловьев. Ответ на «Плач Ярославны». 1898).
2. [Набоков 1990, 93] — ссылка в цит. соч., см. также: [Набоков 1975, 74] (пагинация совпадает с первым книжным изд. [Набоков 1952]); [Набоков, IV, 249].
3. По замечанию Б.Е. Маслова (в письме к автору от 17 января 2006 г.), «слово летейский в метеорологическом контексте отсылает к летейской стуже» Мандельштама.
4. Этому был посвящен его доклад «Заметки о строении стиха у Набокова» на конференции «Культура русской диаспоры: Владимир Набоков - 100» (Таллинн, 1999), насколько нам известно — неопубликованный, поэтому приведем его резюме
в нашем обзоре этой конференции: «В этом <...> докладе рассматривал[а]сь<...> тема поэтики Годунова-Чердынцева в отношении к поэтике стихов самого Набокова, они оказываются принципиально разными (причем Годунов по некоторым параметрам сближается с Мандельштамом)» [Левинтон 1999а, 232]. Последнее замечание Лотмана в контексте нашего сопоставления очень интересно.
5. Опубликовано: Литературная газета, 1932, 23 сентября.
Ср. тему «страницы» и реальности в финальном стихотворении в «Даре».
7. Разговор с Кончеевым составляет сюжетный контекст для рассматриваемого стихотворения Годунова-Чердынцева, по крайней мере, для второго и, в меньшей степени, третьего эпизода его написания.
8. Далее Б.Е. Маслов включает в число мандельштамовских подтекстов этого двустишия
Кончеева даже: «И дружелюбные садились / на плечи сонных скал орлы» из «Зверинца». Признаться, единственным местом в «Даре», сопоставимым с этими строками, нам представляется знаменитый пассаж из Пржевальского об «орлах», сидящих на китайских улицах. Другое сопоставление Маслова: «В строке Кон- чеева „мысль и музыка сошлись, как во сне складки жизни“ <...> слышен отголосок знаменитого „Silentium“», как нам кажется, основано на недоразумении, а именно на понимании «мысли и музыки» как «поэзии и музыки», между тем весь контекст, вернее, все контексты употребления этих слов у Набокова подсказывают, что речь идет о семантике и фонетике.
9. В упоминавшемся письме от 17 января 2006 г.
10. Неужели еще никто не сопоставил это с Верленом („Il pleure dans mon coeur“)?
11. Ср. тут же: «немецкая идиллия со столиками в зелени» [Набоков 1975, 213; IV, 370] и несколько ниже: память Зины «как плющ обвивалась <...>» [Набоков 1975, 230; IV, 385].
12. Эпизод, впрочем, больше похож на «Александрийские песни».
13. Ср. марксистскую тему в «Шуме времени» и в частности «Все это была мразь по сравнению с миром Эрфуртской программы, коммунистических манифестов и аграрных споров. Здесь были свой протопоп Аввакум, свое двоеперстие (например, о безлошадных крестьянах)» [Мандельштам 1993, II, 383-384].
14. [Jakobson, 357] — см. его анализ предвыборного плаката I like Ike, ср. также [Левинтон 1999b, 756 прим. 13].
15. <...> Зарю встречает щокот славий.
Ласточки щебет звончей. Цикада
Хмельней стрекочет <...> [Иванов, 33].
16. Хочется отметить, что ряд близких проблем, касающихся фонетических и других языковых игр, у Набокова получил интересное истолкование и тонкий анализ в недавней диссертации: [Леденёв]. Мы благодарны Ю.Б. Орлицкому, познакомившему нас с этой работой.
17. Финальные строки у Рождественского «Благодарю Вас, внучка, / Какое превосходное вино!» отражаются, может быть, в реплике Прохожего (аристократа, в прошлом спасшегося от гильотины) в пьесе Набокова: «За ваше . Эх, душистое какое!» [Набоков I, 696]. Интересно отметить здесь прямую кальку французского тоста: a la votre (под предлогом оборванной реплики).
18. Название «Дедушка», вероятно, отсылает к поэме Некрасова и, таким образом, тоже связано с «пенитенциарной» тематикой.
19. В части автографов и изданий эти строки переставлены [см.: Мандельштам 1990, I, 498; 1995, 569], а в наборной рукописи кн. «Стихотворения» (1928) — разночтение или (симптоматичная) ошибка: «И в панике живет...» [Мандельштам 1990, I, 498].
20. По-видимому, тема памяти и корзинки имеет и более мирный вариант интерпретации, ср. строку, сохраненную в памяти М. Карповича: «Мандельштам принял очень близко к сердцу это мое первое итальянское паломничество и отозвался на него стихами <...> в памяти сохранилась почему-то только одна строка: «поднять скрипучий верх соломенных корзин» [Карпович, 41].
21. Это слово вообще просится в анаграммы и парономазии: «Часто пишется — казнь, а читается правильно — песнь».
22. Позже тема ягод появится у Мандельштама в контексте казни: «Или чернику в лесу, Что никогда не сбирал» [см.: Taranovsky, 123-124; Тарановский, 188-189], ср. близкие параллели в «Путешествии в Армению» [Мандельштам 1993 III, 190-191, 192].
Белый А. 1966 — Стихотворения и поэмы. М.; Л., 1966.
Белый А. 1988 — Стихотворения. М., 1988.
Бойд Б. Владимир Набоков: Русские годы. Биография. СПб., 2001. Долинин А.А. Истинная жизнь писателя Сирина. Работы о Набокове. СПб., 2004.
Иванов Вяч. Алкей и Сафо: Собрание песен и лирических отрывков. Пер. размерами подлинников Вячеслава Иванова со вступительным очерком его же. М., 1914.
Карпович М. Мое знакомство с Мандельштамом // Осип Мандельштам и его время. М., 1995: 40-43.
Кузмин М. [рец.:] Алкей и Сафо: Собрание песен и лирических отрывков в переводе <...> Вячеслава Иванова // Петроградские вечера. Кн. III. [1914].
Левинтон Г.А. 1999 — Душа ведь женщина (Из комментариев к «Летейским стихам» Мандельштама «Когда Психея-жизнь спускается к теням») // Studia Metrica et Poetica: Сборник статей памяти Петра Александровича Руднева. СПб., 1999: 265-277.
Левинтон Г.А. 1999а — Набоковская конференция в Таллинне // Звезда. 1999. № 4: 229-234.
Левинтон Г.А. 1999b
Левинтон Г.А. 2004 — Запоздалые поздравления. 1. Текст и словарь // „Studia Ethnologica“: Труды факультета этнологии. Вып. 2. СПб., 2004: 221-260.
Леденёв А.В. Поэтика и стилистика В.В. Набокова в контексте художественных исканий конца XIX — первой половины ХХ века. Дисс. <...> докт. филол. наук. М., 2005.
Мандельштам 0.1973 — Стихотворения. Л., 1973.
Мандельштам 0.1990 — Сочинения. Т. I-II. М., 1990.
Мандельштам 0.1993
Мандельштам 0.1995 — Полное собрание стихотворений. СПб., 1995.
Маслов Б.Е. Поэт Кончеев: Опыт текстологии персонажа // НЛО. М., 2001. № 47. http://magazines.russ.ru/nlo/2001/47/maslov.html
Собрание сочинений русского периода. Т. I-V. СПб., 1999-2003.
Набоков В. 1952 — Дар. Нью-Йорк, 1952.
Набоков В. 1975
Набоков В. 1979 — Приглашение на казнь. Ann Arbor, 1979.
Набоков В. 1990 — Избранное. М., 1990.
Заметка 1: Село, деревня и т.п. (к истории быта) //
А.А. Потебня. К истории звуков русского языка. IV. Варшава, 1883: 1-48.
— Два полюса парономазии // Russian Verse Theory.
Ed. by Barry P. Sherr and Dean S. Worth. (UCLA Slavic Studies, vol. 18). Columbus, Ohio, 1989: 289-291.
Ронен О. 2005 — Каламбуры // Звезда. 2005. № 1 — http://magazines.russ.ru/zvezda/2005/1/ro16.html
— Иносказания // Звезда. 2005. № 5 — http://magazines.russ.ru/zvezda/2005/5/ro23.html
Сегал Д.М. Память зрения и память смысла (Опыт семантической поэтики. Предварительные заметки) // Russian Literature. No. 7/8 (1974): 121-132.
Срезневский И.М.
Тарановский К. О поэзии и поэтике. М., 2000.
ЦП — Цех поэтов, [вып.] I [изд. 2-е], Берлин 1922 [reprint: Ann Arbor, 1978].
Jakobson R.
Ronen O. A Direct Antecedent of “The Grand-Dad” // The Nabokovian, 48 (Spring 2002): 19-22.
Taranovsky K. Essays on Mandel’stam, Cambridge. Mass., 1976.