Петраков И. А.: Комментарий к роману Вл. Набокова "Дар"
Комментарий. Страница 9

407: "Его муза всегда одета в будничное платье" - этот факт Набоков отмечал как несомненное достоинство чеховского стиля.

где-то на задворках нашего существования, очень далеко, очень таинственно и невыразимо, крепнет довольно божественная между нами связь - 19 - .

О Боге ( или как он его называет, Божестве ) размышляет Вл. Александров - почемуто как о всего лишь "посреднике" между природой и героем - безличным и личным в романе - "нет ничего более обворожительно-божественного в природе, чем ее вспыхивающий в неожиданных местах остроумный обман".

Для Вл. Александрова природа - та константа, от которой он пляшет как от печки. Если Федор упивается радостью летнего утра, то он упивается даром.. природы. Сам Александров считает себя возвысившимся над "традиционными религиозными системами", что печально.

пока тунгуз и калмык начнут друг у друга вырывать мое "Сообщение", под завистливым оком финна

408: В стихотворении Александра Пушкина:

Я памятник себе воздвиг нерукотворный,
Вознесся выше он главою непокорной
Александрийского столпа.
Нет, весь я не умру - душа в заветной лире
Мой прах переживет и тленья убежит -
Жив будет хоть один пиит.
Слух обо мне пройдет по всей Руси великой,
И назовет меня всяк сущий в ней язык,
И гордый внук славян, и финн, и ныне дикой
И долго буду тем любезен я народу,
Что чувства добрые я лирой пробуждал,
Что в мой жестокий век восславил я свободу
И милость к падшим призывал.
Обиды не страшась, не требуя венца;
Хвалу и клевету приемли равнодушно,
И не оспоривай глупца.

"Во время второй воображаемой беседы двух единомышленников, Кончеева и Годунова-Чердынцева, вновь проходят перед читателем русские писатели девятнадцатого века, - пишет Целкова, - Тургенев, Гончаров, граф Салиас, Григорович, Боборыкин, а также Фет и Достоевский. И как главный момент отсчета в беседе о славе, о писательской судьбе в веках =- упоминание стихотворения Пушкина "Я памятник себе воздвиг нерукотворный" ( Л. Целкова, романы, 176 ).

286: Набоков так написал в "Даре" - "Наиболее для меня заманчивое мнение, - что времени нет, что все есть некое настоящее, которое как сияние находится вне нашей слепоты, - такая же безнадежно конечная гипотеза, как и все остальное".

Настоящее как сияние - напоминает небесное светило, солнце, - "неподвижно лишь солнце любви". Федор же Годунов-Чердынцев напоминает агностика, постоянно сомневающегося даже в очевидных вещах.

Наиболее для меня заманчивое мнение, - что времени нет, что вс? есть некое настоящее, которое как сияние находится вне нашей слепоты - 23 - ,

276: В романе "Дар" читаем: "Времени нет, все есть некое настоящее" [Набоков 1990: III, 308]; "таким образом, все бытие присутствует в вездесущем настоящем, время иллюзорно, и пространство зависит от сознания: Федор Годунов-Чердынцев (главный герой романа "Дар") идет по Берлину к трамвайной остановке сквозь маленькую чащу елок, предназначенных для продажи на Рождество, задевая кончиками пальцев мокрую хвою, - и выходит в прошлое: в летний день, в Россию, в имение, на площадку сада" ( Н. Степанова ).

остался блестеть на солнце... где это уже раз так было - что качнулось?..), - 66 -

Так в начале первой главы герой замечает, что "из фургона выгружали параллелепипед белого ослепительного неба, зеркальный шкап, по которому, как по экрану, прошло безупречно-ясное отражение ветвей, скользя и качаясь не по-древесному, а с человеческим колебанием, обусловленном природой тех, кто нес это небо, эти ветви, этот скользящий фасад"

Не думаю, что наша Зинаида Оскаровна будет особенно холить вас. Ась, принцесса -

237: В другом эпизоде "Соглядатая" героиня романа названа "принцессой" - " ... она, как принцесса, смотрит на весну с высокой башни" / 1991, 189 /, "принцессой" называет героиню романа "Дар" Зину Щеголев. ".

Судьба играет человеком. Нынче - пан, завтра - папан

256: "Форма "Дара" явилась пародийным откликом на разработку "суперформы" в русском авангарде, в частности, "сверхповести" Хлебникова", - пишет Шпиньев ( Шпиньев, 124 ). Роман "Отчаяние", по мнению Ал. Долинина. - литературная пародия, скрытая полемика, "игра с несколькими подтекстами" ( Ю. Михайлова, 300 ).

О якобы игровой специфике повествования у Набокова писала Ю. Богатикова, по словам которой, в романе писателя "подчеркивается его иронический, театрализованный смысл" ( Ю. А. Богатикова, 2005, 12 ).

По мнению Е. А. Калининой. автор "Дара" предлагает читателю.. интеллектуальную игру. По словам Е. В. Черкуновой, "ориентация на лингвопоэтическое и философско-игровое восприятие мира" ( с. 200 ) достигает в романе Набокова своего апогея.

"писатель постоянно ведет литературную игру, совершает игровое комическое снижение любых жизненных ситуаций, <...> рассматривает историю как своего рода карикатуру" ( цит. по: Л. В. Братухина, 2007, 8).

". Нора Букс рекомендовала "Дар" и "Приглашение на казнь" как романы-пародии / 1998, 116 /, "одна - на героя, наказуемого обществом, другая - на общество, наказующее героя". При этом было заявлено, что "ПнК" "повторяет отдельные элементы утопии Чернышевского", а детство героя будто бы созвучно снам Веры Павловны / о "красавицах, ведущих вольную жизнь труда и наслаждений" /. Роман "Дар" был характеризован как "роман-оборотень", с "эротикой аллюзий", - по разумению Норы Букс, "Дар" был насыщен "эротическими сделками", как и поэма Николая Некрасова "Коробейники".

Он прикрыл раму, но через минуту ночь сказала: Нет, - и с какой-то широкоглазой назойливостью, презирая удары, подступила опять. Мне было так забавно узнать, что у Тани родилась девочка, и я страшно рад за нее, за тебя. - 83 -

"второе письмо к матери, введенное столь же неожиданно, как первое. Помимо прочего, в этом "письме" Федор говорит о том, что собирается "написать классический роман, с типами, с любовью, с судьбой, с разговорами" (с. 314). Письмо прерывается приходом Зины, но затем возобновляется, хотя оно уже закавычивается и становится вставным текстом, а не родом внутреннего монолога, как это было до вынужденной паузы" ( Зусева ).

мой Чернышевский сравнительно неплохо идет. Кто именно тебе говорил, что Бунин хвалит?

283: Иван Бунин писал Марку Алданову так: "Перечитываю кое-какие разрозненные книжки "Современных записок" - между прочим, с большим удовольствием "Начало конца". И дикий, развратный "Дар", ругаясь матерно".

В другом письме Марку Алданову Бунин в завиральном порыве накропал такое: "А вчера пришел к нам Михайлов, принес развратную ( ! - И. П. ) книжку Набокова с царской короной над его фамилией, в которой есть дикая брехня про меня - будто я затащил его в какой-то ресторан, чтобы поговорить с ним "по душам" - очень это на меня похоже! Шут гороховый, которым Вы меня когда-то пугали, что он забил меня и что я ему ужасно завидую".

Кое-что вообще намечается, - вот напишу 140 -

"Роман "на старый лад" Пушкина коррелирует с "классическим романом с типами, с любовью, с судьбой, разговорами" Набокова. "Форма плана" и "форма книги", "собранье пестрых глав" и "вращение пестрых пятен истории" - соответствия, повторяющие композиционные принципы "Евгения Онегина" и "Дара"" ( Галина Майорова )

роман о кровосмешении или бездарно-ударная, приторно-риторическая, фальшиво-вшивая повесть о войне считается венцом литературы

409: "Автор "Дара" тридцать лет спустя пишет роман именно о кровосмешении, не скрывая надежд увидеть свою книгу на высшей ступени литературной иерархии, - пишет один из исследователей, - Очень ошибутся те, кто, следя за перипетиями страсти, соединившей Вана и его сводную сестру, постарается уговорить себя, что тут всего лишь пародийное обыгрывание клише бульварной беллетристики, как случалось у Набокова прежде. Нет, страсть воссоздана так, что иронические кавычки неуместны".

Я тебе сегодня пишу сквозные глупости (как бывают сквозные поезда), потому что я здоров, счастлив, - а кроме того, вс? это каким-то косвенным образом относится к таниному ребеночку.

435: Набоков, по словам Целковой, пытается открыть тайные пружины, которые делают человека обладателем чистого. Безупречного счастья.. "Мать, отец, сестра Таня - длящееся во времени идиллическое счастье заключается в духовной близости родных людей. Которое только и способно оправдать смысл жизни на земле".

Как всегда, на грани сознания и сна всякий словесный брак, блестя и звеня, вылез наружу: хрустальный хруст - 135 -

"В минуты расслабленности, "на грани сознания и сна", у Ф. К. возникает "словесный сквозняк" и "словесный брак <...> вылезает наружу": "хрустальный хруст той ночи христианской под хризолитовой звездой" или "изобразили и бриз из Бразилии, изобразили и ризу грозы". В этих и подобных им случаях словесные ассоциации основываются на звуковом повторе, причем в последнем случае он гораздо богаче, чем представляется самому Ф. К. ("на зе"). То же происходит у Ф. К. не только в процессе творчества, но и в мировосприятии вообще: на уровне подсознательного - "карикатурная созвучность имен", автоматическое говорение "в рифму", "безвкусный соблазн" каламбурно "судьбу <...> России рассматривать как перегон между станциями Бездна и Дно" и т. п., с которыми сознанию приходится бороться. Однако весь процесс поэтического творчества у Ф. К. происходит если не бессознательно, то, во всяком случае, помимо сознания, которому отводится роль эвалюатора: "было ужасно" или "и только теперь [после того, как "выяснил все, до последнего слова". - М. Л.], поняв, что в них [стихах] есть какой-то смысл, с интересом его проследил - и одобрил". Поэтому даже самые предметные стихи его оказываются исключительно богатыми звуковыми ассоциациями: "Влезть на помост, облитый блеском" " ( Ю. Лотман )

Оставив и свою бутылку, он побежал дальше по матовым улицам - 88 -

"Сомнения в реальности происходящего возникают в тот момент, когда появляются предметы, которых быть как бы не должно: "Какие-то ночные рабочие разворотили мостовую на углу, и нужно было пролезть через узкие бревенчатые коридоры, причем у входа всякому давалось по фонарику, которые оставлялись у выхода на крюках, вбитых в столб, или просто на панели, рядом с бутылками из-под молока. Оставив и свою бутылку, он побежал дальше по матовым улицам..." (с. 317). Откуда у Федора с собой бутылка? А когда упоминается плед, украденный днем в Груневальде, призрачность происходящего становится очевидной: "Было трудно дышать от бега, свернутый плед оттягивал руку..." (с. 318)"

Непринужденный переход то сна-видения к реальности заставляет нас вспомнить "Приглашение на казнь" и рассказ "Катастрофа". В последнем Марк видит себя в видении в доме своей невесты, в реальности уже изменившей ему. Однако в о сне все обстоит благополучно. В "Приглашении.." герой рассуждает о том, что сны есть полу-действительность, обещание действительности, в котором правды больше, чем в "нашей хваленой яви".

Где-то в задних комнатах раздался предостерегающе-счастливый смех матери, а отец тихо почмокал, почти не раскрывая рта, как делал, когда решался на что-нибудь или искал чего-нибудь на странице... потом опять заговорил, - и это опять значило, что вс? хорошо и просто, что это и есть воскресение, что иначе быть не могло, и еще: что он доволен, доволен, - охотой, возвращением, книгой сына о нем, - и тогда, наконец, вс? полегчало, прорвался свет, и отец уверенно-радостно раскрыл объятья. Застонав, всхлипнув, Федор шагнул к нему, и в сборном ощущении шерстяной куртки, больших ладоней, нежных уколов подстриженных усов, наросло блаженно-счастливое, живое, неперестающее расти, огромное, как рай, тепло, в

"Эта длящаяся, как нескончаемый акт, мысль об отце, нарастающая интенсивность переживаний - любовь, страх, "мороз счастья".

Языковая картина мира, предчувствие встречи - позволяют памяти во сне соединить время и вечность, открыть метафизическую "дверь".

В то же время происходит преодоление границы сна и реальности: тактильные ощущения и оптические впечатления - чувственные первоначала - подкрепляют веру в действительность происходящего: "знакомая поступь", "домашний сафьяновый шаг", "чёрная шевиотовая куртка, с карманами для портсигара и лупы; <...> в тёмной бороде блестела, как соль, седина; глаза тепло и мохнато смеялись из сети морщин", "сборное ощущение шерстяной куртки, больших ладоней, нежных уколов подстриженных усов" [5, с. 530], - все это вещественно удостоверяет в реальности происходящего.

Сон-встречу можно истолковывать как ответ на устремленные в вечность ожидание и гамлетовский вопрос" ( Дмитриенко ).

410: По мнению Набокова, высказанном в "Приглашении.." сны - "обещание действительности, ее преддверие и дуновение, то есть они содержат в себе, в очень смутном, разбавленном состоянии, - больше истинной действительности, чем наша хваленая явь, которая, в свой черед, есть полусон".

и со странным чувством веселого новоселья долго смотрел на бойко тикающий будильник, на розу в стакане, со стеблем, обросшим пузырьками

238: , Еще один эпизод - описание посещения Смуровым дома Вани - "Как-то Смуров принес Ване томик Гумилева, певца мужественности.. Забавно застать чужую комнату врасплох. Мебель, когда я включил свет, оцепенела от удивления... и странно было глядеть на кружевной узор постели и на туалетный алтарь" ( 1991, 173 ). Похожие описания содержатся и в других произведениях Набокова: "... вообще все это было слегка нелепо, как бывает во сне: пустая бутылка... с воткнутой в нее розой, доска с начатой шахматной партией" / "Подлец", 1991, 87, в "Романе с кокаином" - "... все стало каким-то странным, причем странность эта началась или, может быть, усилилась как раз с той минуты, как я проник в коридор... так, остановившись у дверей моей бывшей комнаты, я не помнил, запер ли за собой кухонную дверь, даже не мог вспомнить, был ли в замке ключ" /, - "... и если это был шифр, то все равно ключа я не знал". В романе "Дар" - "странным облегчением, которое бывает в разрешении несчастной любви"..

Когда он, наконец, подъехал к дому Щеголевы уже "тяжелый багаж" был отправлен вчера).

232: Рассмотрим финальную часть романа "Дар" подробно, начиная с момента, в котором описана комната Зины.

Картина первая содержит эпизод возвращения Щеголевых, - причем Марианна Николаевна ( ее "двойная" тезка появлялась в романе "Соглядатай" ) разбила флакон с духами - уже как бы не вполне отчетливых, полуотраженных в глубине зеркального шкапа - не случайно Щеголева "затуманивает" свое изображение. Федор отправляется нанимать таксомотор, - причем не находит его на стоянке, и ему приходится перейти через площадь "и там поискать". Следует здесь заметить, что никаких деталей, связанных с этим путешествием - как относящимся к эпизодической теме - здесь не приведено. Картина завершается сообщением о том, что Федор встречает Щеголевых внизу.

Картина вторая. Федор спускается по лестнице берлинского дома, возникает тема ключей из самого начала романа - "Да захватил ли я ключи? - вдруг подумал Федор Константинович, остановившись и опустив руку в карман макинтоша. Там, наполнив горсть, успокоительно звякнуло" . По словам Н. Степановой, такие мотивы как звонок, звезда, молния, ключ - обозначают в романе Набокова развязку, отгадку, озарение.

Картина третья. Взгляд Федора Константиновича движется по улицам Берлина ( причем в городе было "ветрено и смуро" - еще одно напоминание о романе "Соглядатай" ): Потсдамская площадь, красные и черные флаги, Унтер-ден-Линден, чайки, старые гостиницы, торговые улицы.

Низкое, садящееся за крыши, солнце как бы выпало из облаков, покрывавших свод / но уже совсем мягких и отрешенных, как волнистое их таяние на зеленоватом плафоне/, и там, в узком просвете, небо было раскалено, а напротив, как медь, горело окно и металлические буквы.

Все это напоминает эрудированному читателю впечатления Марка Штандфусса.

Картина пятая. Марианна Николаевна и Борис Иванович дают Зине "полезные советы" из окна вагона. Выясняются все подробности "ключевой" темы ( "Я, знаешь, их в передней оставила... А Борины в столе... " ).

Следующая картина содержит описание встречи Федора и Зины, причем важны здесь не берлинские интонации - "реалии" ( немецкие названия улиц, автомобили, грузовики, пожилые скуластые дамы ), а непосредственно характерные детали повествования, сообразные с замыслом романа.

Звуковая картина.

1. "И вдруг он уловил в ее тоне какой-то приподнятый звон, по-своему отвечавший его собственному замешательству и тем самым подчеркивавший и усиливавший его".

2. "... несколько минут молчания".

3. "... положила обратно, защелкнула сумку".

"... шарканье прохожих".

5. "... смутный говор".

Зрительная картина.

1. "Уже зажигались фонари, витрины; от незрелого света улицы осунулись и поседели, а небо было светло..." ( в рассказе "Тяжелый дым" - " .. зажглись чуть ли не одним махом.. висящие над улицей фонари, все в неосвященной комнате слегка сдвинулось со своих линий под влиянием уличных лучей" )

2. "... вынула зеркальце, посмотрела... на пломбу в переднем зубе".

"Огни уже отстоялись; небо совсем обмерло"

4. "Туман какой-то грусти обволок Зину... и этому как-то способствовал бледный дым ее папиросы".

5. "Вдруг, в откровенно ночном небе, очень высоко... "Смотри, - сказал он. - Какая прелесть!" По темному бархату медленно скользила брошка с тремя рубинами"

6. "... лунные вулканы картофельного пюре, звезда среди развалин туч".

Вдруг он представил себе казенные фестивалы в России, долгополых солдат, культ скул, исполинский плакат с орущим общим местом в ленинском пиджачке и кепке, и среди грома глупости, литавров скуки, рабьих великолепий, - маленький ярмарочный писк грошевой истины. Вот оно, вечное, вс? более чудовищное в своем радушии, повторение Ходынки, с организованным увозом трупов... - 128 -

"Выявив общий исток для русской и европейской истории конца XIX - начала XX века в идеях утилитаризма, жажде равенства, прав и свобод, Годунов-Чердынцев в эмиграции имеет возможность сравнить два варианта развития теории, завершившейся в России установлением тоталитарного режима и мелкобуржуазной демократией в Германии. Германия предстаёт не хранительницей культуры, не процветающей демократической страной, на фоне экономического кризиса 19200х годов демократизм политических шествий не имеет смысла. Германский демократизм, казалось бы, противопоставленный ужасам советского режима, сопоставляется с ним. Слово повествователя сближается с сознанием героя, когда вид "какогоото" государственного праздника в Германии напоминает "казённые фестивали в России - маленький ярморочный писк грошовой истины" [C. 3222

323]. Аналогия с празднованием в царской России коронации Николая II выводит к набоковской историософии" ( Е. Полева ).

с той счастливой грустью в глазах, которыми она встречала его наедине.

231: "Стихи": "Контрасты", "Сядь поближе ко мне. Мы припомним с тобой..", "Я буду слезы лить в тот грозный час страданья", "Летний день", "Жду на твоем пороге, в грядущем.." Также названная тема встречается в рассказе "Обида" и в романе "Дар".

"Не думаю, - сказала Зина. - Ах да. Я сегодня дала тебе мои ключи. Не увези их, пожалуйста".

"Я, знаешь их в передней оставила... А борины в столе... Ничего: Годунов тебя впустит", - добавила Марианна Николаевна примирительно. - 3 -

О теме ключей в романе пишет Д. Б. Джонсон в "Мирах и антимирах Владимира Набокова" ( позволю себе пространную выдержку из его работы ):

что оставила ключи в его комнате (СР 4, 195). Когда Федор выходит из дома вечером, чтобы навестить своих друзей Чернышевских, он думает: "Да захватил ли я ключи?". Он опускает руку в карман плаща и "там, наполнив горсть, успокоительно и веско звякнуло" (СР 4, 216). Только вернувшись домой поздно вечером, он обнаруживает, что ключи в его кармане - от его старой квартиры. Расхаживая взад и вперед по улице, Федор сочиняет стихотворение, ожидая, чтобы кто-нибудь открыл дверь. Наконец госпожа Лоренц выпускает какого-то гостя и Федор попадает в дом. Гость Лоренцов оказывается знакомым Федора, живописцем Романовым, который потом приглашает поэта на регулярные вечеринки к Лоренцам, где бывает и некая Зина Мерц. Не питая симпатии к Романову, Федор отклоняет приглашение и поэтому упускает случай познакомиться с Зиной, девушкой, в которую он позже влюбится. Когда Федор наконец попадает в свою комнату, он видит, что "на столе блестели ключи и белелась книга" (СР 4, 241). Эта книга - только что опубликованный сборник стихов Федора. Молодой поэт проведет в этом пансионе два года; в течение этого времени он зарабатывает на жизнь уроками и переводами; из-за своей апатии он упускает одну работу, которая свела бы его с Зиной. В день переезда он возвращает ключи квартирной хозяйке и в голову ему приходит мысль о том, что расстояние от его старого жилья до нового "примерно такое, как где-нибудь в России от Пушкинской - до улицы Гоголя" (СР 4, 327). Новая комната Федора находится в квартире Щеголевых; их дочь, Зина Мерц - читательница и поклонница поэзии Федора. Их первое свидание происходит после очередной истории с ключом: через несколько дней после переезда Федора Зину посылают вниз ждать прибытия какого-то гостя, с ключом от двери подъезда. Она стоит и ждет на темной лестнице, рассеянно позвякивая ключом, надетым на палец. К ней подходит Федор, спустившийся вслед за ней. Она соглашается встретиться с ним на следующий вечер. Поскольку Зина отказывается общаться с Федором в квартире, они, лишенные возможности побыть одни, встречаются каждый вечер на улице. В конце концов судьба находит выход из этого тупика, когда отчим Зины получает работу в Дании, и на некоторое время влюбленным остается пустая квартира. Тут снова появляется мотив ключей. За день до отъезда Щеголевых у Федора крадут ключи, пока он загорает в парке. Федор утешает себя тем, что будет пользоваться ключами, которые оставят уезжающие Щеголевы. Однако в суматохе Щеголевы оставляют в запертой квартире не только свои ключи, но и ключи Зины (которые они у нее одолжили). Перед отходом поезда они говорят Зине, что Федор впустит ее в квартиру своими ключами. Родители уезжают, влюбленные тратят последние деньги на ужин в кафе и медленно идут рука об руку к пустой квартире, не зная, что у них нет ключей. Таким образом, первый и последний день действия романа, отделенные друг от друга примерно тремя годами и тремя месяцами, заканчиваются одинаково".

В теме исчезновения ключей исследователь находит мотив изгнания. В самом деле, и герой, и героиня - изгнанники, они находятся вне Родины. Другая тема - тема одиночества героя и героини. Такого одиночества, которое дано в стихотворении "Вечер на пустыре":

Молодое мое одиночество
средь ночных, неподвижных ветвей;
над рекой - изумление ночи,
и сиреневый цвет, бледный баловень
этих первых неопытных стоп,
освещенный луной небывалой
в полутрауре парковых троп..

Проехал грузовик с возвращавшимися после каких-то гражданских оргий, чем-то махавшими, что-то выкрикивавшими молодыми людьми. - 98 -

Набоков на минуту вспоминает о так называемом "историческом контексте" романа. В тридцатые годы в Германии уже вовсю развернулись нацисты ( роман, напомню, вышел в 1938 - м ).

"Набоковы проигнорировали регистрацию в Берлине профашистского союза младоруссов, который в листовке под заглавием "Ко всем русским в Германии" провозглашал:

"Мы являемся свидетелями событий огромного исторического значения. Против Немецкой Национальной Революции, которая разбила коммунистическую опасность в центральной Европе и несомое ей вырождение германской нации, сегодня во всемирном масштабе ведется планомерная кампания лжи и клеветы. [...] Мы, русские в Германии, не можем и не имеем права быть пассивными наблюдателями этой борьбы, которая является звеном в борьбе двух миров"[92].

Месяц спустя двадцать восемь эмигрантских организаций направили Адольфу Гитлеру адрес с заверениями в своей преданности. В этом послании говорится:

"К Вам, признанному и мужественному вождю пробудившейся национально Германии, обращаемся мы, объединенные национальные союзы русского эмигрантства на немецкой земле, с выражением глубоко волнующих нас чувств. Долгие годы взывает к небесам мученичество нашего совращенного и эксплуатируемого большевиками народа. Долгие годы видели мы надвигавшийся на Германию красный поток и пытались предупредить немецкое общественное мнение. Мы хорошо знаем этого врага, с которым, самозабвенно любя отечество, сражаетесь Вы, господин рейхсканцлер, и от которого Вы хотите освободить немецкий народ. [...] Ведите Германию к духовному обновлению, которого желаем и мы для нашего народа. И пусть наши народы не погибнут в служении мамоне и большевизме, а будут избавлены от них и взаимно - духовно и братски - найдут друг друга"[93].

Некоторое время спустя Набоков сам подвергся нападению группы земляков, которые возлагали надежды на Гитлера и восторженно приветствовали будущего диктатора" ( Т. Урбан ).

"В этой Германии смогли сделать карьеру оба досрочно выпущенных на свободу убийцы отца Набокова, Петр Шабельский-Борк и Сергей Таборицкий. Как секретари Русского доверительного бюро они по поручению гестапо контролировали эмигрантов - для Набокова это был конкретный повод покинуть страну.

После того как Набоков покинул Германию, он писал одному из друзей:

"Это отвратительная и ужасающая страна. Я никогда не выносил немцев, этот свинский немецкий дух, а в нынешнем положении (которое, впрочем, вполне подходит им) жизнь там стала для меня невыносимой, и я говорю это не просто потому, что женат на еврейке"[184].

Немецкое нападение на Советский Союз повергло Набокова в глубокую дилемму чувств, которую он образно сформулировал в одном из писем.

"Почти 25 лет русские в эмиграции жаждали, чтобы что-то, что-нибудь произошло, что уничтожило бы большевиков, например, хорошая кровавая война. И вдруг этот трагический фарс. Мое искреннее желание, чтобы Россия несмотря ни на что разбила Германию, а еще лучше полностью уничтожила бы ее так, чтобы немцев вообще не осталось на свете, означает запрягать телегу впереди лошади, но эта лошадь настолько отвратительна, что я предпочитаю все же это. Но прежде всего я хотел бы, чтобы Англия выиграла эту войну. Затем я хотел бы, чтобы Сталина и Гитлера переправили на Рождественские острова и там бы держали их вместе в тесной и постоянной близости"[185]".

"Дар" в Германии до конца. "В начале 1937 года он покинул страну, и лишь на следующей остановке своей эмиграции, в Париже, он завершил книгу. В последней части главный герой Федор называет Германию страной, "тяжкой как головная боль"[189]. Публикация этой главы в Париже вызвала резкую атаку на Набокова со стороны берлинской эмигрантской газеты "Новое слово", которую финансировали и контролировали нацисты. Литературный критик берлинской газеты воспринимал высказывания главных персонажей о немцах как выражение мнения их создателя - и в этом он не очень ошибался. Критик утверждал, что Набоков находится под еврейским влиянием, что его произведения относятся к категории "выродившегося искусства"[190].

В Париже Набоков закончил и рассказ "Облако, озеро, башня", где он свел счеты с немцами, которые привели нацистов к власти и восторженно приветствуют их" ( Урбан ).

"Вот что я хотел бы сделать, - сказал он. - Нечто похожее на работу судьбы в <i>нашем</i> отношении. Подумай, как она за это принялась три года с лишним тому назад... - - 6 -

"Первый пробный ключевой ход - переезд Лоренцов в тот самый дом, где он только что снял квартиру. Госпожа Лоренц - бывшая учительница рисования Зины, и та часто посещает вечеринки, устраиваемые в студии Лоренцов. Художник Романов, который вместе с Лоренцом снимет студию, приглашает Федора на эти вечера, но молодой поэт, которому не нравится Романов, не принимает приглашения. Продолжая свою аналогию с шахматной задачей, Федор оценивает эту первую попытку и отбрасывает ее как грубую, заметив, что "все это громоздкое построение" было напрасным, и "судьба осталась с мебельным фургоном на руках, затраты не окупились" (СР 4, 538). Вторая попытка уже лучше, но все равно несостоятельна. Хотя он и нуждается в деньгах, Федор отвергает предложение помочь неизвестной русской барышне с переводом каких-то юридических документов (СР 4, 255). Эта попытка, как и первая, не удается, потому что Федору не нравится посредник, в данном случае - адвокат Чарский. Третья и последняя попытка - это удар наверняка. Федор делает правильный ключевой ход в шахматной задаче-сюжете. На этот раз судьба с помощью посредничества хорошей знакомой Федора, Александры Яковлевны Чернышевской, помещает Федора прямо в квартиру Щеголевых. Но даже здесь судьба чуть не потерпела поражения. Когда Федор приходит посмотреть комнату, Зины нет дома, и поэт видит только ее омерзительного отчима. Он уже собирается отказаться от комнаты, когда судьба "как последний отчаянный маневр" показывает Федору голубое бальное платье, брошенное на стуле. Этот маневр срабатывает, и судьба испускает вздох облегчения. Однако эта хитрость еще более тонкая, чем Федор думает, так как голубое платье принадлежит не Зине, а ее непривлекательной кузине Раисе, оставившей его для того, чтобы что-то перешить".

Исследователь находит здесь тему шахматной задачи и размышляет о том, что герою удается найти ее решение - мат в несколько ходов, начинающийся первым ходом белых. "Ее ключ, первый ход белых, был замаскирован своей мнимой нелепостью, - но именно расстоянием между ней и ослепительным разрядом смысла измерялось одно из главных художественных достоинств задачи...".

Здесь необходимо замечание: хотя сам Набоков видел сходство между писателем и составителем шахматной задачи, его ( этого соходства ) возможности не следует преувеличивать. Шахматная задача - лишь бледное подобие литературного, полного жизни произведения, отличающаяся от него как химическая формула отличается от аромата летнего цветка.

Впрочем, оба - и составитель задачи, и писатель - мыслители. И оба переводят замысел из идеального мира, мира логики, в мир сугубо ощутимый ( о чем также пишет Джонсон ).

"... я в самом деле считаю, что в моем случае ненаписанная книга как бы существует в некоем идеальном измерении, то проступая из него, то затуманиваясь, и моя задача состоит в том, чтобы все, что мне в ней удается рассмотреть, с максимальной точностью перенести на бумагу"

но маневр удался, представляю себе, как судьба вздохнула

239: Дж. Врайес пишет о сюжете "Дара" так: " .. судьба многократно пытается сводить вместе молодого мужчину и женщину, которые влюбятся и вступают в брак когда, наконец, они обнаруживают друг друга" ( Врайес, с. 97 ). В своей статье "Память и "фигуры возвращения": роман В. Набокова "Дар" А. В. Млечко говорит о воспоминании и о судьбе как о метафизическом стержне сюжетной структуры романа "Дар". "В каком-то смысле скрытой "движущей силой" сюжетного механизма "Дара" и является тайная "работа судьбы", сводящей этих двух героев ( Федора и Зину - И. П. )" ( Память, 86 ).

".

"Только это было не мое платье, а моей кузины Раисы, - причем она

В "Лолите" Гумберт Гумберт думает, что ни за что не останется в доме Гейзихи, но его решение меняет появление Лолиты. Так в "Даре" меняется решение Федора от увиденного им платья ( наблюдение А. Русанова ).

Я думаю, ты будешь таким писателем, какого еще не было, и Россия будет прямо изнывать по тебе, - когда слишком поздно спохватится... - 7 -

Это замечательное предсказание Зины относится прежде всего к самому Набокову - не зря в России накануне 100-летнего юбилея писателя в 1999 году наблюдался буквально бум исследований о его творчестве - которого отголоски звучат и сейчас, в 2010-х годах.

этих строк, когда он готовил к защите свое исследование ). "Осуществляются мечты" Зины, как сказал бы герой М. Жванецкого.

был однажды человек... он жил истинным христианином; творил много добра, когда словом, когда делом, а когда молчанием; соблюдал посты; пил воду горных долин (это хорошо, -- правда?) - 4 --;

Будет ли слишком сказать, что "вода горных долин" - это часть тематической системы мотива "ключа-источника"? - замечает Д. Б. Джонсон, размышляя о ключах кастальских и Мнемозине.

созвал гостей на пир, акробатов, актеров, поэтов, ораву танцовщиц, трех волшебников

275: "Дар" архаичность сюжетной ситуации пира подчеркивается ее отнесенностью призрачному миру - сновидению - "аскету снится пир, от которого бы чревоугодника стошнило". Но в том же "Даре" есть фрагмент описания пира с положительной оценочной модальностью ( в финале романа, где Федор мечтает созвать на пир акробатов, актеров, поэтов и танцовщиц ). Это описание ассоциативно связано с мечтой о пире в пьесе "Скитальцы" - "Когда мы все вернемся - / устроим мы такой, такой обед - / с индейкою, - а главное, с речами, речами" [ 6 ].

"Дар" с его предельно оптимистичным финалом и "Скитальцы" представляют собой исключения. Гораздо чаще модальность пира как архаичного явления - отрицательная.

До дому было минут двадцать тихой ходьбы, и сосало под ложечкой от воздуха, от мрака, от медового запаха цветущих лип. - 116 -

"После отъезда Щеголевых, хозяев Федора, обнаруживается, что ключей от их квартиры, куда Федор с Зиной стремятся, нет ни у одного, ни у другой. Поверхностный смысл этой комической ситуации таков: мы понимаем, что и после завершения повествования Федору и Зине в квартиру не попасть и желанного не достичь, а ведь Федор, как явствует из остроумного эротического подтекста в описании надвигающейся грозы, так страстно мечтает о близости. Ясно, что герой (выступая в последнем абзаце романа как автор) сам подталкивает читателя к догадкам о том, что же произойдет, когда занавес опустится. Но на более глубоком уровне мотив ключей переплетается с рядом наиболее существенных тематических линий романа. Читательские догадки относительно будущей, за пределами романа, жизни Федора и Зины образуют пародийную параллель к предчувствуемому свиданию Федора с отцом" ( Вл. Александров )

шум в голове, и хочется волочить ноги, соскальзывает с пятки левая туфля, тащимся, тянемся, туманимся, - вот-вот истаем совсем...

241: Так в рассказе "Благость" даже вечерний дождь полнозвучен - ".. и оба пошли дальше, ничего не купивши... я ощутил мягкую щепотку мысли, начинающей творить... падал круглый каштан, катясь по крыше".

И вс? это мы когда-нибудь вспомним, -

254: По мнению Б. Аверина, сюжет романа Владимира Набокова представляет собой сюжет воспоминания, которому автор отводит центральную, "царственную" роль - в отличие от традиционного романа, где воспоминание - служебная часть любовного сюжета. Так, на опознавании прошлого в настоящем построены фабула и сюжет "Защиты Лужина". "Воспоминание ведет и сюжет "Дара" - от воспоминания героя о собственных стихах, с их обращенностью к теме детства, до пишущегося героем романа - воспоминания об отце. Финал "Дара" - остро переживаемое мгновение настоящего, и в центре переживания - предвкушение предстоящего воспоминания об этом мгновении.

углу - дом. - 65 - 207-- 234 -

65: "Убедительным доказательством авторства Федора является тот факт, что он уже в первой главе знает об ужине с Зиной, описанном в главе пятой и последней, причем перечисляются те же мотивы ночи, звезды, "тени ствола" и темной кирки:

"... Он шел по этим темно-блестящим улицам, и погасшие дома уходили, не глядя, кто пятясь, кто боком, в бурое небо берлинской ночи, где все-таки были там и сям топкие места, тающие под взглядом, который таким образом выручал несколько звезд. Вот, наконец, сквер, где мы ужинали, высокая кирпичная кирка и еще совсем прозрачный тополь, похожий на нервную систему великана..." (с. 49). Более того, сразу после этого абзаца в первой главе возникает тема отсутствующих ключей, столь значимая для финала романа: "Отыскав свой подъезд (видоизмененный темнотой), он достал ключи. Ни один из них двери не отпер.

"Что такое..." - сердито пробормотал он, глядя на бородку <...>. Он опять было нагнулся к замку, - и вдруг его осенило: это были, конечно, ключи пансионские, которые при сегодняшнем переезде он с собой нечаянно в макинтоше увез, а новые остались должно быть в комнате, в которую ему хотелось попасть гораздо сильнее, чем только что" (с. 49). В итоге его впускает в дом "скуластая немолодая дама" (с. 51), которую он видит в самом начале романа, когда та вместе с мужем наблюдает за выгрузкой мебели. Характерно, что ту же даму - фрау Лоренц - Федор встречает в конце пятой главы, гуляя с Зиной: "За Потсдамской площадью, при приближении к каналу, пожилая скуластая дама (где я ее видел?) <...> рванулась к выходу..." (с. 325). Более того, именно эта дама, по первоначальному замыслу судьбы, должна была познакомить Федора с Зиной: "Идея была грубая: через жену Лоренца познакомить меня с тобой, - а для ускорения был взят Романов, позвавший меня на вечеринку к ним" (с. 327). Таким образом, структура "Дара" представляет собой концентрическую систему: мотив круга повторяется на разных ее уровнях, организовывая как сюжет романа, так и его словесную ткань" ( Зусева ).

207: "Федор счастлив в любви, в финале романа автор оставляет его в "минуту добрую". В конечном счете Федор найдет ключи от комнаты, хранящей его дар, представляющий собой нерушимое единство таланта художника и наследия русской культуры [17]. Поэтому таким светлым и безоблачным оказывается финал "Дара"" ( Черемисина ).

234: "В угловом кафе на террасе сидела вся компания артистов" ( "Лик" ), "она обещала встретить меня около углового кафе" ( "Лолита" ), "у меня было постоянное ощущение, что дом мои - за углом" ( "Истребление тиранов" ). На углу находится место встречи героев - "синева берлинских сумерек, шатер углового каштана, легкое головокружение, бедность, влюбленность" ( Вл. Набоков, 96, 595 ). В одном из стихотворений -

В книге сказок помню я картину:
ты да я на башне угловой..
В стихах из романа "Дар" -
влечет в синеющую мглу,
мне назначается свиданье
под тем каштаном на углу.

Даже угловой каштан превращается в "шатер". В романе "Дар" церковь, псковского вида, вырастает вверх из углового дома. В стихотворении "Петербург" кирка находится на углу улицы. "На углу" Эрвин видит девочку "лет четырнадцати".

420--

72: ""Евгений Онегин": набоковский роман завершается стихотворными строками о прощании с книгой, восходящими к финальным стихам восьмой главы пушкинского романа в стихах" ( Ранчин ).

По словам М. Липовецкого, здесь прямо воспроизведен финал "Онегина", пушкинская же "даль свободного романа".

Зусева сравнивает "Дар" и "Евгения Онегина". Оба метаромана, по ее словам, объединяют следующие художественные структуры:

2) сочетание мотивов свободы и необходимости (и в судьбах героев, и в метаплане);

3) игра соотношением "жизненности" и "литературности" в системе персонажей;

4) игра противопоставлениями и сближениями поэзии и прозы (и как аспектами действительности, и как формами авторской речи).

420: Интересно, что подспудно Л. Целкова сравнивает финал "Евгения Онегина" и романа "Защита Лужина". "Но никакого Александра Ивановича не было" - красивый "заключительный аккорд" романа, аккорд, который заставляет читателя почувствовать нечто мистическое,Ю какую-то пустоту, - как и последние строфы "Евгения Онегина".

кончается строка. - 40 - 219 - 225 - 256--

40: "Дар" имеет кольцевую композицию. Финал романа отсылает к его началу. Такое хождение по кругу оставляет якобы читателя у "края тайны", "постижение которой возможно только приникновением в текст".

Буланкова добавляет, что ближе к финалу романа раскрывается образ "зародыша", данный уже в его начале ( от дара как бремени к "пятнышку на зародыше", которое превращается в глаз ). Также Буланкова приводит словам Левина о том, что "Дар" замкнут в самом себе, "все происходит в пределах творчества Ф. К. "Дар" оказывается завернут сам в себя" ( статья "Воплощение образа автора в автопрецедентных компаративных конструкциях" ).

"Финал "Дара" открыт, потому что сюжет героев не исчерпан, их будущее полно возможностей продолжения" ( Г. Майорова )

219: "Подчеркнем прежде всего, что "Дар", более чем какая-либо другая вещь Набокова, является романом-ребусом, романом-загадкой. Понять до конца, какова его тема и что он значит, можно только на основании такой версии, которая способна объяснить любой фрагмент его текста, начиная с эпиграфа и кончая его последней строкой. В первом приближении этому требованию удовлетворяет следующая формулировка: темой "Дара" является трагедия постоянного соединения с дорогим, родным, любимым - это идеальное, сублимированное соединение в сознании, в мечте, в памяти, между тем как физически, материально, телесно он обречен на соединение с постылым, чуждым, чужим. Заметим, что эта ностальгическая тема является инвариантом всего творчества Набокова, включая такие разные вещи, как "Приглашение на казнь" и "Лолита". Обе эти формулировки составляют некоторое чувство неудовлетворенности, потому что выдержаны в трагедийном ключе, между тем как общая тональность "Дара" безусловно светлая.

Мы будем исходить из того, что роман построен концентрически и содержит четыре круга: первый - третья (центральная) глава; второй -вторая и четвертая главы; третий - первая и пятая главы; четвертый - эпиграф и онегинская строфа в конце. Каждый круг тематически един. Поэтому анализ удобно строить не по главам, а по кругам" ( Ю. Апресян ).

225: "Здесь есть несколько загадок нарастающей степени сложности. При этом явным образом выражена надежда автора на то, что "внимательный ум" сумеет их разгадать. Первая загадка предельно проста - надо догадаться, что роман заключается стихами. Чтобы разгадать вторую, от читателя требуется чуть больше -опознать в них онегинскую строфу. Но самое главное идет дальше - надо понять, зачем Набокову понадобилась эта аллюзия к Пушкинскому роману. По-видимому, ради той сцены, на которой фиксируется внимание читателя. Это - сцена окончательного прощания Онегина с Татьяной, вслед за которой Пушкин прощается и со своим читателем, и со своими любимыми героями:

Блажен, кто праздник жизни рано
Оставил, не допив до дна
Бокала полного вина,
Кто не дочел ее романа
Как я с Онегиным моим.

Набоков тоже прощается и со своей книгой, и с читателями, и со своими героями. Читатель "Дара", как читатель "Онегина", волен перейти физическую границу романа и продлить его так, как он захочет, - "строка не кончается". Но очевидно, что Татьяна будет верна своему слову, и Онегину не суждено соединить с ней свою жизнь. То же ждет и Годунова-Чердынцева, хотя и по другой причине. Когда герои в самом конце романа, проводив в другой город родителей Зины, возвращаются теперь уже в свой дом, испытывая "груз и угрозу счастья", они еще не знают, что попасть в него не смогут. Из сообщенных ранее деталей читателю "Дара" (но не его героям) известно, что ни у него, ни у нее нет от него ключей" ( Ю. Апресян ).

256: О"сюжетной свободе" "Дара" писал Е. П. Шпиньев ( 124 ), утверждавщий, что с точки зрения сюжетного движения, в "Даре" отсутствует даже формальная завершенность (например, эпилог), "финал "Дара", как и финал "Евгения Онегина", производит впечатление обрыва" ( Шпиньев, 126 ).

список Петракова

"Дару". Вступительная заметка Брайана Бойда. Публикация и комментарии Ал. Долинина / [ Электронный ресурс ] - режим доступа - http: //magazines.russ.ru/zvezda/2001/1/nabokov.html

В. Е. Александров. Потусторонность в "Даре" Набокова / сборник "Владимир Набоков: за и против", 1997. - С. 375 - 394.

Н. В. Барковская. Художественная структура романа Владимира Набокова "Дар" / Взаимодействие метода, стиля и жанра. - Екатеринбург, 1990. - С. 30-42.

Г. Н. Большакова. Повествовательная структура романа Вл. Набокова "Дар" / Актуальные проблемы современной филологии, Киров, 2003, часть вторая. - С. 99 - 105.

А. А. Долинин. Две заметки о романе "Дар" // Звезда. - 1996. N 11. - с. 168 - 180

"Дар" // Вл. Набоков: за и против. СПб., 1997. -С. 697 - 740

Ю. Ю. Замятина. Художественная литература для изучения мысленных структур пространства ( о романе Вл. Набокова "Дар" ) / География искусства. М., 2002. N3. - С. 92 - 106.

Калинина, Екатерина Анатольевна. Традиции русского символистского романа в романе 20-х-30-х годов XX века А. П. Платонов "Чевенгур", В. В. Набоков "Дар": Дис. ... канд. филол. наук: 10.01.01. М., 2004. 219 с. [ Электронный ресурс ] - режим доступа - http: //www.dissercat.com/content/traditsii-russkogo-simvolistskogo-romana-v-romane-20-kh-30-kh-godov-xx-veka-ap-platonov-chev

В. Лукьянин. Предисловие к роману Вл. Набокова "Дар" // Урал. - 1988. N. 3. - С. 71 - 72.

В. Лукьянин. Пространство, что за словом // Вопросы литературы. - 2003. N6. - С. 112 - 167

"фигуры возвращения": роман В. Набокова "Дар" // Вестник Воронежского государственного университета. Серия: Филология. Журналистика. - 2008. N 1. - С. 80-91.

Д. В. Морозов. Иронический хронотоп в романе Вл. Набокова "Дар" / Вестник Костромского гос. ун-та, 2006. N1. - С. 190 - 193.

Ив. Паперно. Как сделан "Дар" Набокова / сборник "Владимир Набоков: за и против", СПб., 1997. - Т. 1. -С. 491-513

Рыкунина Ю. А. Специфика жанрово-стилевой системы романов В. В. Набокова "русского" периода "Машенька", "Король, дама, валет", "Защита Лужина", "Камера обскура", "Приглашение на казнь", "Дар: Дис. ... канд. филол. наук: 10.01.01: Москва, 2004. - 188 c. [ Электронный ресурс ] - режим доступа - http: //www.dissercat.com/content/spetsifika-zhanrovo-stilevoi-sistemy-romanov-vv-nabokova-russkogo-perioda-mashenka-korol-dam

Л. Н. Целкова. Пушкин и Чернышевский в контексте романа "Дар" // А. С. Пушкин и В. В. Набоков (сборник докладов международной конференции). СПб., 1999.

Раздел сайта: