363: Разводы эти напоминают нам старый, "в географических облупах" дом, где останавливались герои рассказа "Возвращение Чорба", неведомой для героя "Дара" драмы.
Вот бы и преподавал то таинственнейшее и изысканнейшее, что он, один из десяти тысяч, ста тысяч, быть может даже миллиона людей, мог преподавать: например - многопланность мышления: смотришь на человека и видишь его так хрустально ясно, словно сам только-что выдул его, а вместе с тем нисколько ясности не мешая, замечаешь побочную мелочь - как похожа тень телефонной трубки на огромного, слегка подмятого муравья и (вс? это одновременно) загибается третья мысль - воспоминание о каком-нибудь солнечном вечере на русском полустанке, --9--
"Владимир Александров в книге "Набоков и потусторонность" в главе, посвященной "Дару", отмечает "многоплановость мышления", или "космическую синхронизацию" сознания Фёдора, играющую главенствующую роль в конструкции романа" ( А. Филимонов ).
В романе Федор - творит благодаря своему дару, его строки становятся той реальностью, теми произведениями, которые приближают к нему его возлюбленную.
т. е. О чем-то, не имеющем никакого разумного отношения к разговору, который ведешь, обегая снаружи каждое свое слово, а снутри - каждое слово собеседника --107--.
"Целый ряд описаний в "Даре" в таком именно стиле и выполнен. Больше того, Федор, подобно Набокову, связывает этого рода переживания с истоками своего творчества. Мысленно рецензируя строки стихов о детстве, он тем самым косвенно вскрывает роль, которую "многопланность мышления", возможно, играла в их создании. Образ, который использует он, чтобы воплотить все памятные подробности, породившие некогда стихотворные строки, фокусирует многообразные явления и воспоминания; "он... все восстанавливал, как возвратившийся путешественник видит в глазах у сироты не только улыбку ее матери, которую в юности знал, но еще аллею с желтым просветом в конце, и карий лист на скамейке, и все, все" (III, 11). Такой же поток ощущений возникает при замысле романа, которому предстоит стать "Даром". Сидя с Зиной за ресторанным столиком, "он окончательно нашел в мысли о методах судьбы то, что служило нитью, тайной душой, шахматной идеей для едва еще задуманного "романа", о котором он накануне вскользь сообщал матери. Об этом-то он и заговорил сейчас, так заговорил, словно это было только лучшее, естественнейшее выражение счастья, - которое тут же, побочно, в более общедоступном издании, выражалось такими вещами, как бархатистость воздуха, три липовых изумрудных листа, попавших в фонарный свет, холод пива, лунные вулканы картофельного пюре, смутный говор, шаги, звезда среди развалин туч. - Вот что я хотел бы сделать, - сказал он..." ( В. Александров )
Или: пронзительную жалость - к жестянке на пустыре
364: Имеется в виду стихотворение "Вечер на пустыре". Вот его характерный фрагмент:
Источник: http: //nabokov.niv.ru/nabokov/stihi/223.htm
он купно переживал и потрясающую возможность счастья, и отвращение к его неизбежному несовершенству, - вкладывая в это одно мгновение образ романа, но на среднюю часть сокращая его триптих - 189 -
"Сюжетный рисунок "Яша--Рудольф--Оля" мог бы стать новеллой, но так и не становится ею. При этом он уподобляется пьесе, вторя жанру "Зеленого кольца": "... геометрическая зависимость между их вписанными чувствами получилась тут полная, напоминая вместе с тем таинственную заданность определений в перечне лиц у старинных французских драматургов..." [Набоков 2000: 230]. Воображаемое приключение с ученицей, красивой, но с ничтожной душой, соотнесено с романом, однако с романом неполным" ( О. Сконечная ).
Едва Федор Константинович развязался с ним, как завидел двух других литераторов, добродушно-мрачного москвича, осанкой и обликом несколько напоминавшего Наполеона островного периода, и сатирического поэта из "Газеты", тщедушного, беззлобно остроумного человека, с тихим хриплым голоском.
365: Так герой рассказа "Подлец" некстати встречает своего знакомого на немецкой улице:
" - Здравствуйте, Антон Петрович,-- раздался мягкий голос над самым его ухом.
Он так вздрогнул, что нога соскользнула с подставки. Нет, ничего, ложная тревога. Это был некий Леонтьев, человек, которого он встречал раза три-четыре, журналист, кажется, или что-то вроде этого. Болтливый, но безобидный человек".
последний труд доктора Утина "Основы счастливого брака"
366: Романное действие в "Даре" вращается вокруг образов счастья, которое буквально ожидает героя на каждом шагу. Так, например, за две страницы до этого герой думал о возможности "походной любви" с берущей у него уроки женщиной ( сама по себе такая перспектива не очень привлекательна, но отдельной картиной - в зеркале, что ли, - соседствует с понятием счастья ).
статейка была озаглавлена "Чернышевский и шахматы" - 79 -
Зубарев действительно находит номер советского шахматного журнала за 1928 год со статьей, посвященной названной теме.
Исследователь выяснил, что в сдвоенном номере журнала "64: Шахматы и шашки в рабочем клубе", вышедшем в июле двадцать восьмого, есть статейка "Шахматы в жизни и творчестве Чернышевского".
Она того же содержания ( цитаты из "юношеского дневника Чернышевского" ) и имеет совпадающую иллюстрацию ( портрет "жидкобородого старика, исподлобья глядящего через очки" ).
Всякий творец - заговорщик, и все фигуры на доске, разыгрывая в лицах его мысль, стояли тут конспираторами
Гершанова пишет: "Ассоциативно-смысловые поля художественных концептов "ад" и "рай" представлены двумя слоями смыслов: эксплицитными - 'пахло как в раю', 'чистильня-гладильня с избытком пара, словно в аду', 'нарядный, богатый розами и баранами рай Жаксыбая', 'однажды в Ордосе отец очутился в цветном воздухе, будто в раю', 'адская скука', и имплицитными - 'самая гуща счастья, засасывающая сердце', 'пустота, провал жизни'. Имплицитные смыслы выявляются в результате анализа сочетаемости. Концептуальный анализ слов "ад" и "рай" позволил нам вывести структуры концептов. Так, в структуре концепта "рай" - состояние" мы выделили смысловой компонент 'творчество' - Он был исполнен блаженнейшего чувства: это был пульсирующий туман, вдруг начавший говорить человеческим голосом; ... сложный, счастливый набожный труд,... стихотворное похмелье..., ... годные для дыхания слова".
Творчество для Набокова ( и для Федора ) - рай, счастье, минута отдохновения от земных забот. Минута, которую он посвящает прежде всего своей семье и любимой. Ощущение счастья связано с образами отца и матери, образами детства, а также с образом возлюбленной героя. В раю, как и в счастье, выделяются сугубо индивидуальные воспоминания повествователя, это не обобщенное место сбора грешников или праведников, не "голый рай", а благоухающее счастье, знакомое счастье, счастье, которое уже испытал герой.
"Так, детский рай сопряжен с воспоминаниями о детстве в доме отца, а взрослый рай или эмиграционный ад осознаются в зависимости от состояния героя здесь и сейчас. Таким образом, мы можем говорить о синкретичности выражения времени и пространства у Набокова, например: "Все проваливалось и падало, - прощальное сочетание деревьев, поменявшийся в стирке клочок радуги, дорожка", "возникала пустота в пальцах", "комната зарастала лопухами скуки" в тот момент, когда главный герой романа Федор Годунов-Чердынцев ощущал мучительность своего пребывания в Берлине".
Он углубился в рассмотрение задач и вскоре убедился, что, не будь среди них двух гениальных этюдов старого русского мастера - 80 -
Старый русский мастер - это, по мнению Зубарева, Алексей Алексеевич Троицкий, родившийся в 1866 году. Он еще в конце девятнадцатого столетия прославился как автор блестящих этюдов. В Берлине в 1924 году вышел его сборник ( с ним, вероятно, был знаком Набоков ). В августе 1928 года Троицкому было присвоено звание заслуженного деятеля исссуств РСФСР.
рядом с ним быстро шла на резиновых подошвах немецкая девушка спортивного покроя
368: ""И рядом с ним быстро шла... немецкая девушка спортивного покроя" (III, 156). Человек предстает как вещь - сделанная, выкроенная. Мы наблюдаем синтез обыгрывания клише "девушка спортивного типа" и тематического овеществления человека. К тому же у берлинцев "полишинелевый строй движений" (III, 73), они не только вещи, но и марионетки" ( В. Полищук )
-- название автомобильной фирмы, - причем на второй букве, на "А" (а жаль, что не на первой, на "Д", - получилась бы заставка)
367: "Название автомобильной фирмы, конечно же, "Даймлер-Бенц"". Так считает Б. Аверин.
сидел живой дрозд, черный, с желтым - из экономии - клювом, и пел громче, чем радио. Дом, где жил Федор Константинович, был угловой и выпирал, как огромный, красный корабль, неся на носу стеклянно-сложное башенное сооружение, --121--
"Как и для символистов, для Набокова в основе познания мира лежит личный мистический опыт. Он включает в себя видения, пророческие сны, предсказания, ясновидение, непосредственное общение с потусторонним и многое другое" (с. 249). Сходство с предшественниками может проявляться в следующем: "Набоков, как и Бунин, часто одно и то же событие передает дважды: сначала как непосредственно происходящее, а затем как повторяющееся в воспоминании", - пишет Б. Аверин.
С этим можно спорить. Увлеченность мистикой Аверина и Александрова как бы перевешивает художественность произведения. Для Набокова мистика была чем-то сродни фрейдизму - особенно популярная мистика, за которой писатель никогда не гонялся. Тема "В. Н. и потусторонность", несомненно, заманчива, но вряд ли плодотворна. Набоков с большим удовлетворением описывал свой земной дом, нежели его гипотетические "окрестности", в которые "надо выйти". Созданный Творцом мир - это для писателя не условный "космос", а дом, где все знакомо, где живут его хорошие знакомые или даже родные люди.
только щеголевский был неопрятно пуст, с сиротливым горшком на борту
370: Горшок на балконе встречается в рассказе "Соглядатай", причем горшок разбитый, который герой сравнивает со своим разбитым сердцем. Так в "Даре" состояние горшка ( "сиротливый" ) подспудно сравнивается с состоянием Федора.
Жуя и прихлебывая, "8х8" (снова глянул на него исподлобья бодучий Н. Г. Ч.) --5--
"Шахматы играют в "Даре" двойную роль, - пишет Д. Б. Джонсон, - кроме того, что в конечном итоге они дают схематичную модель развития сюжета самого романа, они также подталкивают Федора к тому, чтобы взяться за написание его первого большого прозаического произведения, биографии Чернышевского. Идея написать биографию Чернышевского возникает случайно. Убивая время между уроками в русском книжном магазине, Федор лениво перелистывает советский шахматный журнал "8 х 8". Хотя он удручен механической неуклюжестью шахматных задач молодых советских композиторов, он покупает журнальчик (СР 4, 351, 354). Также Федор находит в журнале статью "Чернышевский и шахматы" с отрывками из дневника Чернышевского".
8 ю 8 - это, безусловно, советский шахматный журнал "64 - Шахматное обозрение". Этот журнал был особенно популярен в СССР в 80 - е годы прошлого века.
Когда началась эта странная зависимость между обострением жажды и замутнением источника? В сороковых годах? В шестидесятых? И "что делать" теперь? Не следует ли раз навсегда отказаться от всякой тоски по родине, от всякой родины, кроме той, которая со мной, во мне, пристала как серебро морского песка к коже подошв, живет в глазах, в крови, придает глубину и даль заднему плану каждой жизненной надежды? Когда-нибудь, оторвавшись от писания, я посмотрю в окно и увижу русскую осень. - 150 -
- Федор (Набоков) сразу объясняет свое обращение к фигуре Чернышевского стремлением найти истоки современного ему советского тоталитаризма, большевизма, зародившегося из порочного зерна, брошенного на благодатную почву в далеких "сороковых" и "шестидесятых". И в этом смысле Чернышевский предстает не как отдельная личность, требующая к своей жизни самостоятельного внимания, но как символ этого Начала, символ русского революционно-демократического движения вообще, что не могло, конечно, выпасть из поля зрения редакции, спокойно пропустившей, впрочем, следующую набоковскую инвективу в адрес свободолюбивых "отцов".
"Совершенно ясно, что Чернышевский дезавуируется Набоковым прежде всего как фетиш и "духовный отец" русского революционного движения вообще, вне зависимости от того, в большевистском или эсеровском изводе оно представлено, и именно этого знака равенства автору "Дара" не смогли простить наследники "Современника" и "Отечественных записок". Прощая и принимая очень многое, они не смогли закрыть глаза на явную десакрализацию фигур своих священных предков - колоссов сороковых и шестидесятых, не потерпели покушения со стороны своих неожиданно взбунтовавшихся "детей" на великое и неприкосновенное Начало "нового и дивного мира"".
их-то никак нельзя было перенести в другое место, заодно с досками, разбив и спутав узор - 18 -
Вот что пишет Вл. Александров: "Федор не только видит, что его жизнь с Зиной пронизана узорами и управляется судьбой, что для него является свидетельством участия какой-то трансцендентной действующей силы, он также настойчиво повторяет, что различные стороны мира, в котором он существует, "сделаны". Например, в его детских воспоминаниях есть парк, в котором "деревья... изображали собственные призраки, и получалось это бесконечно талантливо" (31: 18). Сходным образом он думает, что несчастье Чернышевских - самоубийство сына и последующее безумие отца - "является как бы издевательской вариацией на тему его собственного, пронзенного надеждой горя", подтвержденной свидетельствами гибели отца в экспедиции."
"Приглашение на казнь" можно обнаружить повторяющиеся облака - "все-таки что-то есть, что скрывается за всем этим.. за жирным зеленым гримом листвы". Иногда писатель прямо говорит о том, что это может быть рука пуппенмейстера.
Во второй половине романа, как замечает Александров, Федор видит двух монахинь, которые идут через лес, время от времени наклоняясь, чтобы сорвать цветок. Это вызывает у него замечание о том, как умело вся сцена "поставлена", "какой режиссер за соснами, как все рассчитано". И Федор вслед за отцом делает вывод о присутствии трансцендентного создателя, основываясь на "невероятном художественном остроумии мимикрии, которая необъяснима борьбой за жизнь... излишне изысканна для обмана случайных врагов, пернатых, чешуйчатых и прочих... и словно придумана забавником-живописцем как раз ради умных глаз человека".
О, поклянись, что веришь в небылицу, что будешь только вымыслу верна, что не запрешь души своей в темницу, не скажешь, руку протянув: стена
242: В романе "Дар" герой в стихах обращается к Зине ( "О, поклянись, что до конца дороги ты будешь только вымыслу верна.." ), - и эти стихи находят свое продолжение в мире романа - в событии - романтической встрече героя и Зины, и позже - в объяснении в любви. Таким образом, романное действие зарождается в момент творческого прозрения. Сочинение героя Набокова не пропадает втуне, бесплодно. В "Даре", напр., стихотворение Федора, прочитанное им на вечере, вызывает отклик Зины, скрепляет действием два момента повествования: "Мне очень понравилось то, что вы раз читали, - сказала она. - О ласточке, которая вскрикнула". "Ах, вы там были? Да. Но у меня есть еще лучше, уверяю вас".
Во время одного из свиданий Зина признается, что любит стихи героя.
очень постаравшейся судьбой, - 148 -
По мнению Млечко, Зина становится для Федора неотделима от всего, что он любит, чувствует, что составляет саму его суть. "Она начинает словно составлять саму ткань той книги, которую собирается писать Федор, и которую парадоксальным образом мы читаем в данный момент. Рискуя впасть в банальность, укажем, что Зина выступает своеобразной музой для Федора, а музы - и Набокову это было хорошо известно - это дочери памяти (Мнемозины), что и обыгрывает герой "Дара" в посвященном своей возлюбленной стихотворении: Как звать тебя? Ты полу-Мнемозина"
"Уже в начале этого стихотворения, которое сочиняет герой в течение всего дня, отчетливо прослеживается эффект тех же епифаний - просвечивание далекого и прошлого в близком и настоящем. Ожидая прихода Зины на вечернее свидание, Федор, завершая свое стихотворение, погружается в иное время-пространство.
как персик небо тает: вода в огнях, Венеция сквозит, - а улица кончается в Китае,а та звезда над Волгою висит. О, поклянись, что веришь в небылицу, что будешь только вымыслу верна, что не запрешь души своей в темницу, не скажешь, руку протянув: стена (СЗ. - 1937. - N 65. -С. 66-67).
То есть Федор пишет о той же "космической синхронизации", достигаемой с помощью памяти-воображения, теперь символически заключенной в образе Зины Мерц. "Маршрут" же его воображаемого путешествия (Волга, Китай, Тибет, Венеция) соответствует - или служит прямой отсылкой - путешествиям отца Федора".
но оба они, образуя одну тень, были созданы по мерке чего-то не совсем понятного, но дивного и благожелательного - 221 -
"В этих характеристиках легко узнать Веру Слоним, жену Набокова. Несравненная красавица, одаренная тончайшим вкусом и глубоким пониманием Набоковского гения, человек, бесконечно ему близкий - с резкой независимостью суждений и одновременно большой дозой практической сметки и здравого смысла, которые не раз выручали семью, она отличается от Зины только одним - своей абсолютной реальностью. В этом различии литературного образа и прототипа нет ничего нельзя лучше служит этой цели. Уже здесь намечается та драматическая нота, которая прозвучит в полную силу в кульминационной точке романа" ( Ю. Апресян ).
волосы, светло и незаметно переходившие в солнечный воздух вокруг головы,
371: В рассказе "Катастрофа" "пожар на подушке" - это рыжие волосы Клары, возлюбленной героя.
По-настоящему же она никогда ему не снилась, довольствуясь присылкой каких-то своих представительниц и наперсниц, которые бывали вовсе на нее непохожи, а возбуждали в нем ощущение, оставлявшее его в дураках, чему был свидетелем синеватый рассвет - 188 -
""Походная койка" развивает тему "походной любви", о соблазнах и обмане которой герой думает в связи с другой, доступной, но безразличной ему женщиной: "... он привык к мысли, что между обманом походной любви и сладостью ее соблазна - пустота, провал жизни..." [Набоков 2000: 359]. Сновидение реализует метафору. "Походность", или случайность, недолговечность, материализуется в "койке", которую мастерит или подставляет для героини грез "бутафор". Этот "бутафор", или бессознательная фантазия, точно занимает у воспоминания переживание обманного искушения и нереализуемости, которое во сне трансформируется в ускользание искомой добычи. Когда желание Федора обретает настойчивость, сновидение высылает ему только "заместительниц", наперсниц, или представительниц Зининого "кордебалета", содержащих частицу ее сияния. Желание как бы не совпадает с объектом, своей траекторией вновь напоминая нам о механизме смещения. Вместе с тем это несовпадение подчинено не страху, которым должна руководствоваться бессознательная фантазия, но строгой фикциональной необходимости. Несовпадения с героиней во сне повторяют невстречи с ней наяву, когда знакомство откладывается, а вместо Зины "высылается" относящаяся к ней деталь - бальное платье ее кузины. Затем эти невстречи и ускользания воплощаются в томительной неполноте отношений, которые не столько относятся к психологии героев (чьи встречи на скамейке пародируют конспиративные маневры Лопухова и Верочки), сколько представляют декларируемый автором закон текста, неизбежный узор судьбы, "союзницы муз". Условность этой ретардации подчеркивается недоумением Годунова-Чердынцева в связи с вынужденной и нелепой чистотой их любви, которое тут же разрешается его "подразумным" знанием о том, "что эта внешняя преграда была только предлогом, только показным приемом судьбы, наспех поставившей первую попавшуюся под руку загородку, чтобы тем временем заняться важным, сложным делом, внутренней необходимостью которого была как раз задержка развития, зависевшая будто бы от житейской преграды"" ( О. Сконечная ).
"Долее, долее, как можно долее буду в чужой земле. И хотя мысли мои, мое имя, мои труды будут принадлежать России, но сам я, но бренный состав мой, будет удален от нее" - 222
-
"В третьей главе намечается еще одна вариация этой темы, которая зазвучит в полную силу в пятой главе. Слияние с Россией невозможно только в реальном настоящем. Но герою, кроме светлых воспоминаний о призрачном прошлом, открыты воспоминания о посмертном будущем, где, он уверен, состоится его воссоединение с родиной. Герой читает Гоголя и вот что там находит: "Долее, как можно долее буду в чужой земле. И хотя мысли мои, мое имя, мои труды будут принадлежать России, но сам я, но бренный состав мой, будет удален от нее". Снова тема идеального слияния с Россией. Конечно, можно было бы усомниться в том, что, цитируя именно этот отрывок из Гоголя, Набоков имел в виду и себя. Но та же тема возникает и в пятой главе, причем в гораздо более прямой форме, так что места для сомнений не остается" ( Ю. Апресян )
Она сидела у балконной двери и, полуоткрыв блестящие губы, целилась в иглу. - 202 -
Поговорили о Романове. О его картинах. Достиг полного расцвета.
"На страницах последнего русского романа В. Набокова "Дар" читатель встречает образ вымышленного художника Романова. Поэтапно анализируя творческий путь художника, В. Набоков показывает своё собственное становление как писателя: "пройдя все искусы модернизма (как выражались), он будто бы пришел к обновленной, - интересной, холодноватой, - фабульности". Эти этапы представлены в виде картин - начиная с сюрреалистического портрета мадам Дґ Икс, голой с отпечатками корсета на животе и держащей себя самоё, уменьшенное в три раза, далее - картина, представляющая алмазное ожерелье, лежащее на панели у столба, на котором наклеено объявление о его пропаже, следующий период творчества - картина "Осень", портняжная болванка с прорванным боком, "в которой знатоки находили грусть и выразительность более чистого качества" [3, 53]; и последняя картина - "четверо горожан, ловящих канарейку", "все четверо в чёрном, плечистые, в котелках (но один почему-то босой), расставленные в каких-то восторженно-осторожных позах под необыкновенно солнечной зеленью прямоугольно остриженной липы, в которой скрывалась птица..." [3, с. 54]. Писатель не только раскрывает этапы собственного творчества, но и определяет тот круг тем, который будет им разрабатываться. Набоков показывает и черты литературы модернизма: метаописательность и обнажение приёма, и степень отношения реальности жизни и реальности искусства (в картине с канарейкой, будто бы улетевшей из клетки сапожника - Канариенфогеля, реального соседа художника Романова), тема карикатурности жизни" ( Л. Л. Чакина )
"Что-то они не идут", - пробормотала она, тихо звякнув ключем.
274: В "ПнК" Цинциннат мечтает вырваться из тюрьмы и вернуться в Тамарины сады. Здесь возникает, как ее называет Т. Белова, "тема ключа". Алиса переживает ряд превращений прежде чем она достает ключ. Цинциннат Ц также не прочь найти ключ и молит о помощи дочку директора тюрьмы.
"Тема забытого (или недосягаемого) ключа - лейтмотив многоаспектного и философски значимого русскоязычного романа В. Набокова "Дар" - пишет Т. Белова, - своеобразная метафора "иронии судьбы", с которой необходимо считаться, а также "философии случая" сродни алдановской. Кроме того, мотив утраченного ключа, несколько раз возникая в этом романе, перерастает в символ эмигрантской неустроенности, бездомности, невозможности прочного семейного счастья" (Т. Белова, ВНИЛК ).
Федор Константинович внезапно почувствовал - в этой стеклянной тьме - странность жизни, странность ее волшебства, будто на миг она завернулась, и он увидел ее необыкновенную подкладку - 113 -
"Признаваясь в любви к Зине, герой говорит, что нередко испытывает чувство волшебства жизни, "будто на миг она завернулась, и он увидел ее необыкновенную подкладку" (III, 164). Здесь же, рядом, ненавязчиво возникает немаловажная деталь, указывающая на взаимосвязь прозрений героя и метафизических ассоциаций, связанных с "мотивом шага". Они с Зиной стоят у дверей, с улицы льется свет, а по темной стене ложатся блики "призматической радуги" (подчеркнуто мной. - В. А.). Таким образом, прозрение предопределенной формы жизни санкционируется близостью к явлению, возникавшему ранее в сопровождении эпитета "райский", и отсюда тянется важная нить к отцу Федора и теме безсмертия. Образы ткани возникают и в ином контексте, когда Федор говорит, что "не только Зина была остроумно и изящно создана ему по мерке очень постаравшейся судьбой, но оба они, образуя одну тень, были созданы по мерке чего-то не совсем понятного, но дивного и благожелательного, безсменно окружавшего их" (III, 159). И далее он пространно будет восторгаться умыслом судьбы, которая свела его с Зиной, полностью осознавая, наконец, упущенные возможности" ( В. Александров ).
е? За призрачные локти - 8 -
Теме теней в "Даре" посвящена статья А. Филимонова "Тема "теней" в романе В. Набокова "Дар"".
Человекоподобные тени в "Даре", по мнению А. Филимонова, - вестники иного мира, тени России.
И эта тема как-то связана с образом Зины. Этот "пульсирующий туман голосов", как и Зина, является источником вдохновения для Федора. Ведь Зина - тоже изгнанник из России теней, России оставленных образов.
( относительно ) набоковского рассказа "Посещение музея", которому хочется куда-то бежать в Петербургк теней, чтобы сохранить свою такую беззаконную здесь жизнь.
""Люби лишь то, что редкостно и мнимо, что крадется окраинами сна", - отзвук Анненского: "Я люблю всё, чему в этом мире /Ни созвучья, ни отзвука нет"". По мнению Филимонова, тени могут свободно ( ой ли? ) просачиваться из одного мира в другой ( вот и знакомая концепция множественности миров, о которой я пишу в "Струтурах иных миров в литературе двадцатого века" ).
Для них якобы нет стен, а есть "лазейки для души"! ( "Как я люблю тебя" )
Если бывало мучительно знать порою, что Зина одна в квартире, и по
278: Возможно, давая героине "Дара" такое имя, Набоков имел в виду нежную Соню из "Романа с кокаином".
Для окружающей ее пошлости в ее же собственном доме Соня подбирает синоним - "грязь".
"Такая грязь имеется в моем доме в таком достатке, что я не вижу нужды переносить ее из моей супружеской спальни, где "все из красного дерева", в затхлый номер притона. И пусть это тебе покажется жестоким, но я еще хочу сказать, что в выборе между тобой и мужем, - я теперь отдаю предпочтение не только обстановкам, но и лицам. Да, Вадим, в выборе между тобой и мужем, я, помимо всяких обстановок, предпочту моего мужа."
Имя главной героини "Романа с кокаином", Соня Минц, фонетически близко имени героини "Дара", Зины Мерц.
"L'homme qui assassina" Клода Фаррера, а в области философии - "Протоколы сионских мудрецов".
372: Так же высоко ставил "Протоколы.." безымянный однокурсник Владимира Набокова по Кембриджу, живший с ним по соседству. Этот однокурсник описан в романе - воспоминании "Другие берега".
я бы такой роман накатал... Из настоящей жизни. Вот представьте себе такую историю: старый пес, - но еще в соку, с огнем, с жаждой счастья, - знакомится с вдовицей, а у нее дочка, совсем еще девочка, - знаете, когда еще ничего не оформилось, а уже ходит так, что с ума сойти. Бледненькая, легонькая, под глазами синева, - и конечно на старого хрыча не смотрит. Что делать? И вот, недолго думая, он, видите ли, на вдовице женится. Хорошо-с. --11--
Этот фрагмент содержит замысел будущего романа Набокова "Лолита".
"Роман "Лолита" и его претексты", это в какой-то степени история самого Щеголева, женившегося на вдове с несовершеннолетней дочерью ( Зиной )
"Такое положение вещей объясняет ненависть Зины к Щеголеву: "Ты не знаешь, как я его ненавижу, этого хама, хама, хама..."(173). И если, допустить, что именно так складывались отношения персонажей "Дара", то при сопоставлении с "Лолитой", выявляются любопытные параллели.
"Дар":
Щеголев, испытывая влечение к девочке, женится на ее матери;
Федор, поселившись на новой квартире, влюбляется в дочь хозяйки.
"Лолита":
Гумберт, поселившись в новой квартире, влюбляется в дочь хозяйки;
Гумберт, испытывая влечение к девочке, женится на ее матери.
То есть, линия отношений Гумберта и Лолиты совмещает в себе линии отношений Щеголева и Зины и Федора и Зины".
-- посмотрели бы на ее кузину, - такая, знаете, жирная брюнеточка с усиками
373: "Соглядатай". Влюбленный в Ваню Смуров придирчиво замечает особенности лица ее сестры.
где жирные кресла и стеклянный стол-гигант резко отличались от обстановки прочих комнат.
374: В рассказе "Катастрофа" громадная мебель имеет отчетливо отрицательную оценочную модальность, является диссонансом, противоположным счастью и чувствам героя.
что будет рыдать на чужой кухне и бить посуду - 41 -
"Свое" в "Даре", по словам Буланковой, дано через описание тактильных ощущений. Это ощущения от прикосновения рук и ног героя. Свою Родину он помнит буквально наощупь ( сюда же затем включаются запахи ).
"Чужое" же связано с мотивом нарущения комфорта, с "холодным миром" вокруг героя. Это и чужой город, и чужая комната в чужом доме..
Однако и здесь, по мнению Буланковой, герой находит способ "примириться с действительностью" - он узнает "свое" в "чужом" - в чужом городе узнает зеленые луковки "псковского вида" церкви, в смотрителе - Симеона Вырина.
и душу младую чтоб нес не в объятьях, а в когтях
375: В стихотворении М. Ю. Лермонтова "Ангел":
Это странно, я как будто помню свои будущие вещи, хотя даже не знаю, о чем будут они. Вспомню окончательно и напишу. - 20 -
По мнению Вл. Александрова, смысл этого утверждения в том, что будущие вещи существуют в какой-то сверхъестественной сфере, вне пределов ограниченного временем мира, и Федор - или, что подразумевается, любой писатель - только записывает их. "Эта концепция авторства и вдохновения заметно анахронична. Больше всего она напоминает взгляды на происхождение искусства метафизически ориентированных символистов и романтиков".
намечены в самом "Даре".
"Буквально каждое новое литературное начинание возвращает Федора к мысли о предсуществовании его произведений. Перечитывая первый сборник стихов и адресуясь к себе в третьем лице, Федор говорит, что "особым чутьем молодой автор предвидел" (III, 15), что настанет день, и он напишет о своем знаменитом отце совершенно отлично от стиля стихов детства. Матери Федор признается, что не раз чувствовал, будто книга об отце уже им написана".
его так поразило и развеселило допущение, что автор, с таким умственным и словесным стилем, мог как-либо повлиять на литературную судьбу России
425: По словам Целковой, это допущение будет исследоваться и объясняться в 4-ой главе, центральной главе романа о русской литературе. По мнению исследовательницы, для автора здесь важен не Пушкин, не кто-то из его окружения - "Батюшков или Дельвиг", а именно Чернышевский, "потому что только его личность сможет объяснить все последующее развитие русской литературы и русской истории". При это цель автора - в разоблачении Чернышевского, виновного в "кривом" пути развития русского общества.
436: "Тема утраты, тема тоски по ушедшему близкому человеку, пожалуй, впервые в русской литературе разрабатывается с таким пристальным вниманием к психическим процессам страдающего человека. Она развивается во многих произведениях Набокова: романах "Дар", "Подвиг", "Истинная жизнь Себастьяна Найта", в рассказе "Рождество".. Призраки прошлого, потерянного тревожат героев "Дара"" ( Л. Целкова, Романы, 193 )
"Упражнение в стрельбе", - сказал Федор Константинович. --- 32 -
По словам И. С. Беляевой, книжка "Стихи" (упомянутая еще в прологе) и книга о Чернышевском, - определяются самим Федором как "приятное упражнение" [Там же, с. 336] и "упражнение в стрельбе" [Там же, с. 377] соответственно.
"Замысел книги о Чернышевском связан не с "упражнением в стрельбе'7с. 177/, - возражает Рыбальченко, - по несомнешюму авторитету и даже не как спор с его оценками русской литературы /для Чернышевского значимо то, что Годупов-Чердынцев не включает в "золотой фонд", и напротив. Чернышевскнн был критиком Пушкина. Гоголя - истинных художников в оценке Годунова-Чердынцева/. Позитивное начало замысла книги связано с попыткой понять сущность и назначение искусства, предназначение дара художника, и только в связи с этим возникли спор с Чернышевскнм. расследование, "с чего началось замутненне источника " в истории русской литературы, приведшее к современному кризису.".
-
426: "За ироничным отношением автора к словам Александры Яковлевны проступает скрытое утверждение. Наоборот, им руководит именно преемственность и традиция: от шестидесятых годов, периода расцвета русской литературы и периода безпощадной идейной борьбы в литературе - к дням сегодняшним. От лучших русских романов - к романам сегодняшним. И прежде всего - к роману самого Федора Константиновича" ( Л. Целкова, Романы, 178 ).
Александр Яковлевич - 126 -
Е. Полева свидетельствует: Александр Яковлевич Чернышевский - выходец из провинциальной России, где рождение личности проходит труднее, чем в аристократической среде. "Александр Яковлевич гордился "своим столетним именем и подолгу" занимал "историей оного знакомых" [C. 37], но Н. Г. Чернышевский, названный Александром Яковлевичем "нашим великим шестидесятником", не является его кровным предком, хотя и служит духовным ориентиром, определяет качественные характеристики рода, традиции. В романе выведены три представителя рода Чернышевских: идеологический наставник, великий шестидесятник Николай Гаврилович Чернышевский, почитатель его мифологизированного образа Александр Яковлевич Чернышевский и сын последнего - Яша. Понимая род не как биологическое родство, а как духовную связь поколений, В. Набоков фиксирует формирование рода Чернышевских в обретении имени и духовного лидера. Три стадии трансформации демократии определяют её сущность и жизнеспособность"
Кому - 205 -
"Чернышевский фактически символизирует внехудожественные (социальные, политические, идеологические и пр.) силы, стремящиеся подчинить искусство сугубо утилитарным, прикладным целям, подменяющим самую его сущность. Отсюда пародийное, а подчас откровенно сатирическое отношение Федора, а значит, и самого Набокова к мнимому столпу общественности" ( Черемисина )
Я, конечно, не знаю, какой будет у него подход. Но если ему, скажем просто, хочется вывести на чистую воду прогрессивных критиков, то ему не стоит стараться: Волынский "
Вот что пишет Вдовин: "В самом деле, концепция "Русских критиков" беспощадна к наследию Добролюбова, Писарева, Чернышевского с его публицистической и утилитаристской доминантой. Волынский утверждал, что "критика художественных произведений должна быть не публицистической, а философской" [Волынский 1896: II]. Во введении к книге он также изложил свой взгляд на природу творчества и литературы. "Поэтические идеи", возникая в глубине "поэтического духа", либо "перерабатывают факты внешнего опыта" автора и органично воплощаются в его произведении, либо "разлагаются под влиянием фальшивых тенденций его мировоззрения" [Там же].
Иными словами, одухотворенность и поэтическая истинность произведения зависит от одаренности художника и его способности обработать идею. Демократическая же критика, по Волынскому, из-за своей глухоты скользя по поверхности, оказалась бессильна проникнуть в тайные глубины поэтического духа и приблизиться к верной оценке поэтических идей. И русская литература до сих пор не нашла адекватных истолкователей, потому что
Искусство может выдать свои тайны только пытливой мысли философа, который в созерцательном экстазе соединяет все конечное с бесконечным, связывает психологические настроения, выливающиеся в поэтических образах, с вечными законами мирового развития [Там же].
".
было такое чувство, что для каждой отыскиваемой мелочи уже уготовано место, и что самая работа по вылавливанию материалов уже окрашена в цвет будущей книги, как море бросает синий отсвет на рыболовную лодку, и как она сама отражается в воде вместе с отсветом. - 213 -
"Итак, "проникнуть в мечтах в мир" (Н1.; 1.542) своего героя - персонажа вымышленного или реально бывшего. И если сам герой - писатель, то написать книгу о нем - в стиле его собственных сочинений. "Жизнь поэта как пародия его творчества" (Н1.; 1.542). Сочинить историю жизни художника, осветив ее лучом его собственного индивидуального стиля. В "Даре" все усложняется еще тем, что набоковская художественная интерпретация фигуры Чернышевского пропущена сквозь призму творящего воображения его героя - писателя Федора Годунова-Чердынцева.
"Пушкин, или Правда и правдоподобие") или искренне почитаемом Гоголе (книга "Николай Гоголь") у Набокова, по существу, те же, что и о презираемом Чернышевском. Так же, как и о вымышленном (или остраненно автобиографическом?) Себастьяне Найте.
Суть творческой сверхзадачи, поставленной и решаемой писателем Федором в его "странном" романе о Чернышевском, сам он сформулировал так: "... я хочу все это держать как бы на самом краю пародии <...>. А чтобы с другого края была пропасть серьезного, и вот пробираться по узкому хребту между своей правдой и карикатурой на нее"" ( Элочевская )
по близорукости часто грохался с лестницы. - 206 -
"положительного героя Набоков ищет в соединении (это гармоническая личность): денди (внешнее изящество), спортсмена (физическая культура, культ тела), поэта (духовная культура), естествоиспытателя (знание материального мира, отчего - комфортное ощущение себя в нем). <...> Потому - такое злое внимание к неуклюжести Чернышевского, его физической слабости, близорукости, к его неумению различать цветы и деревья".
Он старался разобраться в мутной мешанине тогдашних философских идей, и ему казалось, что в самой перекличке имен, в их карикатурной созвучности, выражался какой-то грех перед мыслью, какая-то насмешка над ней, какая-то ошибка этой эпохи, когда бредили, кто - Кантом, кто - Контом, кто - Гегелем, кто - Шлегелем. --14 -
Как замечает А. Русанов, здесь тот же каламбурчик, что появится и в "Лолите": "По сравнению с ней, Валерия была Шлегель, а Шарлотта - Гегель!"
И при этом Федор Константинович вспоминал, как его отец говорил, что в казни есть какая-то непреодолимая неестественность, кровно чувствуемая человеком, странная и старинная обратность действия, как в зеркальном отражении превращающая любого в левшу:
376: "Приглашение на казнь" ( смотрите мое исследование "Онтологические сюжеты романа "Приглашение на казнь"" ), где речь идет о противоестественности казни, которая "ожидает" Цинцинната.
Постепенно, от всех этих набегов на прошлое русской мысли, в нем развивалась новая, менее пейзажная, чем раньше, тоска по России, опасное желание (с которым успешно боролся), в чем-то ей признаться, и в чем-то ее убедить. - 29 -
Как писал Вик. Бармин, " .. а потому ненависть Набокова к Чернышевскому двойная и даже тройная, как не только по эстетическим соображениям, но более, наверное, по мировоззренчески-идеологическим и историческим, и личным, ибо тоска русского писателя-художника по России, по русской природе, по русскому воздуху, где "Русью пахнет", есть страшная и глубокая тоска, как мало передаваемая и сложно излагаемая".
Идея Федора Константиновича составить его жизнеописание в виде кольца, замыкающегося - 137 -
""Жизнеописание Чернышевского" - это не обычная биография, не "биография романсе", а своеобразное житие. В нем актуализированы все признаки жития (историчность, вера в идею). Житие-биос Н. Г. Чернышевского рассказывает о его жизненном пути от рождения. Можно возразить: ведь такие этапы освещает и биография. Но коренным отличием является то, что объектом изображения жития становится подвиг веры, совершаемый историческим лицом" ( Г. Майорова ).
"Нет, милостивый государь, вовсе не глупости, - взревел Васильев, гневно перебирая вещи на столе, катая штемпель, меняя взаимоположение безответных, случайно и без всяких надежд на постоянство счастья "для отзыва". - Нет, милостивый государь! - 78 -
"В данные обращениях чувствуется имплицитное присутствие иронии. Намек на иронический подтекст здесь содержится как в самом обращении, так и в контексте, ситуации, с которой оно связано" ( М. Заикина ).
мой Роман это трагедия философа, который постиг абсолют-формулу.