Заключение
Определение наследия Набокова как космоса, единого «набоковского текста» адекватно собственно набоковской идентификации чужого текста как самостоятельного мира. Необходимо подчеркнуть, что Набоков применяет понятие мир к отдельно избранному для анализа в лекционном курсе роману. Подобным образом, называя миром, Вселенной весь массив произведений Набокова, включая переводы и автопереводы, лекции, интервью, эссе и текст судьбы писателя, мы учтиываем принцип соотношения части и целого как мира в мире. Мир Набокова предстает дробным, но целостным, делимым на элементы, но единым феноменом, в котором каждый частный, отдельно взятый компонент от лирики, эпоса и драмы, до их от отдельных составляющих - стихотворения, рассказа и романа, драмы - выступает в свою очередь самостоятельным миром - Малой Вселенной (Ив. Толстой). Таким образом, лирика Набокова являет собою некий мир в мире, в котором развиваются и разрешаются общие для всего космоса Набокова эстетические и онтологические проблемы: поиски «своей вечности» («потусторонности»), способы соотношения времени и вечности, зримого и сокрытого, «различения» и раскодирования «следа» вечности во временном. Как отдельное стихотворение анализируется при этом в контексте целого, так и лирика в целом анализируется в контексте эпоса, философии и онтологии Набокова. При этом отдельное стихотворение в качестве объекта автономного анализа («Лестница», «Ласточка» («Однажды мы под вечер оба...»), опрокинутый сонет из романа «Дар») обнаруживает свою целостность как самостоятельный лирический мир, но при этом и открытость, разъятость и в направлении всего мира Набокова в целом и в направлении «других миров» через интертекстуальные связи («Ласточки» А.А. Фета - «Око» - «Соглядатай»).
Набоковский принцип, связанный в превосходстве детали над обобщением, в порождении ментального мира из отдельной детали, находит в лирике наиболее полное и последовательное выражение: из полноты мира выделяется некоторый значимый образ (звук - «Святки», одна конкретная ласточка - «Ласточки», одна «мелочь дивная, оттенок, миг, намек» - «Странствия», капля на конце листа - «Дождь пролетел»), который встраивается в постепенно разрастающуюся из него и вокруг него Вселенную. Феноменологическая дескрипция мира носит в лирике Набокова порождающий характер: обратим внимание на повторяющиеся образы тумана и тьмы («Дождь пролетел», «Святки», «Река», «Стамбул», «Петербург», драматическая поэма «Смерть»), окружающих некоторый центральный, порождающий мир стихотворения образ, выступающий изначальным для создания дробного, детального, тяготеющего к полноте мира. Этот принцип выступает организующим уже для первого стихотворения Набокова «Дождь пролетел», которое определяемое в качестве семиологического факта, наряду с первым переводом («Аня в Стране Чудес»), первым романом («Машенька») и первыми драмами, обнаруживает рекуррентные отношения со всем космосом Набокова в идентификации важнейших категорий «входа» и «выхода», линейного движения, обрачивающегося круговым, поисков «своей вечности», соответствующей субъекту формы потусторонности. Принцип соответствия героя и мира, организующий романы Набокова, находит выражение в формах «прозрачности/непрозрачности» лирического субъекта, перемещающегося между мирами, а точнее в пределах единого ментального мира обретающего свою «потусторонность». Определение набоковской лирики как феноменологической по форме выражения указывает на объективную философичность ее содержания, устанавливаемую в важнейших феноменологических категориях пространственности и темпоральности. При этом лирика не выступает некоторой феноменологической иллюстрацией (так как иллюстрацию темпоральности Бергсона сам Набоков определил романы Пруста), ни даже адаптацией феноменоменологической дескрипции к лирике. Феноменологические принципы идентифицируются в лирике, однако обретены они самостоятельным филососфским поиском Набокова, смыкающимся как с феноменологией, так и тотальной текстуализацией Ж. Деррида. Создавая свой ментальный мир в том числе и в лирике, Набоков постепенно выявляет, открывает и воплощает в лирических формах собственные философские поиски, которые можно выразить в терминах «опространствления» времени, выделения значимой, смылопорождающей детали, сопрягающей время и пространство.
и рифма, которых Набоков придерживается, даже не сегментируя стихотворение на строки, т.е. стремится остаться в границах собственно лирики (отсюда притяжение Набокова к наивысшему в его лирической системе выражению возможностей лирики в жанрово-строфической форме сонета), а с другой, в силу единства принципов выражения содержания, лирика отчетливо продуцируется в эпос. Синэстезия стиха и прозы, лирики и эпоса находит у Набокова две основных формы выражения: стихотворение выступает смысловым концентартом романа, обобщающим его содержание («Первая любовь» - «Машенька», «Король, дама, валет» - «Святки», «Око» - «Соглядатай», «Шахматный конь» - «Защита Лужина»), либо содержание находит параллельное выражение в романе и в поэме («Бледное пламя»), или же стихи вплетаются в пространство прозы, образуя единый синтетический феномен, определяемый как элогиум нового времени («Дар»).
Пространственная идентификация набоковского мира, направленная на трансформацию времени в фактор пространства через медиацию оппозиции времени и вечности актуализирует синэстезия литературы с пространственными видами искусств, в первую очередь с архитектурой. Синэстезия лирики и архитектуры находит в мире Набокова специфическое выражение через реализацию основного архитектурного принципа компоновки пространства в соотношении пустого и вещественного, материально наличного, внешнего и внутреннего, центрального и периферийного. Способность набоковского ментального мира к трансформации в зависимости от состояния субъекта вызывает тотальную метатезу перечисленных категорий, направленную на обретение зримых качеств у принципиально незримого темпорального феномена. Приостановка протекания времени, обретение его обратимости через трансформацию времени в фактор пространства, возможность синхронизации единовременных явлений и способность субъекта «держать» все время своей судьбы «при себе» через изменение собственного качетсва («Око») выступают у Набокова выражением общей эстетической и философской тенденции к обретению вечности во времени, к медиации оппозици вечного и временного.