Заключение
Результатом анализа интертекстов в набоковских произведениях разных периодов стало обнаружение тех стилевых особенностей, которые были свойственны русским классикам, в частности, Пушкину, Достоевскому, Чехову. Обращение Набокова в рассказах и романах к произведениям классиков усложняет его тексты. Однако, осознав смысл этой сложности, можно подобрать ключ к «сейфу» набоковского творчества.
Русская классика была для Набокова важным источником тем, приемов, аллюзий. В «сиринский», русскоязычный период творчества писателя это проявилось особенно ярко. В рассказах и романах 1920-1930-х гг. онтологические темы, важные для русской литературы XIX века, впервые переводятся на уровень «литературного фона», подтекста и интертекста. Именно тогда Набоков, формируя собственные стиль, применяет стилистические находки, элементы поэтики Пушкина, Лермонтова, Гоголя, Тютчева, Достоевского, Тургенева, Толстого, Чехова, Блока, Бунина и даже Ходасевича. Многие художественные принципы и эстетические ценности Набокова генетически восходят к разным сторонам творчества этих классиков русской литературы.
У многих из них Набоков учился создавать подтексты и одновременно конструировал собственные программы взаимодействия основных событий с контекстуальными, искал новые возможности изменения хронотопа роман, преодоления родовой определенности текста. Направлением такой программы и стало использование интертекста.
Пушкинский интертекст от интертекстов других классиков отличается полнотой и разнообразием жизни: более яркой и глубокой - в сиринский, доамериканский период творчества Набокова и менее содержательной, менее «онтологичной» - в поздних романах писателя. До переезда за океан Набоков более заботился о том, чтобы «чужое слово» Пушкина в его прозе стало своим, родным.
В прозе Набокова функции пушкинского «слова» различны. Смысловое значение пушкинского интертекста не ограничивается рамками одного рассказа или романа, во многих набоковских текстах его составные части образуют самостоятельную тему. Связь пушкинской темы с художественными идеями Набокова раскрывается в том, как она высвечивает этико-эстетические характеристики персонажей. Главные герои романов «Отчаяние», «Дар», «Лолита», «Ада», «Бледное пламя» - художники, участвующие в эстетическом и нравственном эксперименте автора, их типы, как и степень их таланта различны. Критерием проверки подлинности художника становится восприятие творчества Пушкина. От подобной проверки зависит то, какая судьба уготована пишущему персонажу. Разрешая эту непременную эстетическую коллизию, Набоков обозначает собственную позицию, свой взгляд на вечное и преходящее в искусстве.
В «сиринский» период Набоков активно применяет аллюзии на стихи и повести А. С. Пушкина в романах «Отчаяние», «Приглашение на казнь», «Дар». Порочность протагониста «Отчаяния» доводит до порочности и его стиль. Глумление над реальностью, искусством, Пушкиным антихудожественно, «антинабоковственно». И потому Герман становится не только врагом людей (он убийца), но и эстетическим антиподом автора. Участь Германа - это участь Сальери, но в отличие от пушкинского персонажа, он не требует справедливости, а всего лишь упивается одержимой силой своих завистливых идей. Не случайно этому Сальери «Отчаяния» Набоков противопоставляет Моцарта «Дара» - Годунова-Чердынцева, чья эволюция мировидения и стиля проходит под знаком Пушкина. Обнаружив глубокое знание пушкинских текстов, можно понять, что детальное изучение «Евгения Онегина» Набоков начал задолго до переезда в США, а исследовательская работа была настоящей творческой и духовной потребностью писателя. Причина того, что даже второстепенные пушкинские образы органично вписывались в тексты Набокова 1920-х, 1930-х годов - не удачная случайность, а закономерность деятельности художника-филолога. Отраженное пушкинское слово становится ведущей темой в романе «Дар». Пушкинские тексты в романах и рассказах Набокова образуют эстетико-этическую модель, на основании которой выстраивается художественный мир писателя. Она проясняет мировосприятие Набокова и определяет специфику его творческих связей с литературной традицией. Пушкинское начало в романах «Отчаяние», «Приглашение на казнь», «Дар», «Лолита», «Ада» позволяет проследить эволюцию этических убеждений писателя, эстетических основ его творчества. «Воздействие романа «Евгений Онегин» на художественный мир Набокова представляется нам универсальным, поскольку приводит к синтезу философских и поэтических традиций. Органичное слияние стиха и прозы, вариативные возможности сюжета, активное авторское присутствие, отличающие поэтику «Евгения Онегина», а главное, неповторимая языковая стихия романа оригинально перевоплотились в творчестве Набокова».
Состав интертекста Достоевского обусловлен тем, что Набоков, отворачиваясь от автора «Идиота», не смог о нем не помнить, не мог о нем не писать. Интертекст Достоевского традиционно используется Набоковым для создания ироничного фона романов. Он, как и пушкинский интертекст, развивается в относительно устойчивых тенденциях, но более схематичен: применяется для изображения «двойничества», разлада в сознании героя, для актуализации мотива безумия. И все же нигде этот интертекст не выглядит формальным.
Повествовательные линии в набоковской прозе, приемы изображения, способы создания образов в большей степени связаны с творчеством А. С. Пушкина и наследием А. П. Чехова - двух художников, каждый из которых особенно любим и почитаем В. В. Набоковым как личность и как писатель, они также определены традициями «петербургского текста».
- сходны с приемами, работающими в рассказах А. П. Чехова. Но отличительные черты набоковского мироощущения повлияли на перемены в значениях повествовательных приемов, на их обнажение, «вырисовывание».
После перехода на английский язык, в 1940-е и последующие годы, основные мотивы, берущие начало у А. С. Пушкина, Ф. М. Достоевского, образы и приемы «петербургского текста» уходят на периферию набоковской прозы. Чем больше Набоков пишет по-английски, тем реже встречаются интертексты отечественных прозы и поэзии; они сужаются, мельчают, формализуются. В позднем творчестве, в швейцарские годы, Набоков вообще утрачивает интерес к общественным явлениям жизни и в большей степени эстетизирует некоторые нюансы русской литературной традиции. Это - одна из причин, почему критики скептически относятся к англоязычному творчеству писателя. Набокову ставят в вину игнорирование общечеловеческих проблем и моральных вопросов: «<...> духовное содержание оттесняется на задний план ради игры самой романной формы, введения все новых точек зрения, <...> пародирования литературных жанров, запутывания читателя в лабиринте 139 повествования»
Однако часто отмечаемый «парадокс» набоковской прозы: глубина русского периода и формализм англоязычного - трудно принять за истину. Нам кажется странным и сомнительным мнение о том, что в период русскоязычного творчества писатель создавал произведения глубокие по смыслу и духовному содержанию, а во второй половине жизни, в англоязычном творчестве - измельчал: его книги утратили содержательность и человечность. Вряд ли от уникальной по стилю прозы Набокова осталась одна пустая манера. Интертекст - «литературный фон» - набоковской прозы действительно меняется. В англоязычном творчестве писателя русские аллюзии уступают место аллюзиям английским и французским, например, из Шекспира и Пруста. Это вполне естественно, ведь на десятилетия читателем Набокова стали американцы, англичане, французы.
Пушкинский интертекст в англоязычной прозе Набокова не участвует в представлении онтологических тем, но выражает аксиологические и культурологические функции искусства писателя. Объем и глубина пушкинского интертекста уменьшаются. Пушкинские аллюзии непосредственно связаны с общей стратегией Набокова-художника, Набокова- автора. Они выполняют важную определительную функцию в традиционной для набоковской прозы оппозиции персонажей «художник истинный / художник мнимый».
В русской версии «Лолиты» Гумберт Гумберт имитирует стиль, пушкинские приемы. В «Пнине» герой живет ассоциациями, образами лирики 139
смысла. Обращение к произведениям Пушкина происходит в специфичной для Набокова форме, которая развилась необычайно в англоязычных произведениях. Стихия языковой игры, в которую окунулся писатель после переезда в США (1940), захватила и двухуровневую организацию его текстов. Каким бы узким и нетрадиционным ни был пушкинский интертекст в поздней прозе Набокова, он по-прежнему важен как мера, показатель цельности, индивидуальности и гармоничности в жизни русского человека - персонажа, будь он милым душевным Пниным или любвеобильным героем «Ады». Пушкинское «слово», актуализированное Набоковым на разных уровнях поэтики «Ады», помогает сохранить принципы создания русских романов: «Интеграция романа в стихах в основание позднего прозаического романа Набокова обращает русскую романную традицию к ее исходной точке, к ее 140 родовому началу <...>»
Даже в «Лолите» пародирование «Преступления и наказания», других романов Достоевского не является самоцелью. Оно вовлечено в общую систему игры, вплетено в узел субъектно-объектных отношений. В тексте «Лолиты» нет той модной в литературе XX века пародии или «черного юмора», которые всего лишь прикрывают отсутствие смысла и содержания. Затеянная Набоковым стилистическая игра отчасти подразумевает эстетический спор, диалог, но эта полемика вызвана расхождением художественных установок, взглядов на мир и искусство художников разного времени: писателя XIX века, не видевшего революций и войн, и писателя XX века, лично пережившего революцию, эмиграцию, убийства и войны. Благодаря игровому интертексту художественное пространство произведения Набокова заметно увеличивается. Своеобразная тема Достоевского наряду с другими «темами писателей» является важной как в содержании «Лолиты», так и вообще в творчестве Набокова.
В англоязычных произведениях Набоков не оставляет без внимания чеховское творчество. В третьем - после «Дара» и русской «Лолиты» - по степени проявления русской литературы романе «Ада» обозначена интерпретация драматургии Чехова. Интерпретаторами чеховских пьес, их образов, сценических воплощений оказываются персонаж-повествователь, герои-артисты. Через призму фантазии и творческого мышления персонажей, в частности, Вана Вина, Набоков высвечивает свое образное, полное - иногда и ироническое, в духе комедий великого драматурга, - представление о Чехове в русской культуре. Пронести первозданную ценность чеховского слова становится для Набокова острой необходимостью и важной задачей. Это нужно 140 для того, чтобы сохранить тот высокий этико-эстетический уровень искусства, который показан России А. С. Пушкиным и А. П. Чеховым.
В «Аде», на уровне интертекстов проявляются пушкинские образы, сюжет «Евгения Онегина», лирика Лермонтова, эпизоды чеховских пьес, отдельные ремарки «Чайки», «Трех сестер». Эпическое начало пушкинского романа в «Аде» приобретает драматический характер, а драматичность чеховских пьес, напротив, перевоплощается, приобретая повествовательность. Литературный интертекст участвует в изменении романной формы, более того - в размывании родов литературы: стихи, «лирика» сосуществуют в набоковском тексте вместе с «драмой» и «эпосом».
и «Лекции по русской литературе», перевод и комментирование «Слова о полку Игореве», «Евгения Онегина», «Героя нашего времени» и других произведений русской классики). Это тонкая единственная нить, которая в творчестве В. В. Набокова связывает русскую классическую литературу с литературой Русского Зарубежья.
Притяжение к Пушкину и Чехову было настолько сильным, что Набоков, учившийся у них стилю, не мог не вступить в стилистическую полемику, спор - обреченный на победу потомка, подводящего итоги творческой жизни литературных пращуров.
Набоков не столько создает, сколько пытается сохранить и передать «эстетическую концепцию», которой он обязан А. С. Пушкину и А. П. Чехову. Примечательно, что «дидактические» писатели, представители этического, идейного направления в литературе почти не востребованы в произведениях Набокова. Их присутствие не обнаруживается даже в интертекстах его романов.
Литературная игра позволяет художнику XX века критически осмыслить творчество предшественников, современников, - самого себя. Критическое осмысление осуществляется через литературный интертекст. А. В. Злочевская полагает: «Игровая» поэтика Набокова <...> выполняет важные смысловые функции, главная из которых - организация напряженных «сотворческих» отношений между читателем и автором в процессе «разгадывания» и одновременно созидания новой нравственно-философской и эстетической концепции мира»141.
Подводя итоги, хочется утвердить свое мнение. Исследование поэтики интертекстов способствует выработке более полной и объективной концепции творчества В. В. Набокова. Но перспективным представляется изучение набоковской прозы через целостный анализ темы конкретного писателя, будь то
похвалы заслужат те, кто обратиться к изучению стихов и драматических произведений Набокова.