"Читал целый день роман Сирина "Дар".. Роман великолепен. По-моему, это лучший роман этого автора. Он прекрасен и по замыслу, и по прихотливой и небанальной сюжетной структуре, и по словесному мастерству. Но главная его удача - герой его убедителен как талант, как человек с поэтическим даром. Подобного примера я не знаю во всей мировой литературе ( кроме "Мартина Идена", может быть )"
из дневника Ал. Гладкова, 29 декабря 1968 года
Щедрый вообще, в "Даре" Сирин как бы решил проявить совершенную расточительность. Иногда в одну фразу он вкладывает столько разнообразного материала, сколько другому, более экономному или менее одаренному писателю хватило бы на целый рассказ.
В. Ходасевич
"Дар" могли бы читать в России
В. Набоков
ПРЕДИСЛОВИЕ
Данный комментарий к роману Набокова представляет собой довольно-таки кропотливое исследование одного из самых известных романов писателя, в связи с его литературными и документальными источниками, в связи с миром художественных произведений Набокова. При этом
исследование связи с предшественниками, по словам Л. Целковой, целесообразно ограничить обозначением повторяющихся сюжетов и мотивов. Причем мотив будет рассматриваться и в таком, казалось бы, мелком своем проявлении как "любой феномен, любое "смысловое пятно", произнесенное слово, краска, звук" ( М. Гаспаров ).
"Дар" "может показаться если не ключом ко всему творчеству Набокова, то во всяком случае фокусом, который вобрал в себя все наиболее характерные его черты" ( цит. по: Л. Целкова, Романы, 185 ). Набоков, как замечает Целкова, считал "Дар" своим "лучшим и самым ностальгическим" русским романом. "Это подтвердил и автор первой книги о писателе Э. Филд, который назвал "Дар" "величайшим романом, созданным пока русской литературой в этом столетии".
Липовецкий определяет "Дар" как "постскриптум ко всему корпусу русской литературы: от Пушкина до серебряного века и эмигрантской словесности". А Мельников считает роман "глубоко новаторским произведением, подытоживающим развитие целой эпохи русской литературы". Как пишет Л. Целкова, здесь поэтический голос автора иногда заглушается. "Он безсилен говорить самостоятельно, потому что предыдущий "опыт" классиков так прекрасен, могуч и обширен, что любая мысль, любое худ. Самовыражение непроизвольно опирается на реминисценцию, цитату.. Но это не простое заимствование. Писатель превращает цитатность в прием и пользуется "чужой речью" открыто, как равный. И это особое прочтение и использование традиций литературы девятнадцатого века - главное достоинство романа" ( Л. Целкова, Романы, 172 ). "Только в "Даре" Набоков в полной мере показал глубокую приверженность русской литературной традиции", - написал С. Карлинский в книге "Набоков и Чехов".
Начало работы над "Даром", по словам Антошиной, относится к 1933 г., когда В. В. Набоков начал составление жизнеописания Н. Г. Чернышевского.
Завершен роман был в 1937 - 1938 годах, причем Набоков тогда же создал два его продолжения - рассказ "Круг" и "Второе добавление к "Дару"" ( к слову, также продолжениями дара Антошина считает "Solus Rex" (опубликован в журнале "Современные записки"), 1940, "Ultima Thule" (опубликован в "Новом журнале"), 1942, и "Розовую тетрадь", или папку N 6 )
"Исследовательская и творческая работа Владимира Набокова над "Даром" не раз прерывалась, - пишет Галина Майорова, - Возникали побочные замыслы, породившие один роман ("Приглашение на казнь"), одну пьесу ("Событие") и одиннадцать рассказов ("Адмиралтейская игла", "Королек", "Тяжелый дым", "Красавица", "Оповещение", "Памяти Л. И. Шигаева", "Круг", "Набор" "Случай из жизни", "Весна в Фиальте", "Облако, озеро, башня"). Многие из перечисленных произведений представляют вариации на темы романа. Особого внимания заслуживает рассказ "Круг", тесно связанный с "Даром", так как в нем отражены сюжет и композиция романа "Дар"".
"Рассказ "Круг" был написан в 1934 г. и опубликован в парижской газете "Последние новости". В этом рассказе впервые звучит фамилия Годуновых-Чердынцевых и описывается их имение. Главной героиней рассказа становится Таня, старшая сестра Федора. Рассказ логически примыкает к жизнеописанию Н. Г. Чернышевского, так как ведется от лица сына школьного учителя, студента-медика, сторонника прикладного знания и социального служения Иннокентия Бычкова. Сельская школа была построена на средства К. К. Годунова-Чердынцева, что, однако, вызывало у Иннокентия чувство раздражения, усвоенное, возможно, из проповеди Л. Н. Толстого" ( Е. Антошина ).
"Дара" была написана в 1935--37 гг. в Берлине: последняя глава была закончена в 1937-м году на Ривьере. Главный эмигрантский журнал "Современные Записки", издававшийся в Париже группой бывших эсеров, напечатал роман частями (в книгах с 63-ей по 67-ую, в 1937-38 гг.), но с пропуском четвертой главы, которую отвергли по той же причине, по которой Васильев отказывается печатать содержащуюся в ней биографию (в третьей главе): прелестный пример того, как жизнь бывает вынуждена подражать тому самому искусству, которое она осуждает" ( "Предисловие к английскому изданию" ).
Так писал об истории создания и публикации романа сам Набоков.
" Я жил тогда в Берлине с 1922-го года, т. е. одновременно с юным героем моей книги. Однако ни это обстоятельство, ни то, что у меня с ним есть некоторые общие интересы, как например, литература и чешуекрылые, ничуть не означает, что читатель должен воскликнуть "ага" и соединить творца и творение. Я не Федор Годунов-Чердынцев и никогда им не был; мой отец не был исследователем Средней Азии (которым я сам еще может быть когда-нибудь буду). Никогда я не ухаживал за Зиной Мерц; и меня нисколько не тревожило существование поэта Кончеева, или какого-либо другого писателя".
Действительно, героя никак не следует смешивать с писателем ( хотя некоторыми собственными чертами он его наделил - чего стоит только сборничек "Стихи" или ухаживание - не за Зиной Мерц, правда, но за Верой Слоним в Берлине - как похожа эта история на ухаживания Федора! ).
"Герой романа, писатель и поэт Федор Константинович Годунов-Чердынцев, несомненно, лицо автобиографическое".
Но продолжим цитировать предисловие - книга " ... была и останется последним романом, написанным мной по-русски. Ее героиня не Зина, а русская литература. Сюжет первой главы бсосредоточен вокруг стихотворений Федора. Во второй литературное творчество Федора развивается в сторону Пушкина, и здесь он описывает зоологические изыскания отца. Третья глава оборачивается к Гоголю, но настоящий ее стержень - любовное стихотворение, посвященное Зине.
Книга Федора о Чернышевском, - спираль внутри сонета, - занимает четвертую главу. В последней главе сходятся все предшествующие темы и намечается образ книги, которую Федор мечтает когда-нибудь написать: "Дар". Любопытно, докуда последует воображение читателя за молодыми влюбленными после того, как я дам им отставку.
Участие стольких русских муз в оркестровке романа делает его перевод особенно затруднительным".
Именно в этом смысле "Дар" является метароманом - это не только повесть о любви, о судьбе двух русских эмигрантов в Берлине, но и блистательная, по-набоковски великолепная и выверенная критика русской литературы.
"Приглашении на казнь". Помните разных кукол, которых мастерили в школе, где учился Цинциннат? Пушкин в бекеше? Гоголь с большим носом? Тени от "Дара" падают на "ПнК".
"Это самый длинный, по-моему, лучший и самый ностальгический из моих русских романов, - отмечал писатель в интервью 1960 года, - В нем изображены приключения, литературные и романтические, молодого эмигранта в Берлине, в 20-е годы; но он - это не я".
Итак, "Дар" охарактеризован как роман - приключение. Здесь также акцентировано внимание на двух его сторонах: любовной линии и литературной темы. Русская литература, ее великолепные традиции, связывают самих героев - Федора и Зину. Зина восхищается поэтическими произведениями Федора.
Да и сам герой, по словам Б. Бойда, как никогда близок к автору, который "передоверяет ему свои самые горячие привязанности" - к России, к семье, к языку, литературе, к любимым женщинам и "даже окружает его обстоятельствами собственной жизни - с уроками иностранных языков, отвращением к Берлину и солнечными ваннами в Грюневальде".
Герой романа "Дар" близок автору по судьбе, по эстетическим пристрастиям, поэтому авторская версия русской литературы не выявлена в прямом авторском слове, доверена персонажу и подсвечена версиями других персонажей, - считает Рыбальченко.
"четыреста пятьдесят пять дней" (с. 326), т. е. год и три месяца ( наблюдение Зусевой ).
В "Даре" воссоздан и поэтический взгляд на мир, сам по себе являющийся уникальным художественным миром поэта-героя и писателя, творца.
Берлинское существование обозревается с точки зрения героя - поэта Федора Годунова-Чердынцева ( образ, который во многом автобиографичен ). Творчество Федора рассматривается изнутри, составляет единую ткань с его "прозаическими", будничными переживаниями.
Как пишет Анна Гершанова, роман "Дар" - это попытка восстановить утерянный рай, обрести гармонию, создать собственный мир, иррациональность, сублогичность которого постигается путем осознания рациональной речи писателя. "Гармония мира открывается в языке: нарекая в своем мире предметы, вещи, явления, автор следует изначальному, первопричинному их предназначению".
Образы детства Годунова-Чердынцева - не случайно полностью заимствованы из детства Набокова, из набоковской России -
Здесь как будто звучит мотив переезда из летней квартиры в Петербург - мотив, который ранее встречался нам в романе "Защита Лужина" ( смотри мое исследование "Онтологические сюжеты романа В. Набокова "Защита Лужина" ).
Детство Годунова - Чердынцева описано не зря. Это пора наибольшей близости с отцом - исследователем Азии, о котором Федор мечтает написать книгу ( такую, чтобы понравилась отцу ).
Как православный исследователь, не могу обойти вниманием и еще одну сторону романа - соотнесенность его с Православием. По словам Александрова, Набоков якобы отвергал попытки связать его с "организованным мистицизмом, религией, церковью - любой церковью".
"Даре" видит, как под Православной церковью "мучат" пару мужских брюк, и это видится ему продолжением жизни его знакомого.
В "Защите Лужина" герой венчается в церкви со своей возлюбленной - правда, этот обряд не уберегает его от трагического финала романа, когда автор выбрасывает его в окно.
Здесь уместно также вспомнить слова Набокова о том, что отчаившиеся русские критики пытались втащить его произведения на ту или иную полочку, но автор всегда распутывал узы и.. полочка оставалась свободной. Здесь, может быть, ключ к набоковской религиозности - которая была не частью коллектива, но сугубо индивидуальным явлением ( как и его писательский дар ).
Вывод, который делает Е. Антошина: "Несмотря на то что В. В. Набоков не говорил о христианстве как источнике терпения, милосердия, смирения, прощения, любви к ближнему для его героев в ситуации хаоса истории и утраты смысла личного существования, его человеческие связи указывают на этот источник".
О христианском онтологическом сюжете в романе "Приглашение на казнь" я пишу в "Онтологических сюжетах романа Набокова..".
"влюбленных" в Набокова и одно из самых выдающихся его произведлений.
Липовецкий говорит об этом романе как о "самом ярком образце русской метапрозы не только в творчестве Набокова, но и во всей русской литературе XX века": "Это роман не только о становлении таланта писателя Федора Годунова-Чердынцева, одновременно это и ряд его, героя, художественных текстов, каждый из которых сопровождается авторской рефлексией и оказывается одной из ступеней, подводящих к главной книге Федора Константиновича - собственно роману "Дар"".
Катерина Калинина рассматривает "Дар" как роман символистский, как своеобразный итог "художественного опыта всего серебряного века русской литературы".
"Даре" автор передает персонажу не только свои функции, но и творческий дар, а также многое из своей биографии, точнее, из своих воспоминаний, переживаний и впечатлений (формирующих, подобно тому, как это происходит в символистском романе второй план повествования, скрытый за действиями и судьбами персонажей-масок).
Так "всему роману придается характер "записной книжки", куда вносятся отрывки и наброски будущих произведений в порядке, продиктованном исключительно логикой сознания автора, а также портретные детали знакомых и незнакомых людей, которые, будучи отмеченными внимательным взглядом писателя, переходят в новое для себя качество - становятся героями еще не написанных произведений (Годунов-Чердынцев и сам, будучи потенциальным героем своего произведения, часто смотрит на себя со стороны, как бы определяя для себя место в системе персонажей).
"стратегия вдохновения и тактика ума. "Дар", как "Петербург" А. Белого, как будто создается на глазах читателя".
По мнению Калининой, герой в "Даре" постоянно перемещается из одного пространства в другое, то есть действие романа происходит сразу в нескольких пространственно- временных системах: повествование охватывает прошлое героя (воспоминания о детстве), его настоящее - жизнь в эмиграции, и предполагаемое будущее (уже где-то существующее, как ненаписанные, но, по ощущениям героя, уже созданные в каком-то неведомом пространстве книги); кроме того, кандидаткой выделяются время и пространство воображения, а также хронотоп сна. Пространственно-временные системы романа пересекаются, в результате чего нарушается временная последовательность в изображении событий. Это, а также постоянное чередование повествования от первого и от третьего лица, сочетающееся с меной грамматических времен, уводит роман от традиционной формы романа-воспоминания, замкнутого в прошлом, включая непосредственно переживаемое воспоминание в "настоящее героя"".
Калинина также рассматривает роман Набокова "Дар" как неомифологический "текст", рассматривает интерпретацию в "Даре" мифа о потерянном рае, представленного мифологемами России (рая) и отца (бога), а также анализирует образы-символы, отсылающие к античной мифологии (в частности, связанные с культом Аполлона, с образами Орфея, Мнемозины и т. д.) и вводящие в роман тему поэзии, вдохновения, Божественного дара.
Также Калинина замечает, что сюжет романа снабжен рядом экскурсов в прошлое, пунктирен. В романе не раз звучит тема "ткани жизни", "узора судьбы", продуманного скрытым Творцом; автор романа постоянно обращает внимание читателя на многочисленные совпадения и "переплетения" судеб, дат, имен, настоящего и прошлого. Совпадения и повторения якобы образуют в романе В. Набокова систему лейтмотивов.
Кроме того, рассмотрена поэтичность "Дара", насыщенность его тропами, художественными образами. ""Дар" можно назвать грамматикой поэтического, образного языка, настолько много в романе ярких, неожиданных эпитетов, в том числе и двойных, объединяющих разнородные признаки, характерных для символистской поэтики; метафор; оксюморонных сочетаний. Поэтический язык создает новую, "остраненную" действительность: заново называя привычные явления, он освобождает их от налета обыденности, дает им новую жизнь.
ассонансом и каламбуром). Некоторых героев на протяжении всего повествования сопровождают определенные звуки (так создается, например, образ отца Зины); на звуковом уровне "встречаются" Годунов-Чердынцев и Чернышевские, Саша Чернышевский и Яша Чернышевский, Белый и Беленький, что порождает новые смыслы и делает возможными новые толкования. На синтаксическом уровне в текст романа постоянно включаются элементы "поэтического" построения фразы, например, инверсия, эллипсисы и т. д."
Вот что пишет в своей кандидатской диссертации Галина Майорова:
"Многие аспекты жанрового своеобразия романа "Дар" затронуты в исследованиях литературоведов и критиков: Б. В. Аверина, В. Е. Александрова, Н. Анастасьева, Ю. Д. Апресяна, Б. Бонда, Н. Букс, А. Долинина, С. Давыдова, Ю. И. Левина, А. Мулярчика, И. Сухих, В. Ходасевича и др.
Особо следует отметить первую монографию на русском языке -диссертацию С. Давыдова ""Тексты-матрешки" Владимира Набокова" (1982), в которой рассматривается ситуация внедрения в роман целого ряда внутренних текстов. Однако подробного системного анализа входящих текстов в работе нет. Диссертация Е. Г. Трубецковой ""Текст в тексте" в русском романе 30-х годов" (1999) посвящена исследованию связи повествовательной структуры "текст в тексте" в "Даре" с эволюцией отношения автора к своему герою-писателю. Исследовательницей определяется роль "текста в тексте" в организации сюжета романа, в раскрытии основных категорий эстетического видения автора. Анализируются причины актуализации структуры "текст в тексте" в романе 30-х годов.
В статье Ю. И. Левина "Об особенностях повествовательной структуры и образного строя романа Владимира Набокова "Дар"" (1998) выделяются признаки, определяющие форму повествования в "Даре", большое внимание отводится метатекстам и "квазиметатекстам", и в связи с этим рассматривается вопрос о личности имплицитного автора, точка зрения которого, по мнению ученого, совпадает с точкой зрения героя.
"Истинная жизнь писателя Сирина" (2004).
В монографии М. Липовецкого "Русский постмодернизм" (1997) "Дар" рассматривается как "прекрасный образчик русского метаромана". Ученый видит родство набоковской поэтики с поэтикой акмеизма, накладывающейся на символистскую структуру художественного миропонимания у Набокова. К такому осмыслению близка точка зрения исследователей A. B. Млечко, О. Червинской, Н. С. Степановой, A. M. Люксембурга. А. В Млечко анализирует метароманность "Дара" в свете игровой теории пародии. Ольга Червинская видит в "Даре" "лирический метатекст с намеренной неоднородностью". A. M. Люксембург обращается к организации набоковского метатекста и теории игровой поэтики.
Ж. Нива ищет путь к постижению "Дара" через теорию "зеркального романа, в котором воплощается система отражений". Аналогичен и подход О. Д. Заболотной, которая пользуется термином "энантиоморфизм". По ее мнению, зеркальность реализуется через отдельные элементы (зеркала, оптические образы, двоемирие, двойничество, композицию, языковую игру) и систему зеркальной симметрии-асимметрии - энантиоморфизма.
В статье Ирины Паперно "Как сделан "Дар"" исследуются приемы "поэтической механики" как маркеры миросозерцания художника. По ее мнению, через такие приемы, как окрашивание, озвучивание, наименование, реализацию метафоры, в самом построении романа как бы осуществляется формалистическая модель, метафора искусства как "воскрешение слова".
Пользуясь набоковской метафорой, Нора Букс в книге "Эшафот в хрустальном дворце. О русских романах Владимира Набокова" (1999) пишет о "романе-оборотне", опираясь на строгую композиционную вымеренность, завершенность и замыкание тематического кольца произведения. "Дар", по ее мнению, - "в первую очередь, биографический роман". Исследовательница также делает акцент и на неоднородности произведения: "Текст романа словно представляет модель качественного, видового, жанрового понятия литературы. Он включает поэзию и прозу, их разные виды, жанры, размеры - политическую литературу, публицистику, художественную литературу, роман, короткую новеллу, драму, сказку, мемуары, энциклопедическую статью, частное письмо, сонет, стансы, романс, ямб, анапест, гекзаметр, верлибр, произведения известные и вымышленные...". 1 Такое видовое многообразие объясняется исследовательницей авторскими задачами. Согласно ее теории многожанровость творчества Годунова-Чердынцева составляет пародийную параллель деятельности Н. Г. Чернышевского. Роман является своеобразньм откликом на разработку "суперформ" в русском авангарде ("сверхповесть Хлебникова"),
"новый тип автобиографической прозы".
Традиции пушкинского "свободного романа" и их продолжение в "Даре" анализируются в работах Н. В. Семеновой и A. B. Степанова. Признаками свободного романа являются: "непосредственное продолжение в жизни", "отсутствие заданной структурной схемы, ограничения размера, обязательной развязки-разрешения", "ослабленная сюжетность", "обнажение техники".
В статье А. Бабикова "Путь к "Дару" Владимира Набокова" роман предстает как свод явлений творчества: от творческого восприятия жизни до сочинения жизни. Сочинение, в свою очередь, как римская сатура, представляет свод форм: стихи (лирика, апокрифический сонет, капустный гекзаметр а 1а Андрей Белый), путевые записки, биографическое исследование, эссе, рецензии, роман и даже нечто вроде лекций по русской литературе.
Диссертационная работа Ю. А. Рыкуниной посвящена специфике жанрово-стилевой системы романов Набокова "русского периода" (2004). "Дар" показан как исключение из теории М. Бахтина о трансцендентности завершающего авторского сознания по отношению к герою. В диссертации подчеркивается монологический характер романа, наличие единственного субъекта повествования. "Дар" признается синтетическим романом".
"Дар" рассматривается как своеобразный "метароман", "роман о романе", "роман о творчестве", "роман о художнике" или даже "энциклопедия жанров" ( "Дар" как энциклопедию рассматривают такие исследователи, как Г. Хасин ("энциклопедия экзистенционального изгнания"), Б. Бойд ("энциклопедия жизни художника"), Б. Носик ("энциклопедия русской литературы") ). Таким образом, почти всеми отмечается уникальный, феноменальный характер произведения.
"Дара": анекдот, апокриф, басня, биография, видение, воспоминание, гимн, диалог, диссертация, дневник, доклад, драма, житие, записки, идиллия, исповедь, каламбур, комедия, комментарий, книга, легенда, манифест, мемуары, миф, некролог, новелла, объявление, онегинская строфа, очерк, пародия, песня, письмо, повесть, поэма, притча, прокламация, псалом, путеводитель, пьеса, рассказ, реклама, рецензия, речь ораторская, розыгрыш, роман и его варианты, романс, руководство, сатира, сказка, сон, сонет, статья, стихотворение как универсальный жанр, трагедия, трактат, утопия, фарс, шарада, элегия, экфрасис, эпиграмма, эпиталама.
Также в исследовании Ю. Д. Апресяна "Роман "Дар" в космосе Владимира Набокова" (1995) [5] дается типология основных интерпретаций романа: "Дар" как эклектический набор тем (А. Филд, A. M. Сейлхар, С. Давыдов - с оговорками); "Дар" как энциклопедия жизни (Б. Бойд); "Дар" как исследование творческого процесса (В. Вейдле, В. Ходасевич, Ю. И. Левин, С. Давыдов); "Дар" как критический анализ русской литературы (Б. Бойд, И. И. Ковтунова, Б. Карлинский, А. Долинин); "Дар" как роман о "работе судьбы" (A. M. Сейлхар, Б. Бойд, В. Ерофеев) [5, с. 673-677].
В. В. Ерофеев, по словам Ю. Апресяна, рассматривал "Дар" как книгу о поисках земного рая, - с идеальным детством, идеальным отцом, идеальной возлюбленной. "Воспоминание о рае, - пишет В. Ерофеев, - драматично и сладостно одновременно. Проза Набокова, с ее особой чувственной фактурой, призвана не только отразить эту двойственность, но и преодолеть противоречие, тем самым превращаясь не просто в воспоминание, но в обретение рая, доступное в акте творчества. Обретение рая - глобальная творческая сверхзадача Набокова, обеспечивающая метароман экзистенциальным и эстетическим значением одновременно". И. И. Ковтунова исследовала "Дар" как экспериментальный роман, представляющий собой попытку синтеза и новаторства. Традиция представлена в "Даре" пушкинской линией русской литературы, а новаторство - эстетикой и стилистикой "потока сознания".
"В центре повествования - становление писателя, протекающее в обстановке русского эмигрантского Берлина около трех лет", - пишет уже Галина Майорова, обращаясь к содержательной стороне "Дара".
""Дар" - это литературная энциклопедия, - утверждает Галина Майорова, - Чтобы окончательно представить "Дар" в качестве литературной энциклопедии, приведем перечень имен поэтов, писателей, литературных критиков, философов, появлявшихся на страницах романа.
Батюшков, Байрон, Бальмонт, Бакунин, Белинский В. Г., Белинский Максим, Бернс, Боборыкин, Блок, Брюсов, Белый, Бунин, Бодлер, Буренин, Булгарин, Благовестлов, Беранже, Бернар Сара.
Вольтер, Волынский.
Гоголь, Голсуорси, Гофман, Гумилёв, Гинденбург, Гегель, Гончаров, Гораций, Гете, Гюго, Гомер, Герцен, Гаршин, Григорович, Гейне, Гриммельзгаузен, Гиппиус.
Достоевский, Диккенс, Дельвиг, Добролюбов, Дружинин, Даль, Дудышкин.
Захер-Мазоха, Зайцев, Зощенко.
Кант, Конт, Карамзин, Киплинг, Келлерман, Клемансо, Кольцов, Кампе, Костомаров, Купер, Кроль, Келлер.
Лермонтов, Лесков, Лессинг, Ланкло, Лафайет, Лавров, Луначарский, Людвиг Э.
Маркс, Мопассан, Монтень, Михайловский, Мильтон, Мор, Мережковский, Михайлов М. Ш.
Огарев, Островский.
Пушкин, По, Паскаль, Писемский, Пруст, Плетнёв, Ползунов, Пыпин, Писарев, Плещеев, Плеханов.
Ронсар, Рильке, Розанов, Руссо, Рылеев.
Салтыков-Щедрин, Скотт В., Сократ, Стивенсон, Э. Сю, Спиноза, Суинберн, Сервантес, Свифт, Стерн, Слепцов, Салиас, Северянин.
Фет, Флобер, Фрейд, Франс, Флориан, Фабр, К. Фаррер, Фейербах, Фурье, Филдинг.
Ходасевич.
Цицерон, Цезарь, Цвейг А., Цвейг С.
Чехов, Чулков.
Эридиа.
М. Медарич выделяет "Дар" как роман о романе, о литературном творчестве вообще.
"В "Даре", последнем русском романе Набокова и третьем из ряда "вымышленных автобиографий", существует уже целый ряд разработанных приемов, которые оспаривают начало достоверности и миметичности текста. Здесь налицо и упоминавшийся прием "миниатюрного выпуклого зеркала" (четвертая глава романа обрамлена началом и концом сонета, посвященного Чернышевскому, что выражает принцип, по которому поставлен в рамки весь роман, причем рамки здесь - метатекстуальное кольцо). Роман "Дар", по сути дела, тематизирует процесс собственно литературного оформления, включает читателя в творческую лабораторию главного героя - alter ego писателя Набокова. Игра с "проблемой авторства" романа и игривое варьирование мотивов alter ego (читатель задает себе вопрос, "кто чей автор" и "кто чей alter ego") также косвенно отражают конструктивные начала романа. По замыслу, над романом, который пишет персонаж Годунов-Чердынцев, доминирует текст романа "Дар", причем читателю предоставляется возможность обнаружить еще более доминантный текст - и так до безконечности" ( М. Медарич )
В самом общем виде, по словам Млечко, фабульную основу "Дара" составляет рассказ о становлении и первых литературных опытах молодого эмигрантского писателя (чья фигура максимально приближена к самому Набокову-Сирину) Федора Годунова-Чердынцева. "Основная фабула романа, - пишет Бойд, - охватывает три года (1926-1929) из жизни Федора Годунова-Чердынцева, молодого эмигранта в Берлине: быстрый рост его литературного дара от почти не замеченной книжки изящных ностальгических стихов к яркой, жестоко-непочтительной биографии почтительного исторического лица и, наконец, к самой идее создания "Дара". Постепенно мы начинаем понимать, что книга с самой первой страницы - это также и дань благодарности Федора судьбе, подарившей ему встречу с Зиной Мерц, его будущей женой" [4, с. 520]
"Другим берегам", пишет Млечко, Набоков определяет цель своей книги, одновременно раскрывая метафизический стержень сюжетной структуры романа "Дар":
[13, с. 143].
"По мысли писателя, человеческая жизнь (в частности, его собственная и жизнь его героев) представляет собой вязь узоров судьбы, видение и верное прочтение которых является залогом творческих возможностей личности: Обнаружить и проследить на протяжении своей жизни развитие таких тематических узоров и есть, думается мне, главная задача мемуариста. <...>
Этот волшебный ковер я научился так складывать, чтобы один узор приходился на другой [там же, с. 152, 233].
Чтобы зафиксировать (запомнить) эти узоры, их надо сначала увидеть".
"Гэри Саул Морсон назвал такое понимание литературы и лежащее за ним миропонимание "семиотическим тоталитаризмом"[377]. Роман Набокова, написанный в тридцатые годы, в особенности вставные тексты - книги героя, представляет собой осуществление такой литературоведческой утопии[378]. В самом деле, как я старалась показать в ходе этой работы, художественный метод Набокова исходит из стремления организовать все - стремления к тотальному контролю авторской воли над организацией текста, подтекста, процесса чтения-исследования. Пользуясь формулировкой Набокова, структура романа словно служит "тайной связью, которая объяснила бы все"" ( Ив. Паперно )
Стрельникова и Шиньев при исследовании "Дара" во главу угла ставят его формальную, структурную сторону.
"Модернистский тип структурирования романа в виде соединений разных текстов позволил С. Давыдову определить его как "текст-матрешку" и ""роман-коллаж", состоящий из целого ряда внутренних текстов, как стихотворных, так и прозаических", что подчеркивает метароманную форму произведения, "в котором литературная установка сдвигается с повествования на процесс создания этого повествования"" ( Л. Стрельникова )
"Форма "Дара" явилась пародийным откликом на разработку "суперформы" в русском авангарде, в частности, "сверхповести" Хлебникова. Эти поиски авангардом универсального, синкретического жанра, чья композиция предлагала объединение в качестве самостоятельных ингредиентов разных литературных форм и, в результате их монтажа, получение качественного нового литературного произведения совпадают с периодом исследования русскими формалистами поэтики жанров.
"сверхжанра" как "сверхромана о литературе" реализуется в "Даре" в природе монтажа текстов разной формы" ( Е. П. Шиньев ).
"По словам М. Липовецкого, "уникальность "Дара" подчеркивается и тем, что ни прежде, ни потом ни в одном из романов Набокова не был осуществлен такой контекст стилевых альтернатив. В то же время невозможно найти в русской прозе ХХ века произведение, которое не вписывалось в эту систему координат" [8]. Липовецкий отмечает, что набоковское направление выросло в специфический вариант постмодернизма"
"Самым объемным и итоговым произведением Набокова русского периода стал "Дар", признанный исследователями лучшим романом писателя (роман писался с 1933 по начало 1938 г., впервые опубликован без 4-ой главы, посвященной жизнеописанию Н. Г. Чернышевского, в журнале "Современные записки" в 1937--1938 гг., полностью отд. изд. в 1952 г.). По характеристике самого автора, "Дар" - роман, главной героиней которого является "русская литература". Это повествование от лица автора о своем герое, поэте-эмигранте Федоре Годунове-Чердынцеве, проживающем, как и сам Набоков, в Берлине, чередуемое с рассказом Федора о себе и своей жизни. Помимо основной обрамляющей линии, в "Даре" содержатся: стихи Федора; биография отца Федора, путешественника-естествоиспытателя Константина Годунова-Чердынцева, мысленно создаваемая, но не написанная сыном; жизнеописание Н. Г. Чернышевского, написанное Федором и составляющее четвертую главу романа; рецензии критиков на это жизнеописание, будто бы изданное отдельной книгой" ( Ранчин ).