АКТ III
Бердслейская школа.
Частная школа для девочек, штат Айдахо. Солнечный весенний день. Во всех вазах ветки с сережками. Мы находимся в комнате для занятий музыкой. Здесь же проходят уроки драмы. Несколько девочек, включая Лолиту, по большей части одетые в спортивные костюмы, некоторые босые, сидят кружком, некоторые на полу. Мисс Корморант, худощавая блеклая лесбиянка, рассказывает им о пьесе, которую они собираются сыграть на Весеннем фестивале искусств.
Мисс Корморант. Для нашего Весеннего фестиваля, который пройдет в следующем месяце, мы поставим пьесу Клэра Куильти. Когда я преподавала в Ониксе, мистер Ку, как мы его называли, иногда приезжал из Брайсланда режиссировать танцевальную пантомиму. Девочки обожали его. Как-то он рассказал мне, как ему вместе со знаменитым художником, покойным Льюисом Раскином, предложили написать пьесу для детей. Потом мистер Куильти опубликовал ее под названием «Зачарованные Охотники». Вот эту пьесу мы и поставим. Чему ты смеешься, Лолита? Я сказала что-то смешное?
Лолита. Нет, мисс Корморант.
Мисс Корморант. Эта пьеса — очаровательная фантазия. Несколько охотников заблудились в лесу, где странная девочка, которую они повстречали, погружает их в нечто вроде транса. Они соотносятся с мифическими существами. Конечно, потом оказывается, что эта девочка — учащаяся расположенного неподалеку Института Сверхчувственных знаний, и все кончается вполне правдоподобно. Мистер Куильти в конце месяца будет выступать с лекцией в Бердслейском колледже, и я не сомневаюсь, что он поможет нам поставить эту пьесу.
Бердслейский колледж (заведение с совместным обучением, в котором преподает Гумберт Гумберт). Сережки, стоявшие в первой сцене в бутонах, теперь распустились. Пронзительный звон разносится по всем коридорам. Студенты выходят из класса, где Гумберт собирает свои лекционные записки.
Мисс Щацки, очень неопрятная молодая женщина в бесформенном свитере, говорит с ним.
Гумберт. Да, я понимаю, что вы хотите сказать, мисс Шацки.
Мисс Шацки. Я бы еще хотела расспросить вас о других любовных связях По. Не думаете ли вы, что…
Длинный коридор колледжа с дрожащими лучами солнца вдалеке.
Гумберт проходит его до конца, направляясь к выходу. На пробковой доске, висящей на стене, он мимоходом читает различные объявления:
МИСС ЭММА КИНГ, УРОКИ ФОРТЕПИАНО.
ВЕСНА НАСТУПИЛА — СКАЖИТЕ ЭТО, ВРУЧАЯ НАРЦИССЫ ОТ АДЕЛЬ (ЦВЕТОЧНАЯ ЛАВКА КАМПУСА).
НАЙДЕН ЖЕНСКИЙ КОЖАНЫЙ РЕМЕНЬ.
ПЯТНИЦА, 20: 00, ГЛАВНЫЙ ЛЕКЦИОННЫЙ ЗАЛ. ИЗВЕСТНЫЙ ДРАМАТУРГ
КЛЭР КУИЛЬТИ ВЫСТУПИТ С ЛЕКЦИЕЙ «ЛЮБОВЬ К ИСКУССТВУ».
Кампус. Гумберт пересекает просторную лужайку, направляясь к автомобильной стоянке; несколько человек выходят из библиотеки. Преподаватель английского и двое студентов устроили знаменитому гостю, Куильти, и его неизменной спутнице, Вивиан Даркблум, небольшой тур по книгохранилищу. Вивиан — элегантная, коротко стриженная, длинноногая леди в дивно сшитом костюме; у нее выразительные экзотичные черты лица, несколько подпорченные грубостью кожи. Следующая сцена проходит при сильном весеннем ветре, продувающем кампус насквозь.
вывезли из Москвы.
Куильти. Очаровательно.
Преподаватель (заметив проходящего мимо Гумберта). А, профессор Гумберт!
Гумберт останавливается.
Преподаватель. Мистер Куильти, это профессор Гумберт, наш приглашенный лектор на кафедре сравнительного литературоведения.
Куильти. Мне кажется, мы не были представлены друг другу. Или были? Видел вас пару раз в Рамздэле и где-то еще. Приятные моменты.
Он мурлычет себе что-то под нос и ухмыляется.
Вивиан Даркблум (очень отчетливо). А я Вивиан Даркблум.
Куильти (его галстук и редкие волосы треплет ветер). Моя соавтор, моя вечерняя тень. Ее имя звучит как анаграмма. Но она настоящая женщина, или, во всяком случае, реальная. Ты на дюйм выше меня ростом, не так ли, дорогуша?
Вивиан (наводя свою бриллиантовую улыбку на Гумберта). Моя племянница, Мона, учится с вашей дочкой в Бердслейской школе.
Гумберт. С моей падчерицей.
Куильти (обращаясь к преподавателю и двум студентам). Знаете, что первым делом мне обычно говорят люди, когда я знакомлюсь с ними? Это как они любят или попросту обожают мою телевизионную «Нимфетку».
Гумберт. Я что-то смутно припоминаю…
Куильти. Браво! Я порой себя спрашиваю, что, строго говоря, является более смутным — смутное воспоминание или смутное предчувствие? (К Вивиан.) Это вопрос философского порядка, дорогуша, не для твоих прелестных ушек. Призраки прошлого или фантомы будущего — что мы выберем?
Гумберт. Некоторые из моих лучших друзей фантомы.
Куильти. У вас есть чувство юмора, признаю. Но какой ветер! Quel vent! Хорошо, что не надел свой парик. Хотите папиросу?
Гумберт отказывается.
Куильти. Я обязан курить только «Дромки», но это другие. Это сигареты очень редкого испанского сорта, специально для меня изготовленные, для удовлетворения моих неотложных нужд.
(Сотрясается в омерзительном хихиканье.)
И всегда у вас здесь так дует?
Преподаватель с шевелюрой. Мистер Куильти, городская газета желает поместить вашу фотографию.
Репортер. Как долго вы пробудете в Бердслее?
Куильти. Ах, не знаю. Неделю. Может быть, дольше.
Репортер. Вы продолжаете свою поездку с Восточного побережья в Аризону, так?
Куильти. Да. У меня там с несколькими веселыми компаньонами собственное ранчо.
Репортер. Вы выступаете в этом колледже с лекцией «Любовь к искусству». Что такое искусство, по-вашему?
У входа в снятый Гумбертом дом на Тэеровской улице, Бердслей. Это двухэтажный оштукатуренный дом с запущенной, заросшей пришлыми одуванчиками лужайкой, резко контрастирующей со смежным ухоженным садиком мисс Фентон Лебон, чье имя написано на почтовом ящике. Когда Гумберт подъезжает к дому, она у себя в саду проверяет состояние каких-то цветочных луковиц. Когда он проходит мимо нее к своему крыльцу, звуковая дорожка воспроизводит скороговорку его мысленной мольбы: «Только бы она не заметила меня, только бы мисс Фентон Лебон на заговорила со мной, пожалуйста, не позволяй…» Но ястребиный глаз старухи заметил приход соседа, и вот она уже сурово кланяется ему из-за живой изгороди сирени и лавровых кустов.
Мисс Лебон. Добрый день, профессор.
Гумберт. А. Да. Здравствуйте (предпринимает попытку укрыться в своем доме, но старуху не так-то просто угомонить).
Мисс Лебон. Не хочу показаться назойливой, но не кажется ли вам, что вы должны что-то сделать с этими джунглями (угрожающе наставляет перст на одуванчики).
Гумберт (пробуя немного пошутить). Сочувствие к цветам. Они переселенцы. Как и все мы, в определенном смысле.
Мисс Лебон. Я-то определенно нет. Могу ли я одолжить вам свою косилку?
Гумберт. Да. Спасибо. Может быть, в воскресенье.
Мисс Лебон. Вы выглядите изнуренным.
Гумберт. Да, много работы, знаете ли.
Мисс Лебон. Кстати, вы уверены в том, что ваша прелестная дочурка высыпается по ночам? Я заметила, что в ее спальне свет — то горит, то нет, то снова горит. И так всю ночь напролет. Ведь это ее окно, не так ли? У вас из кармана веревка свисает.
Гумберт. Ах, спасибо. Всякий раз, развязывая бандероль, я кладу веревку в карман. Так глупо.
Мисс Лебон. А теперь скажите мне, отчего ваша Долли никогда не приходит ко мне, когда бы ей вздумалось, и не сворачивается в клубок в удобном кресле, не берет все эти замечательные книги, которые подарила мне моя дорогая мать, когда я была ребенком? Не было бы это более полезным времяпрепровождением, чем часами слушать на полную громкость включенное радио?
(Поднимается к двери.)
Гумберт (про себя). Надо было сказать: мы все эмигранты в этом мире. Верно — но поздно. Мерзкая старуха!
В доме Гумберта.
Удручающий вид беспорядка и запущенности во всех комнатах.
Гумберт (зовет). Ло! Лолита! Нет дома.
Рядом с телефоном в прихожей стоит открытая бутылка кока-колы с соломинкой. В гостиной косо стоит скамейка для ног, отодвинутая от мягкого кресла с кучей журналов, разбросанных вокруг на полу; тарелка с крошками стоит на телевизионном ящике; кипа тетрадок (руины экзаменационных проверок) оставлена Гумбертом на диване и вокруг него. На столике — маникюрные принадлежности Лолиты: бутылка лака для ногтей оставила на полированной поверхности бледное пятно; одна балетная туфля покоится на пианино, а другая одиноко прозябает на пороге соседней комнаты. В раковине на кухне — гора грязной посуды; бутылочные крышки разбросаны по столу, где муха прогуливается вокруг куриной косточки.
Прихожая. Лолита, ее школьная подруга Мона Даль (изящно одетая, опытная, холодная брюнетка) и двое йодростков входят в гостиную, где с необыкновенной, магической быстротой, будто ожидая их появления, начинает стонать и мяукать музыкальная пластинка. Гумберт выходит из своего кабинета на верхнюю площадку лестницы.
Гумберт (зовет). Лолита? Это ты?
Лолита (поднимаясь по ступенькам). Это я, и еще Мона, Рекс и Рой.
Гумберт. Где вы были?
Лолита. Ах, в кондитерской. Я зашла домой за свитером и купальником.
Гумберт. Это еще зачем?
Лолита (стягивает с лестничных перил оставленный там свитер). Мы идем в речной ПЛ-клуб.
Гумберт. Куда?
Лолита (ее голова, с растрепанными, как у Брижит Бардо, волосами, со смехом появляется из узкой проймы свитера). Пляжно-лодочный клуб. Отец Роя состоит его членом.
Гумберт. А теперь вот что. Во-первых, убери из гостиной теннисную ракету. И, во-вторых, сегодня слишком ветрено на реке.
Лолита. Ну, мы, может быть, только прогуляемся по клубу…
Гумберт. Кроме того, моя милая, тема лодочных увеселений не была особенно успешной в твоей юной жизни.
Лолита. Хорошо, хорошо, там можно заняться также…
Лолита. Там есть зал для игры в кегли и настольный теннис…
Гумберт. Тебе нужно приготовить уроки. И прибраться!
Лолита. Началось…
Гумберт. Скажи своим приятелям, что ты не пойдешь.
Лолита. И не подумаю.
Гумберт. Тогда я им скажу.
Он прочищает горло и сходит по лестнице. Лолита с лестничной площадки следит за тем, как он входит в гостиную. Музыка обрывается. Вполголоса чертыхаясь, Лолита сбегает вниз к своим приятелям, которые выходят из гостиной в прихожую, следуя за Гумбертом, принужденная улыбка и напускная небрежность которого не могут скрыть его неуклюжего хамства.
Мона. По правде говоря, сэр, мы собирались зайти туда совсем ненадолго.
Гумберт. Нет-нет-нет.
Рой. Хочу вас заверить, сэр, что вам совершенно не стоит беспокоиться.
Гумберт. Извините, дети, но эту прогулку вам придется отложить.
Он выпроваживает их и поднимается по лестнице, повторяя тот лающий звук, с каким он прочищает горло. Лолита в прихожей разговаривает со своими приятелями, которые гуськом выходят из дома на залитый солнцем порог.
Лолита. Ну вот, вы видели, ничего не поделаешь.
Мона. Я позвоню тебе попозже, Долли. По-моему, твой свитер просто сказочный.
Лолита. Спасибо. Он из «девственной» шерсти.
Мона. Вот и все, что у тебя есть в смысле девственности, милашка моя.
Хрипловатый смех Моны удаляется, Лолита захлопывает за ней дверь. Гумберт с лестницы слышал эти реплики. Лолита взбегает мимо него по лестнице к себе в комнату. Шарит в поисках ключа, чтобы запереться. Гумберт, топая, идет за ней.
Сильно запущенная спальня Лолиты.
Гумберт. Я давно спрятал этот ключ, моя дорогая. Нет такого места на земле, где бы ты могла…
Гумберт. У тебя нет никаких оснований злиться на меня. Хорошо, я оставлю тебя наедине со своими мыслями, но прежде я хочу сказать кое-что об этой Моне.
Лолита. Тебе не заполучить ее. Она встречается с моряком.
Гумберт. Это идиотское замечание я пропускаю мимо ушей. Но что я хочу сказать: ты, может быть, желаешь свести меня с ней?
Лолита. Очень мелодраматично.
(Кривляется.)
Меня от тебя тошнит. (Чуть тише.) Ну почему я не могу повеселиться с друзьями?
Гумберт. Потому, Лолита, что как только ты оставляешь меня, как только ты куда-нибудь уходишь, я начинаю Бог знает что себе воображать.
Лолита. Значит, у меня никогда не будет никаких развлечений?
Гумберт. Но у тебя есть развлечения. Ты хотела велосипед — я купил его. Ты хотела заниматься музыкой — я нашел эту мисс Ламперер, то есть мисс Кинг, которая считается лучшей пианисткой в городе.
Лолита. Я хочу играть в школьном спектакле.
Гумберт. Любовь моя, мы уже это обсудили. Неужели ты не понимаешь, что чем больше людей знают тебя, чем шире круг твоего общения, тем выше опасность, что они проникнут в нашу тайну. А мы должны постоянно оберегать ее. Ты говоришь, что хочешь играть в пьесе. Да ты уже играешь роль — в весьма запутанной пьесе, и это — роль невинной школьницы. Держись за эту роль, ее вполне довольно для одной юной актрисочки.
Лолита. Однажды… Однажды ты пожалеешь об этом.
Гумберт. Я знаю, что в действительности все это довольно просто. Ты не любишь меня. И никогда не любила. Ведь в этом все дело?
Лолита. Ты разрешишь мне играть в спектакле?
Гумберт. А ты любишь меня хотя бы немного, Лолита?
Она смотрит на него дымчатыми, распутными глазами, прикидывая выгоды от положительного или отрицательного ответа.
Гостиная.
Лолита репетирует. Листки с ее ролью разложены на мебели. Гумберт с порога кухни с нежностью наблюдает за ней. Как бы находясь под гипнозом или исполняя некий мистический ритуал, она притрагивается к воображаемым предметам своими ловкими, тонкими девичьими руками.
Лолита (с романтической монотонностью). Спи, охотник Бархатные лепестки ниспадут на тебя. В этой беседке ты будешь грезить.
Гумберт (нежно). Если ты закончила, пойди поешь.
Лолита (продолжая свою ворожбу). Я спою тебе, охотник, колыбельную о плачущей горлице, которую ты потерял, когда был юношей. Слушай!
Нет больше Ливии, любви моей нет! В листве шорох и птичий зарок —
Сизая горлица встречает рассвет: Рок, рок[74].
Гумберт. Какая зловещая заключительная строчка. Безукоризненный спондей, но такой гнетущий.
Лолита. Отстанешь ты, наконец? А теперь спи, охотник, спи. Под дождем из розовых лепестков, спи, охотник.
(Гумберту.)
Что тебе нужно?
Гумберт. Сделай перерыв на пять минут. Забудь своего мистера Охотника, кем бы он ни был.
Она принимается за «осязательную тренировку», делая такие движения, будто она что-то растирает пальцами в воздухе.
Гумберт. Что ты делаешь? Срываешь фрукт?
Лолита. Слушай — тебе какое дело?
Гумберт. Просто любопытно.
Лолита. Представь, что я потираю рог моего домашнего единорога — доволен?
Гумберт. Ладно, Гекуба.
Лолита. Пожалуйста, уйди. Я сейчас приду.
Он смотрит на нее влажными от нежности и обожания глазами. Раздраженная и разозленная, она ударяет кулаком по клавишам фортепиано и падает в кресло, перекинув ноги через подлокотник.
Лолита. Ты что, никогда не оставишь меня в покое, а?
Он опускается на колени, буквально подползая к ней и намечая руками в воздухе движение, будто собирается обнять амфору, — ни дать ни взять старомодный воздыхатель.
Гумберт. Любовь моя, моя плачущая горлица! Я так несчастен! Что-то таинственное сгущается вокруг нас — что, я не могу понять. Ты от меня что-то скрываешь, ты…
Звонок в дверь.
Лолита. Вставай! Живо вставай с пола! Это Мона. Я совсем забыла. Впусти ее. Я спущусь через минуту.
Она опрометью бросается через кухню в свою комнату на второй этаж, подхватывая по пути кусок итальянского пирога. С верхней площадки она кричит Моне, которую впустил Гумберт:
Лолита. Переодеваюсь и спускаюсь вниз!
Гостиная.
Мона неторопливо входит в дом, следуя за Гумбертом.
Гумберт. Вы собираетесь репетировать? Она занималась этим весь день.
Мона. Ах, нет. Я отвезу Долли на урок фортепиано[75].
Гумберт. Но сегодня суббота. Мне помнится, мисс Ламперер перенесла занятие на вечер понедельника.
Мона. Она перенесла обратно.
(Поднимает книгу.)
Правда ли, что этот роман так хорош, как о нем говорят?
Гумберт. Ну, я не знаю. Это всего лишь старая любовная история на новый лад. Превосходный писатель, конечно, но кого это волнует? Мы живем в эпоху, когда идиот-обыватель превозносит литературу идей, роман с социальной начинкой.
Мона. Я бы хотела посещать ваши лекции в Бердслейском колледже, сэр. Мы, современная молодежь, так нуждаемся в духовном наставнике.
Гумберт. Скажи мне, современная молодежь, как прошла та вечеринка у твоей тетки прошлым вечером?
Мона. Ах, это было так мило с вашей стороны, что вы разрешили Долли пойти.
Гумберт. Значит, вечеринка удалась?
Мона. Ах, было буйственно, потрясающе.
Мона. Не так уж страшно много. А что?
Гумберт. Полагаю, все эти мальчишки без ума от нее?
Мона. По правде говоря, сэр, Долли вообще не думает о желторотых мальцах. Ей скучно с ними.
Гумберт. А что Рой или как его там?
Мона. А, этот.
Вяло пожимает плечами.
Гумберт. А что ты думаешь о Долли?
Мона. Что ж, девчонка она — ух какая.
Гумберт. Она с тобой вполне откровенна?
Мона. Девчонка как следует. Гумберт.
Я имею в виду, я полагаю, что ты и она…
Вбегает Лолита.
Мона. Долли, у тебя сегодня урок фортепиано, не забыла? Не в понедельник. Я заехала за тобой, как мы условились. Помнишь?
Гумберт. Ровно в восемь будь дома, Лолита.
Девочки уходят. Актовый зал в школе.
Занавес из газовой материи только что опустился, и юные исполнители выходят на последний поклон перед зрителями. Мы мельком видим мясистые ладони аплодирующего Куильти, в то время как Лолита мечтательно улыбается огням рампы. Вивиан Даркблум посылает ей воздушный поцелуй. Аплодисменты постепенно стихают.
За сценой.
Атмосфера бурного успеха. Мисс Кинг, учительница фортепиано, здоровается с облаченным в смокинг Гумбертом.
Гумберт. Рад вас видеть, мисс Ламперер.
Гумберт. Да, конечно. Мисс Кинг. Тысяча извинений. Я спутал с именем учительницы фортепиано в «Госпоже Бовари»[76]. Между прочим, спасибо, что уделяете Лолите так много времени.
Мисс Кинг. Много времени? Я бы так не сказала. По-видимому, она была слишком поглощена своими репетициями. Сколько же она пропустила? По меньшей мере, четыре урока.
Из гримерной комнаты выходит Лолита. Она пленительна. Она возбуждена. Она все еще несется на крыльях успеха.
Лолита (к Гумберту). Ты можешь ехать домой. Мона отвезет меня в дом ее тети на ужин.
Гумберт. Ты поедешь со мной. Домой. Немедленно.
Лолита. Но я обещала Моне. Ах, прошу тебя!
Гумберт. Нет.
Лолита. Я сделаю все, что захочешь, если разрешишь мне поехать.
Гумберт. Нет.
Лолита. Я люблю тебя.
Гумберт. Любишь меня? С такой убийственной ненавистью в этих накрашенных глазах? Нет, моя девочка, ты поедешь домой и сядешь за пианино.
Он хватает ее за руку. Скандал был бы неуместен. Уходят. Автомобиль подъезжает к дому Гумберта. Лолита пытается сбежать.
Гумберт. Куда ты собралась? Иди в дом.
Лолита. Хочу прокатиться на велосипеде. Мне нужно прийти в себя на свежем воздухе, негодяй.
Гумберт. Ты пойдешь со мной в дом.
Лолита. Ради Христа…
Прихожая.
Гумберт. Я знаю, что ты мне неверна. Какая-то липкая паутина опутывает меня. Но я не намерен сдаваться. Ты не можешь изводить меня так. У меня есть право знать, у меня есть право бороться.
Лолита. Закончил?
Лолита. Если ты закончил, я пойду поем чего-ни- будь. Ты ни за что лишил меня восхитительного ужина.
Кухня.
Лолита управилась с сандвичем и теперь неряшливо выуживает из консервной банки скользкую половинку персика. Гумберт с трясущимися от бешенства руками наливает себе выпить. Она ест, просматривая книжку комиксов и почесывая голень.
Гумберт. Какой же дурень, какой дурень этот Гумберт! Предоставить в распоряжение маленькой Лолиты тьму безумных безгумбертовых возможностей! Мечтательные прогулки на велосипеде, закаты, уединенные аллеи, уроки фортепиано, репетиции, укромные овражки, гаражи, угольные склады.
Лолита, покончив с едой, идет к двери. Гостиная.
Лолита сидит, развалившись, в кожаном кресле. Выкусывая заусеницу, она следит за Гумбертом бесстрастными глазами. Поставив вытянутую ногу в одном толстом белом носке на табурет, она, не переставая, качает его.
Лолита. Ну что же, говори, любовничек.
Гумберт расхаживает по комнате, потирая рукой щеку и дрожа от гнева.
Лолита. Потому что, если ты еще пару минут помолчишь, я поеду кататься на велосипеде.
Гумберт усаживается в кресло напротив, рассматривая ее лицо. Она продолжает смотреть на него в упор и раскачивать табурет.
Гумберт. Не думаю, что ты будешь и впредь кататься на своем велосипеде.
Лолита. Вот как?
Он сдерживает себя, стараясь говорить спокойно, но его голос постепенно усиливается до истерических взвизгов. А окно напротив открыто, и сирень во дворе слышит их разговор.
Гумберт. Долорес, все это должно прекратиться немедленно. Ты разрушаешь наши отношения и подвергаешь опасности саму себя. Я не знаю, и знать не хочу, с которым из юных хулиганов, Роем и Фоем[77], у тебя тайные свидания. Но это должно прекратиться, а не то случится непоправимое.
Лолита. Непоправимое? Скажите пожалуйста!
Он отпихивает табурет, который она все раскачивала пяткой и носком, и ее нога глухо ударяется об пол.
Лолита. Эй, полегче на поворотах!
Гумберт хватает ее за тонкое запястье, когда она совершает попытку сбежать из комнаты.
Гумберт. Нет, ты будешь меня слушать! Я сломаю тебе руку, но ты будешь слушать. Завтра — да, завтра — мы уедем, мы поедем в Мексику, мы начнем совершенно новую жизнь.
Гумберт выбегает следом и видит, как она, нажимая педали, удаляется на велосипеде по улице. Держась одной рукой за сердце, Гумберт заворачивает за угол, направляясь в молочный бар, который Лолита часто посещает. В свете уличных фонарей ее велосипед, прислоненный к фонарному столбу, стоит одинокий и смущенный. Гумберт входит в бар. В его отдалении сквозь стекло телефонной будки он видит свою Лолиту, юную русалку в прозрачном резервуаре. Она продолжает говорить. С кем? Держа трубку в горсточке и конфиденциально сгорбившие s над ней, она глядит на Гумберта, прищурившись, затем вешает трубку и выходит из будки.
Лолита (бойко). Пробовала тебе позвонить домой.
Гумберт. Правда? Странно. Я видел, что ты с кем- то разговаривала. Твои губы двигались.
Лолита. Да. Ошиблась номером. Слушай, я не хочу, чтобы ты злился на меня. Теперь все изменится к лучшему. Принято большое решение.
Гумберт. Ах, Лолита. Если только я все еще могу тебе доверять.
Она улыбается ему и взбирается на свой велосипед.
Обратный путь по Тэеровской улице. Блестящая от дождя ночь. Лолита тихо подвигается на своем велосипеде вдоль мокрой панели, толкаясь ногой, поджидая Гумберта, вновь отталкиваясь. Он идет позади, взволнованный, с влажными глазами, рывками догоняя ее. Собака тянет поводок, и ее хозяин, отпуская, позволяет ей обнюхать фонарный столб. КИНОАППАРАТ сопровождает Лолиту и Гумберта до их дома. Сирень стоит в цвету. В окне соседнего дома гаснет свет.
Прихожая. Лолита и Гумберт входят.
Лолита. Понеси меня наверх, я что-то в романтическом настроении.
Он поднимает ее на руки. Телефонный звонок.
Лолита (подняв указательный палец). Телефон.
Гумберт. Ах, пусть звонит.
Лолита. Отпусти, отпусти меня. Никогда не стоит разочаровывать звонящего.
Гумберт. Моя афористичная душенька! Хорошо.
По телефону говорит Куильти — приглушенным, квакающим голосом.
Куильти. Как поживаете, профессор?
Гумберт. Хорошо. А кто это…
Куильти. Простите, что беспокою вас так поздно. Вам нравится ваша жизнь в Бердслее?
Гумберт. Вполне. Могу узнать, кто говорит?
Гумберт. Простите, кто говорит?
Куильти (с вежливым смешком). Мы не знакомы, но я за вами уже некоторое время дружески наблюдаю. Можем ли мы поговорить немного?
Гумберт. Вы имеете какое-то отношение к колледжу?
Куильти. В некотором роде. Я что-то вроде студента-заочника. Видите ли, я изучаю ваше дело.
Гумберт. Какое дело? Не понимаю.
Куильти. А Долорес уже в постельке?
Гумберт. Ах, вот оно что. Ты, значит, изменил голос, Рой Волкер?
Куильти. Нет, нет. Вы ошибаетесь.
Гумберт. Хорошо. Все, что я имею сказать вам, это что ни я, ни Лолита не вступаем в разговоры с незнакомцами.
Куильти (весьма учтиво). Это недоразумение. Все совсем не так, как вы думаете. Люди, которых я представляю, озабочены только тем, чтобы дети вовремя ложились спать. Видите ли, мистер Гумберт, я состою внештатным сотрудником Департамента общественного благоденствия.
Гумберт. Как ваше имя?
Куильти. О, это такое обыкновенное, ничем не примечательное имя. Мой департамент, сэр, хотел бы проверить некоторые довольно странные слухи, касающиеся отношений между вами и этой хорошенькой девочкой. Мы имеем определенные виды на нее. Мы знаем одного почтенного джентльмена, весьма состоятельного одинокого господина, который был бы счастлив ее удочерить.
Во время этой речи Гумберт достает из кармана жилета коробочку с пилюлями и глотает одну.
Гумберт. Это неслыханно.
Куильти. А вы сами удочерили ее? Официально, я имею в виду?
Гумберт. Ну, я…
Куильти. Подали ли вы официальное заявление? Ваше заикание красноречиво свидетельствует, что нет.
Гумберт. Я исхожу из того, что приемный отец — это родственник и что родство само по себе является естественным эквивалентом опекунства.
Куильти. Сознаете ли вы, что слово «естественным» несет скорее низменные ассоциации?
Куильти. Но вы согласны с тем, что малолетняя особа женского пола должна иметь опекуна?
Гумберт. Полагаю, что должна.
Куильти. И что она не просто домашний питомец?
Гумберт. На самом деле…
Куильти. Вы вывезли ее из Рамздэля, профессор? Гумберт. Да, но…
В это время Лолита незаметно проскальзывает в прихожую и обвивает Гумберта своей голой рукой.
Куильти. Знаете ли вы, что в некоторых штатах опекунам запрещается менять место жительства подопечного без разрешения суда? В некоторых штатах и некоторых состояниях[78].
Гумберт. В каких состояниях?
Куильти. Например, в котором находитесь вы — в состоянии болезненного возбуждения. Давно ли вы были у вашего психиатра?
Гумберт. Никогда не был и не нуждаюсь в этом.
Куильти. Вы значитесь у нас в материалах как мужчина, белокожий, вдовец. Готовы ли вы дать отчет нашему эксперту относительно вашей половой жизни в настоящее время, если таковая имеется?
Гумберт. Эксперту?
Гумберт нервозно шлепает Лолиту по руке, которой она его гладит.
Куильти. Да. Мы направим к вам в удобное для вас время доктора Бианку Шварцман, очень опытную даму.
Гумберт. Боюсь, мне нечего будет рассказать ей.
Куильти. Боюсь — это фрейдовское словцо.
Гумберт. Я не понимаю вас. Дайте мне ваш адрес, и я напишу вам.
Куильти. В этом нет нужды. Послезавтра наш доктор осмотрит вас и вашу протеже. А теперь, спокойной ночи.
НАПЛЫВ:
Гумберт в состоянии возбуждения ходит по комнате.
Гумберт. Это розыгрыш. Это розыгрыш. Но дело не в этом. Слухи, он сказал. О, топ Dieu!
Лолита. Нам надо уехать.
Гумберт. Бежать, как в старой мелодраме. Лучшее решение для нас — это уехать за границу.
Лолита. Ладно — поехали в Мексику. Меня там зачали.
Гумберт. Не сомневаюсь, что я смогу найти там преподавательскую службу. Чудно! Я знаю одного испанского поэта в Мехико. У него в стихах полно черных бычков и символов, и он неотесан, как матадор, но у него есть связи.
Лолита. Одно условие. На этот раз я буду решать, куда ехать. Я хочу проехать через Аризону. Хочу посмотреть на пляски индейцев в Эльфинстоне.
Гумберт (со слезами). Я в твоих руках, твоих горячих маленьких руках, любовь моя.
Предполагается, что от Бердслея (расположенного в Айдахо) до мексиканской границы (если ехать через Аризону) расстояние не менее тысячи миль. Мы поспешно выезжаем в среду утром. Гумберт горит желанием приехать (по возможности, без проволочек) в Бордетон, штат Аризона (а оттуда двинуться в Мексику по Западному побережью), в пятницу утром. С наивным стремлением не привлекать внимания, он собирается провести две ночи в автомобиле (первую на стоянке для туристических фургонов, вторую — где-то в аризонской пустыне). В дальнейшем становится понятно, что Куильти, используя три или четыре прокатных автомобиля (избегая тем самым обнаружения и сбивая свою жертву с толку), преследует Гумберта от Айдахо через Неваду (или Юту) до самой Аризоны. План Куильти состоит в том, чтобы Гумберт перевез девочку через два штата и доставил ее в Эльфинстон (Аризона), где он выкрадет ее у Гумберта и отвезет на свое ранчо, расположенное в тех краях. Вместе с тем возникает непредвиденная трудность: как забрать Лолитины вещи из автомобиля? Такая попытка предпринимается во время остановки в Уэйсе, утром в четверг (но успешно выполняется только в следующий понедельник, благодаря непредвиденной госпитализации Лолиты). Короткие встречи Гумберта с Куильти, случавшиеся ранее (в Брайсланде и Бердслее), были слишком мимолетны и обыденны, чтобы он мог узнать своего преследователя. Куильти, призрачный хищник, старается следовать за Гумбертом быстрой тенью, то обгоняя его, то пропуская вперед. Тревога и раздражение Гумберта еще больше подогреваются тем, что он в точности не знает, сыщик ли преследует их или же Лолитин воздыхатель.
Глаза Гумберта в зеркале заднего вида. Он с Лолитой проезжает вдоль каньона через городок под названием Тополиный: три тополя и заросшие люцерной поляны.
Лолита. Мы разобьемся, если ты все время будешь пялиться назад.
Гумберт. Что за идиотское положение!
Лолита. Ну сколько можно говорить об этом? Целый день слушаю эти глупости.
Гумберт. Идиотское, потому что не знаешь, как прекратить все это. Этот автомобиль преследует нас, то исчезая, то появляясь, последние двести миль. Я даже не могу пожаловаться патрульному!
Лолита (смеясь). Конечно, не можешь.
Гумберт. Но я могу попробовать от него оторваться.
Лолита. Не на нашей развалине.
Гумберт (проезжая на желтый свет светофора на перекрестке в Тополином городке). Красный свет — ему придется постоять.
Лолита. Тебя арестуют, если будешь так ездить.
Лолита. На эту миленькую улицу въезд запрещен.
Гумберт. Ты права.
Сдает назад.
Лолита. Кроме того, это противозаконно — устраивать на дороге гонки и прятки.
Гумберт. Помолчи, пожалуйста, я едва не задел этот фургон.
Лолита. Послушай, возвращайся-ка на шоссе и просто забудь всю эту чушь.
Вновь шоссе — вечер того же дня — низкое слепящее солнце.
Лолита в едущем автомобиле ест банан.
Бензозаправочный пункт.
Желая купить новые солнечные очки, Гумберт оставляет Лолиту в автомобиле и направляется в лавку. В то время как Гумберт занят выбором очков, его преследователь плавно подъезжает и останавливается на другой стороне улицы. Гумберт посматривает в окно.
Автомобиль Гумберта.
К нему подходит Куильти. Лолита, высунувшись из окна, очень скоро говорит с ним, маша при этом рукой вверх и вниз с растопыренными пальцами, как она делает обычно, когда речь идет о чем-то очень серьезном и неотложном. Гумберта поражает речистая свобода ее обращения. Разговора не слышно (кроме, возможно, одного слова: «Эльфинстон»), и лица Куильти не видно. Он спешит вернуться к своему кабриолету и уезжает до того, как Гумберт выходит из лавки.
Автомобиль Гумберта медленно едет вверх по крутому склону.
Гумберт. О чем тебя спрашивал этот хам, Лолита?
Лолита (изучая дорожную карту). Какой хам? Ах, тот. Ах, да. Ах, не знаю. Спрашивал, есть ли у меня карта. Заблуди лея, верно.
Пауза.
Гумберт. Теперь послушай, Лолита. Не знаю, лжешь ли ты или нет, и не знаю, сошла ли ты или нет с ума, но этот человек ехал за нами весь день, и я подозреваю, что он полицейский агент.
Лолита (смеясь). Если он действительно агент, то глупее всего было бы показать ему, что мы испугались. Ах, смотри, все девятки превращаются в следующую тысячу. Когда я была совсем маленькой, я была уверена, что нули остановятся и превратятся обратно в девятки, если мама согласится дать задний ход.
Большой продовольственный магазин.
…
Он раздумывает среди фруктов, потасканный Приап, внимая арбузу, вопрошая персик, толкая свою проволочную тележку по направлению к глянцевитой клубнике. Лолита тем временем околачивается у окна, рядом с журнальной стойкой. Она видит за окном Куильти, который тут как тут на тротуаре. Убедившись в том, что Гумберт целиком поглощен покупками, она выскальзывает наружу. Теперь, обремененный набитым бумажным пакетом, Гумберт выходит на улицу и озирается в поисках Лолиты. Он кладет пакет в свой автомобиль на стоянке, закрывает дверцу и идет по тротуару, высматривая Лолиту в различных лавках и конторах, мимо которых он проходит: Аптека, Недвижимое имущество, Автомобильные части, Кафе, Спортивные товары, Недвижимое имущество, Мебель, Аптека, Денежные переводы, Прачечная, Электроприборы, Ателье мод Бетти. Возвращаясь назад, страдая и страшась, он вдруг издали видит ее, как она пытается вытащить из автомобиля свое новое пальто и другие вещи, но дверца заперта, а через окно, на три четверти закрытое, вещи не пролезают. (Куильти тем временем затаился на соседней улице, ожидая, пока Лолита со своим драгоценным имуществом присоединится к нему.) Она замечает приближающегося Гумберта и, с напускной беззаботностью, прищурившись, идет к нему навстречу.
Лолита. Ах, вот ты где.
В продолжение нескольких секунд Гумберт смотрит на нее, храня зловещее молчание.
Лолита. В чем дело?
Гумберт. Ты отсутствовала двадцать минут. Я не собираюсь так оставлять эти твои исчезновения. Я хочу знать в точности — где ты была и с кем.
Лолита. Я встретила подругу.
Гумберт. Правда? Очень интересно.
Лолита. Считаешь меня лгуньей?
Гумберт. Ее имя, пожалуйста.
Лолита. О, просто девчонка, с которой я вместе училась,
Гумберт. В Бердслее?
Лолита. Да. О, да. В Бердслее.
Гумберт. Ее имя?
Лолита. Бетти. Бетти Паркер[79].
Гумберт. Отлично. Вот смотри, в этой маленькой черной книге у меня есть список твоих соучеников. Посмотрим. Гм. Есть Мэри Паддингтон и Юлия Пирз. Но нет Паркер. Что скажешь на это?
Лолита. Она была из другого класса.
Гумберт. Это полный список всех учеников школы.
Лолита. Она поступила незадолго перед нашим отъездом.
Гумберт. Хорошо. Попробуем с другого боку. Где именно ты ее повстречала?
Гумберт. И что вы делали потом?
Лолита. Мы зашли в молочный бар.
Гумберт. И вы заказали там —
Лолита. По кока-коле.
Гумберт. Смотри, моя милая! Мы, знаешь, можем это проверить.
Лолита. Во всяком случае, она выпила кока-колы, а я — стакан воды!
Гумберт. Что-то анонимно-бесцветное и текучее. Понимаю. Отлично. Это вон там, что ли?
Лолита. Ну да.
Гумберт. Отлично. Пойдем. Мы допросим сифонщика.
Лолита. Погоди секундочку. Я не уверена, это, может быть, было в другом месте, на углу.
Гумберт. Очная ставка откладывается. Но все равно. Мы зайдем в оба места.
Лолита. Или, может быть, это было где-то на соседней улице.
Гумберт. Найдем. Давай-ка заглянем в телефонную будку. Ты ведь любишь телефонные будки, не так ли? Теперь пролистаем телефонную книгу. Эту затасканную книгу. Эту прикованную цепью, грязную книгу. Благородное похоронное бюро. Нет, рано. Ах, вот. Аптеки и молочные бары: один в Горном переулке, другой — «Угловой». Еще на Кипарисовой улице. И аптечная лавка Ларкина. Это все, что есть поблизости. Мы посетим их один за другим.
Лолита. Поди к черту!
Гумберт. Грубость, цыпка, тебе не поможет.
Лолита. Ты не смеешь загонять меня в ловушку. Ну хорошо. Мы никуда не заходили. Мы болтали и смотрели на платья в витринах.
Гумберт. Вот в этой, например?
Лолита. Да, хотя бы в этой.
Гумберт. Ах, Лолита! Взгляни поближе.
«и имеющие такой вид, будто они только что пострадали от взрыва»): одна фигура без парика и без рук, совершенно нагая, если не считать белых чулок на ногах. Другая, небольшой величины, не имеющая определенного пола, стоит в манерно-игривой позе и должна изображать, когда ее оденут, девочку с букетом Лолитиного роста. Высокая, укрытая огромным куском фаты невеста вполне закончена, если не считать отсутствия одной руки. На полу, у ног девицы, там, где старательно ползает приказчик, лежат три тонкие голые руки и белокурый парик. Две руки, не обязательно принадлежащие одной фигуре, случайно соединились в изогнутом положении, напоминающем жест отчаяния и мольбы. Гумберт, раздраженный и саркастичный, с лицом, подергивающимся от тика, указывает на эти предметы угрюмо молчащей Лолите.
Гумберт. Гляди, Лолита, гляди хорошенько. Разве это не ужасный символ какой-то невероятной беды? Разве по твоей нежной коже не бегают мурашки от этого зрелища?
Шоссе, низкое солнце, тень автомобиля скользит и колеблется по скалистому склону. Указатель:
ЭЛЬФИНСТОН — 20 МИЛЬ.
Лолита больна. Она прижимает руки к глазам, откидывает голову назад и стонет.
Гумберт. Ты устала?
Она не отвечает.
Гумберт. Если хочешь, мы остановимся. Ты сможешь соснуть часок.
Она пожимает плечами.
Гумберт. Тебе нехорошо?
Лолита. Мне ужасно плохо.
Гумберт. Отчего, что с тобой, моя милая? Животик болит?
Лолита. Все болит. Хочу остановиться в Эльфинстоне на ночь.
Гумберт. Но так мы никогда не доедем до Бордертона.
Лолита. Я умираю, болван. Мы остановимся в Эльфинстоне на ночь.
Гумберт. Я хотел бы избежать остановок в мотелях.
Лолита. На этот раз мы заночуем в самом лучшем отеле Эльфинстона. Я подчеркнула его название в «Золотых страницах» — «Гасиенда Грёз». Ох, мне никогда еще не было так паршиво! Ты сидишь на моем свитере.
Гумберт. Бедняжка моя! Как не вовремя! Ай-яй- яй. Мы вот что сделаем. Остановимся на ближайшей площадке, и я поставлю тебе градусник. У меня в несессере есть градусник.
Площадка для короткой остановки: с одной стороны дороги высится отвесная скала, а прямо за шоссейным ограждением — мглистая пропасть. Лолита, откинув голову и закрыв глаза, сидит с термометром во рту. КИНОАППАРАТ опасливо исследует содержимое мусорных баков (консервные банки и пустые бутылки) и останавливается на детском мокасине, оставленном на каменном парапете. Гумберт смотрит на свои наручные часы.
Гумберт. Полагаю, что уже можно взглянуть.
Гумберт. Эти коварные американские градусники как будто нарочно устроены так, чтобы скрывать свои показания от обывателей. Ах, вот, вижу. Боже мой! Сто три[80]. Мы немедленно едем в больницу.
На следующей шоссейной площадке останавливается автомобиль Куильти.
Мотель «Тасиенда Грёз» в Эльфинстоне, Аризона — погожее утро.
Гумберт выходит из номера со стопкой книг и букетом жестко топорщащихся диких цветов в руках. Он направляется к своему автомобилю. С ним заговаривает хозяйка мотеля.
Хозяйка. Надеюсь, ей сегодня намного лучше.
Гумберт. Я еду сейчас к ней. Доктор сказал, что при такой инфлюэнции, как у нее, температура держится четыре дня, и действительно, вчера у нее жар начал спадать.
Хозяйка. Ей понравятся ваши цветы.
Гумберт. Я собрал их в лощине, что на той стороне вашего мотеля. Сегодня ветер пронизывает до костей. Это оттого, что мы в горах?
Хозяйка. По мне, так довольно тепло.
Гумберт. Я что-то неважно себя чувствую. Надо будет лечь в постель, когда вернусь.
Хозяйка. Погодите, я отодвину корзину с бельем, чтобы вам было легче выехать.
Залитая солнцем частная палата в эльфинстонской больнице.
Лолита со счастливым и невинным лицом лежит с журналом в опрятной и свежей постели. Ее губы свеженакрашены, ее волосы до блеска расчесаны щеткой. На ночном столике — белый телефонный аппарат, топазовый перстенек и роза в стакане, со стеблем, инкрустированным драгоценными пузырьками воздуха. Мария Лор, пухлая, миловидная и наглая молодая сиделка, состоящая в сговоре с нимфеткой, энергично складывает белое фланелевое одеяло, когда в палату входит Гумберт со своим трогательным букетом и книгами.
Гумберт. Bonjour, топ petit.
Лолита. Какие жуткие траурные цветы. Но все равно — спасибо. Только будь так мил, пожалуйста, обойдись без французского — это только раздражает людей.
Ее глаза вновь обратились к журналу.
Гумберт. Температура в норме? Это прекрасно. Кто принес тебе эту розу?
Лолита. Мария.
Мария Лор (посмотрев в окно на автомобильную площадку перед больницей). Вам нельзя оставлять машину здесь, мистер. Вам надо объехать здание с другой стороны.
Мария. Там знак висит: только для персонала.
Гумберт. Хорошо, хорошо.
Мария уходит, унося одеяло.
Лолита. Мария только старается быть полезной.
Гумберт. Мария наглая и пронырливая. Не удивлюсь, если узнаю, моя милая, что вы успели обменяться всеми своими дрянными секретами. Ее грандиозный зад, должно быть, заставляет практикантов ворочаться и вздыхать по ночам.
Лолита. Твой английский здорово продвинулся, дорогой. Скоро ты заговоришь на жаргоне малолетних преступников.
Молчание.
Гумберт. Я принес тебе несколько дивных книг. «История Танца». «Поэты-романтики» моего друга профессора Бера. «Цветы Скалистых Гор» с восхитительными иллюстрациями. И еще «Кармен» Мериме — боюсь, не лучший перевод, но обязательно прочитай, это замечательная печальная повесть.
Лолита издает неопределенно-благодарственный звук и продолжает поглощать страницы своего журнала.
Вновь вбегает Мария Лор.
Гумберт (поднимая пару солнечных очков, оставленных на комоде). О, чьи это? Не мои и не твои.
Мария (быстро переглянувшись с Лолитой). Да, это один посетитель забыл.
Гумберт. Посетитель? У тебя был посетитель, Лолита?
Мария (кладя очки в карман). Нет, у другого пациента. Я нашла их в коридоре и подумала, что они, может быть, ваши.
Уходит.
Гумберт. Est-ce que tu nе m'aimes plus, ma Carmen? Ты меня больше не любишь, моя Кармен?
Лолита. Ну вот, опять началось.
Она полистала страницы своего журнала, нашла место, где остановилась, и вновь принялась за чтение.
Гумберт. Градусник разбился в перчаточном отделении, но я проверил утром пульс, и он оказался сто десять. Я сейчас уйду, мне нужно лечь. Не хочешь ли ты взглянуть на эти красивые книги?
«Они называют меня шлюхой», принимается ковырять в носу. Гумберт опускается в кретоновое кресло, открывает ботанический атлас, который он принес ей в подарок, и пробует найти в нем цветы, которые он собрал для нее. Это оказывается невозможно.
Гумберт (со вздохом). Я ухожу. Плохо себя чувствую. Ничего не хочешь сказать мне?
Лолита. Что?
Гумберт. Я сказал, не хочешь ли ты поговорить со мной? Ты прочитаешь свой журнал, когда я уйду.
Лолита. Что ты хочешь, что бы я сказала?
Мария Лор возвращается с вазой для цветов.
Гумберт. Почему ты не можешь выписаться уже завтра? Ты просто излучаешь здоровье.
Мария. Она останется до вторника. Так сказал доктор. Мята длиннолистая и сумах ядовитый. А это золотарник, от которого у нее может начаться сенная лихорадка.
Гумберт. Ох, выбросите их, выбросите!
Мария. Да, я думаю, их лучше выбросить.
Уходит.
Гумберт. Лолита! Любовь моя! Только подумай: во вторник, если мы отправимся с самого утра, мы будем в Мехико к полуночи. Никакие тайные агенты, никакие призраки и мучители не будут нас больше преследовать. Мы будем жить, как нам вздумается, моя Лолита. Я сделаю тебе предложение. Старик- священник обвенчает нас, и мы будем жить счастливо в чудесной Розамораде до скончанья времен.
Оба вдруг осознают, что Мария Лор снова в комнате.
Лолита. Это поэзия. Он читал стихи. Не обращай внимания, Мария.
Гумберт. Да, поэзия. Единственное, что есть подлинного на земле. Но я уже ухожу.
Лолита. Мне нужны мои вещи. Коричневый чемодан, мамин голубой, сумка из автомобиля, всё-всё.
Гумберт. Эти вещи в автомобиле. Я не забирал их в мотель.
Лолита. Отлично. Они нужны мне прямо сейчас.
Гумберт. Не можешь подождать до вторника? Тебе что, нужны все твои платья немедленно?
Лолита. Чтобы я выбрала.
Гумберт. Я не в силах дотащить сюда твой багаж.
Мария. Не беспокойтесь, Джо принесет.
Гумберт. Хорошо. Мне нужно идти. Что ж, до свидания, Лолита.
Лолита (рассматривая себя в зеркальце). Прощай- прощай.
Гумберт. Девочка с зеркалом. Художник неизвестен.
Он задумчиво смотрит на нее, качая в руке автомобильный брелок. Мария ждет у двери.
Комната в мотеле.
Гумберт спит, растянувшись на одной из двух парных кроватей. Его изводит вирусная инфекция. Бутылка джина на ночном столике наполовину пуста. Звонит стоящий рядом телефон. Гумберт пробуждается от болезненного забытья.
Голос. Как поживаете, профессор?
Гумберт. Кто говорит?
Голос. Вы в порядке?
Гумберт. Не совсем.
Голос. Неважно себя чувствуете, а?
Гумберт. Да. Кто говорит?
Голос. Путешествие не в радость? Сочувствую.
Гумберт. Что вам от меня нужно?
Голос. Не знаю, как и сказать. Содействия? Покорности судьбе?
Гумберт. Хорошо. Если вы не галлюцинация, не просто tinnitus aurium…
Голос. Что-что?
— шум в ушах, из-за моей лихорадки…
Голос. По правде сказать, я сам еще не оправился от определенного вида инфекции. Полагаю, мы оба подхватили вирус от нее.
Гумберт. От нее? Что вы имеете в виду?
Голос. Ах, да мало ли что в женском роде: и роза, и гроза, и угроза, ха-ха![81] Я слышал даже, как один пожарный говорил о пламени — «она».
Гумберт. Если вы не мой делирий…
Голос. Хватит. Слушай, Берти, я только хотел удостовериться, что ты у себя лежишь в постельке. Покойной ночи.
Гумберт. Если это не бред, то, значит, вы тот человек, который преследует меня.
Голос. Ну, с этим покончено. Никто вас больше преследовать не станет. Через минуту я уеду с моей юной племянницей. (В сторону.) Не трогай это.
Гумберт. Стойте!
Голос. Покойной ночи, покойной ночи. (Со смешком.) Я точно знаю, что вы сделаете, когда я повешу трубку.
Вешает трубку. Гумберт лихорадочно роется в поисках листка, на котором записан телефонный номер госпиталя. Находит и набирает номер. Отвечает сиделка, но тут же вступает густой баритон Куильти.
Голос. Я отвечу. Это меня. Ну, разве не глупо? Я же сказал, что знаю, что вы сделаете. К сожалению, больше не могу говорить. Она сидит у меня на коленях и требует внимания.
С хохотом бросает трубку.
Гумберт порывается вновь набрать номер, но решает поступить иначе и, схватив одежду, в исступлении выбегает из комнаты.
Вестибюль Эльфинстонской больницы — просторный зал с лестницей по обе стороны и кабинетами в отдалении. В зале несколько человек. Весельчак Джо, здоровенный санитар, выкатывает из лифта каталку с пациентом, похожим на мумию. Мария Лор прихорашивается на лестничной площадке. Из рентгенной лаборатории выходит доктор Блю, рассматривая на ходу туманный снимок, галактику легкого. Двое пожилых мужчин играют в шахматы в уголке, а третий старец изучает корешки нескольких книг («Цветы Скалистых Гор» и т. д.), сваленных кучей в кресле. Когда вбегает Гумберт и принимается за свои драматичные, пьяные, лихорадочные, истеричные розыски, люди, находящиеся в зале, застывают в различных положениях.
Гумберт. Лолита! Лолита! Лолита!
Мария Лор (сходя по лестнице). Не надо сцен…
Гумберт. Где она?
Мария Лор. Вы отлично знаете, что ее сегодня забрал ее дядюшка.
Гумберт. Ничего такого я не знаю.
Мария Лор. Этот человек болен, он не понимает, что говорит. Дядя девочки только что забрал ее из больницы.
Гумберт. Это дьявольский сговор!
Мария. Она предупредила меня, что у ее отчима распря со всем остальным семейством.
Гумберт. Дьявольская ложь! Где она? Я требую ответа!
Доктор Блю. Тише, тише, не волнуйтесь так.
Гумберт бросается на Марию Лор. Ему почти удается схватить ее. С мелодичным визгом она вырывается из его рук. Пациент, которого катил на каталке Джо, вдруг встает, подобно Лазарю, и присоединяется к Джо и доктору Блю, усмиряющим Гумберта.
Психиатр (это доктор Рэй, которой уже появлялся в Прологе и появится еще раз в самом конце Третьего акта):
Психиатр. Как мы теперь знаем из его записок, Гумберт.
Гумберт провел немало печальных месяцев, тщетно пытаясь разыскать свою Лолиту и установить личность ее таинственного похитителя. Эти поиски имели лишь один результат: ухудшение его здоровья. В той лечебнице, где он лечился от сердечной болезни, ему была также оказана помощь психиатра. Ваш покорный слуга и двое других психиатров сделали все, чтобы улучшить душевное состояние мистера Гумберта, но притворство, симуляция была его второй натурой. Я с моими ассистентами пробовал наладить каналы взаимопонимания с пациентом при помощи различных средств воздействия, благотворных для его психики, как то: приятная легкая музыка, увлекательные занятия и развлечения в атмосфере благожелательности и даже попустительства, в которой он бы мог дерзнуть высказать свои самые потаенные мечты. К сожалению, пациент не только отказался предаться сладострастным или мстительным фантазиям, но вместо этого оскорбил нашего специалиста-психоаналитика, назвав его «психопаралитиком». Он глумился над нашими стараниями. Он был замкнут и насмешлив. Доктор Кристина Файн, очаровательная леди и весьма упорный психоаналитик, пожаловалась на то, что пациент пытался ее загипнотизировать и заставить открыть свои сокровенные желания. Счастлив сообщить, что теперь доктор Файн моя супруга. В начале года душевное состояния пациента улучшилось настолько, что он смог выписаться из клиники и вернуться к преподавательской работе в Бердслейском колледже.
Нейтральное место.
Детектив, которого Гумберт нанял для розыска Лолиты, в последний раз отчитывается перед ним.
Детектив. Боюсь, с этим делом ничего не выйдет.
Гумберт. Почему вы не хотите продолжать поиски? Вы говорили, что собираетесь навести справки в Нью-Мексико.
Детектив. След оказался ложным. Долорес Гейс, г, е, и краткое, с — это пожилая толстуха, продающая домодельное токайское вино индейцам.
Гумберт. А как насчет Канады?
Детектив. А как насчет всего остального мира? А что если она служит манекенщицей в Бразилии или танцовщицей в Париже?
Гумберт. Но ведь это только вопрос времени, не так ли? Ведь рано или поздно можно проверить всех.
Детектив. Слушайте, мистер, у нас нет даже хорошей фотокарточки Лолиты. На тех, что вы дали, она обычный ребенок. Теперь она может быть матерью троих детей.
Детектив. Это бы значило попусту тратить ваши деньги.
Гумберт. Верните мне ее фотокарточки.
Детектив. Мы оставим одну или две в нашей картотеке на всякий случай. Вот эту, например, где она в нарядном платье.
Он отдает Гумберту несколько карточек Лолиты. Они подводят иллюстрированный итог прошлой жизни Лолиты и Гумберта: Лолита стоит на коленях на подстилке, полуобнаженная, в лучах солнца; вместе с матерью на пестрой лужайке; на школьном балу в пышном фламинговом платье; в синих ковбойских штанах и тенниске; развалившись с книжкой комиксов; в испачканных шортах влезает в каноэ (Чарли с заросшего кустами берега подает ей весло); на пассажирском месте в автомобиле
Гумберта; кормит бурундука; верхом на пони; в черном трико; в театральном костюме на сцене.
Бердслейский колледж.
Юноши и девушки, толпясь, выходят из дверей во двор. Гумберт с книгами и тетрадками под мышкой направляется к стоянке. Миссис Фаулер, сухощавая, элегантная сорокалетняя кокетка, жена главы отделения колледжа, из своего автомобиля обращается к Гумберту.
Миссис Фаулер. Добрый день, Гумберт.
Гумберт. Добрый день, Диана.
Миссис Фаулер. Вы не знаете, у моего мужа уже кончился семинар?
Гумберт. Полагаю, что да. Я видел, как он шел в свой кабинет.
Миссис Фаулер. Он сказал, что закончит немного раньше. Мы едем за моей племянницей в аэропорт. У бедной девочки в прошлом году умерла мать, а теперь стало известно, что у ее отца рак.
Гумберт. Как печально.
Миссис Фаулер. Мне так жаль ее. Мы поедем вместе с ней на Ривьеру весной. А когда у вас отпуск?
Гумберт. К сожалению, я преподаю здесь только два года.
Он стоит, опираясь локтями о край ее автомобиля. Она кладет свою руку на его.
Миссис Фаулер. Вы должны бывать у нас чаще. Фрэнк отправляется в лекционное турне в следующем месяце, и мне будет очень одиноко. Не хотите ли обучить меня шахматам? Мне кажется, это такая очаровательная средневековая игра.
Подходит Фрэнк Фаулер.
Миссис Фаулер (обращаясь к мужу). Я только что пригласила Гумберта в гости.
Гостиная в доме Фаулеров.
Буржуазные абстрактные картины на стенах. Хозяева и гость пьют аперитивы. Фрэнк Фаулер опустошает содержимое своего высокого стакана.
Фаулер (обращаясь к Гумберту). Еще виски? А я, пожалуй, выпью еще.
Миссис Фаулер. Нет, Фрэнк, не надо напиваться перед обедом.
Фаулер. Каково быть холостяком, Гумберт? Должно быть, неземное состояние?
Гумберт. Я был дважды женат.
Миссис Фаулер. Правда?
Гумберт. Моя вторая жена погибла четыре года назад. Со мной осталась падчерица.
Миссис Фаулер. Да что вы! Это так трогательно, Гумберт. Сколько ей лет?
Гумберт. Ох, теперь-то уж порядочно. Больше семнадцати. Она живет отдельно, не знаю где. Я потерял с ней связь.
Входит нимфетка.
Миссис Фаулер. Это Нина, моя племянница.
В продолжение следующего диалога Гумберт не обращает никакого внимания на девочку и только в последний момент, когда она поворачивается, чтобы уйти, а он вновь откидывается в кресле с кусочком снеди, взятом с общей тарелки с закусками, он позволяет себе один короткий, грустный, тускло-горящий, по-тигриному быстрый взгляд.
Миссис Фаулер. Когда Розмари заедет за тобой?
Нина. Не знаю. Скоро, наверное.
Миссис Фаулер. Что за фильм вы собираетесь смотреть?
Нина. Ах, какой-то вестерн. Мне все равно.
Миссис Фаулер (улыбаясь). Хорошо. Ну, беги поиграй.
Нина, лениво двигаясь, уходит.
Фаулер. Мне придется ее отшлепать, если она и дальше будет так кукситься.
Миссис Фаулер. О, я уверена, что она изменится, после того как мы съездим с ней в Европу.
Фаулер. А каковы ваши планы на отпуск, Гумберт, старина?
Гумберт. У меня покуда нет определенных планов.
Фаулер. Если так, зову я вас ехать с нами в Сар Topaz[82]. Это лучшее место на Ривьере.
Гумберт. Я хорошо знаю, где это. Мой отец недалеко от этого местечка владел большой гостиницей. Отель «Мирана». Со временем он выродился в многоквартирный дом.
Миссис Фаулер. Поедемте с нами, Гумберт. Будем играть в казино.
Гумберт. Я больше не рискую играть.
Миссис Фаулер. Ну раз так, мы могли все вместе нежиться на пляже, и вы бы строили из песка замки вместе с Ниной. Решено? Поедете?
Гумберт. Как, опять? Старые муки? Это гибельное колдовство? Нет. Я с вами не поеду. Слишком волнительно. Вы знаете, у меня больное сердце.
Служанка. Кушать подано. Прощание на освещенном крыльце дома Фаулеров. Гумберт уходит. Его шаги гулко отдаются по пустынной мостовой.
Гумберт. Я так одинок и так пьян. Старая история. Убить Фрэнка, жениться на Диане, утопить Диану, удочерить Нину, покончить с собой. О моя Лолита, Лолита, Лолита…
На другой день. Аудитория.
Гумберт только что закончил свою рутинную лекцию и собирает свои записки. Студент подходит к кафедре, за которой стоит Гумберт.
Студент. Я посещаю ваш курс, профессор. Мое имя Шатски, Норберт Шатски. Три года назад у вас училась моя сестра. Она передает вам сердечный привет.
Гумберт. Ах, да. Да.
Шатски. Она теперь замужем. Хотел вас спросить, сэр, почему бы вам не рассказать в своих лекциях и о других любовных увлечениях Эдгара По?
В это время в аудиторию входит барышня.
Барышня. Могу ли я посещать ваши лекции, профессор Гумберт?
Барышня. Я изучаю философию, но надеюсь записаться в будущем году на ваши курсы.
Гумберт. Хорошо, хорошо.
Теперь он готов идти.
Барышня. Вы совсем меня не узнаете, мсье?
Гумберт. Боже мой — Мона!
Мона. Прошло три года с тех пор, как мы виделись в последний раз. Время определенно летит.
Гумберт. Давай прогуляемся по кампусу и выпьем по чашке кофе в «Норе».
Мона. К сожалению, не могу. У меня через десять минут начнется занятие.
Гумберт. Что ж, тогда идем в мой кабинет. Это напротив.
Кабинет Гумберта.
Гумберт. Три долгих года…
Мона. Вы больше не живете на Тэеровской улице?
Гумберт. О, нет. У меня комната в Клемм-Холле. А ты, как твои дела?
Мона. Ах, отлично. Я бросила Бердслейскую школу в то же время, что… что, в общем, я так и не закончила Бердслейскую школу.
Гумберт. Понимаю.
Мона. У вас виски немного поседели, что вам очень идет.
Гумберт. Ты не задаешь обычных вопросов, Мона.
Мона. Простите. Женились ли вы вновь, сэр?
Гумберт. Ты не изменилась. Неуловимая Мона, странная девочка.
Гумберт. Она учится в школе, что-то вроде колледжа в Европе.
Мона. Так это правда? То же самое мне сказал один ваш коллега. Какой именно колледж?
Гумберт. Ты не знаешь. Маленький колледж в Париже.
Мона. Вот как? Пауза.
Гумберт. Старые школьные приятели иногда переписываются друг с другом, правда?
Мона. Не всегда.
Гумберт. Конечно. Что ж, давай поболтаем, давай предадимся воспоминаниям. Почему ты на меня так смотришь?
Мона. Мистер Гумберт… Мои родители тоже отправили меня учиться в Европу. И я тоже ходила в школу в Париже. Это странно, что я никогда не встретилась с Долли.
Гумберт. Она не оставляла тебе своего адреса, нет?
Мона. Ну, я знала, что вы по-прежнему преподаете в Бердслее, и полагала, что всегда смогу разыскать ее через вас. Или нет?
Гумберт. Но никогда не пыталась.
Мона. Да, не пыталась.
Гумберт. И у тебя нет никакой зацепки?
Мона. Почему вы не хотите дать мне ее адрес?
Гумберт. Теперь это не имеет смысла: на следующей неделе она уезжает. Вообще-то она скоро будет в Америке.
Мона. Вы все еще очень любите свою приемную дочь, сэр?
Гумберт. Все еще? Что ты имеешь в виду?
Мона. Ну, все любят своих детей, но дети вырастают, и что-то выцветает, что-то само собой сходит на нет.
Гумберт. Философская тема.
Гумберт. Ничего.
Мона. И вы были бы готовы простить…?
Гумберт. Простить? Простить что?
Мона. Говорю вообще, абстрактно. Предположим, она сделала что-то такое…
Гумберт. Мона, прекрати строить из себя непроницаемую роковую женщину.
Мона. Почему, ведь все кристально ясно теперь. Я очень люблю Долли, и так приятно узнать, что вы всегда желали ей добра.
Гумберт. Она писала тебе? Пожалуйста, ответь.
Мона. А вам она не писала?
Гумберт. Она не самый аккуратный корреспондент, но не в этом дело.
Мона. Ах, дело совершенно ясно, сэр. Боюсь, мне пора идти.
Гумберт. Она не писала тебе? Ты знаешь, где она?
Мона. В те школьные годы мы много беседовали, в те школьные годы кто-то мог быть очень несчастен, казалось, выхода нет, но этот кто-то зато многому научился. Я уверена, что вам не стоит волноваться о нашей Долли. А теперь мне пора.
Пронзительный звонок возвещает об окончании перерыва.
Теперь ясно, что Мона получила от Лолиты письмо, в котором та между прочим просит ее проверить, можно ли ей, Лолите, написать Гумберту.
Почтовое отделение колледжа — 8: 55. Профессор Фаулер получает корреспонденцию. Гумберт подходит к ящику и выбирает из своей именной ячейки письма.
Профессор Фаулер. Если у вас, Гумберт, такая же чушь, что и у меня, я вам сочувствую.
Гумберт. Я никогда не ожидаю чего-то особенного — в этом мое преимущество. Это — рекламный проспект, это от миссис Ричард Скиллер, одной из моих бывших студенток, надо полагать. Это счет с дырочками. Это — издательский каталог. А это не мне, а профессору Гэмфри.
Фаулер. Не густо, как говорится.
Гумберт. Ох, мне надо спешить на экзамен. Триста сорок вторая аудитория. (Повторяет.) Триста сорок вторая.
Он медлит перед ней, глядя на цифры.
Гумберт. Как странно.
Аудитория.
Ассистент раздает вопросы студентам, и экзамен начинается. Гумберт со своего места за кафедрой мрачно озирает склоненные головы. Стриженный «ежиком» футболист вскидывает руку и затем бодро шагает к кафедре.
Футболист. Здесь сказано: «Как Эдгар По определил поэтическое чувство?» Должны ли мы дать общий ответ или процитировать его стихотворение?
Гумберт. Я не думаю, что здесь подразумевается какое-то определенное стихотворение.
Футболист (исчерпав возможности своего интеллекта, но с тем же оптимизмом). Понял, сэр. Спасибо, сэр.
Бодрой походкой возвращается на свое место. Сидя за кафедрой, Гумберт вынимает из кармана полученные письма и просматривает их. Ассистент подходит к доске и пишет на ней: «9: 10». Футболист с немой благодарностью тайком получает от своего соседа записку с ответом: «Поэзия — это чувство интеллектуального блаженства»[83]. Следующее письмо, которое вскрывает Гумберт, говорит с ним деловитым, страшно близким голоском:
Голос Лолиты. Дорогой Папа, как поживаешь? Я замужем. Мой муж Ричард Скиллер. Я жду ребенка. Думаю, он будет огромный. Мне тяжело писать это письмо. Я схожу с ума оттого, что нам не на что разделаться с долгами и выбраться отсюда. Дику обещана чудесная служба в Аляске, по его узкой специальности в механике. Это все, что я знаю об этом, но перспективы просто замечательные. Пожалуйста, пришли нам чек, папа. Мы бы обошлись тремя- или четырьмястами, или даже меньше. За любую сумму спасибо. Я узнала много печали и лишений. Твоя ожидающая Долли (миссис Ричард Ф. Скиллер).
Большая часть студентов одновременно со свистящим звуком переворачивают очередную исписанную страницу в своих синих тетрадках. Потрясенный Гумберт встает со своего места и выходит из аудитории. Студенты провожают его глазами.
Коулмонт — унылый закопченный городишко.
Улица Гунтера на безнадежной окраине. В мире высоких мусорных куч, глубоких канав и червивых огородиков. Сколоченные из досок лачуги тянутся до широкого пустыря. Старик у дороги разгребает лопатой грязь. Гумберт спрашивает его из окна своего автомобиля.
Гумберт. Не скажете, где здесь живут Скиллеры?
Старик (указывая). Четвертый дом за свалкой.
Гумберт подъезжает к четвертому дому. Стук молотка и голоса двух мужчин, переговаривающихся громко, но невнятно, доносятся из-за лачуги. Гумберт выключает двигатель и несколько секунд сидит неподвижно. Лохматая дворняга с грязной шерстью на брюхе выходит из-за дома и принимается гуф-гуфкать. Гумберт перемещает пистолет в правый карман штанов, вылезает из машины и захлопывает дверцу.
Пёс (равнодушно). Гуф.
Гумберт нажимает кнопку звонка, не вынимая другую руку из кармана штанов.
Пёс. Гуф. Гуф.
— дверь распахивается — и в проеме стоит Лолита. В очках. По-новому высоко зачесаны волосы, открыты уши. Она откровенно брюхата. Бледные руки и шея обнажены. Но ни бесформенное платье для беременных, ни замызганные войлочные шлепанцы не могут скрыть ее Боттичеллевой прелести.
Лолита (после паузы выдыхает со всей полнотой изумления и радушия). Господи!
Гумберт (каркающим голосом). Муж дома?
Лолита. Входи.
Она распластывается, прижавшись к двери, чтобы дать ему пройти.
Лолита (к собаке). О нет, ты останешься снаружи.
Тесная, обшарпанная, скудно обставленная гостиная с супружеской кроватью, притворяющейся диваном. Издавая маленькие вопросительные звуки, Лолита проделывает знакомые яванские жесты кистями рук, предлагая своему гостю выбрать между диваном и качалкой. Он выбирает последнее.
Лолита. Дик с приятелем чинит заднее крыльцо. Я позову его.
Она выходит. «Дик!» Дик с приятелем вваливаются в комнату. Гумберт вытаскивает свою пустую руку из кармана штанов. Какое разочарование!
Лолита (звонким, напряженным голосом). Дик, это мой отчим, профессор Гумберт.
Дик. Добрый день, профессор.
Лолита (к Гумберту). Дик очень плохо слышит. Говори, пожалуйста, громче. А это наш добрый сосед, Билль Крэст.
Билль. Рад познакомиться, профессор.
Лолита. Такая встреча! Я пойду приготовлю что- нибудь.
Билль. Я помогу тебе, Долли.
Уходят. Гумберт сидит в качалке, Дик на краю дивана. На нем рабочий комбинезон, у него черный ежик и приятное, мальчишеского типа лицо. Не хватает только регулярного бритья и слухового аппарата.
Дик. Это большой сюрприз, профессор. Надеюсь, вы останетесь погостить. Вы можете занять этот диван.
Гумберт качает головой.
Дик. Никаких неудобств. Мы будем спать на запасном матрасе на кухне.
Гумберт. У меня лекционное турне.
Лолита (очень громко). У него лекционное турне. Он заехал к нам по пути. Я написала ему, чтобы он нас навестил.
Дик (кивая с мудрым видом). Понимаю, понимаю.
Пауза. Громко глотая, Дик и Билль пьют пиво. Никто не знает, что сказать. Лолита жадно хрустит чипсами. Билль подает Дику знак.
Дик. Ну что ж…
(Хлопает себя по коленям и встает.)
Полагаю, вам есть много о чем поговорить. Пойдем, Билль. Продолжим работу.
(К Лолите.)
Просто позови меня, дорогая, когда я понадоблюсь.
Гумберт. Это не тот, который мне нужен.
Лолита. Какой — тот?
Гумберт. Ты прекрасно знаешь. Где этот мерзавец, с которым ты сбежала?
Лолита (склонив голову набок и тряся ею в этом положении). Слушай, ты не будешь начинать все это снова.
Гумберт. Очень даже буду. Три года — все эти три года — я не переставал искать его. Кто он? Где он?
Лолита. Мне не стоило писать тебе. Это была большая ошибка. Теперь ты все испортишь.
Лолита (вспыхнув и ощетинившись). Не трогай Дика! Понятно? Оставь моего бедного Дика в покое. Он ничего не знает о всей этой истории. Он думает, что я родилась в знатной семье и убежала из дому ради того, чтобы мыть посуду в трактире. Зачем осложнять и без того трудное положение, зачем разгребать всю эту грязь?
Гумберт. Будь благоразумной девочкой — если ты рассчитываешь на мою помощь. Ну-ка, его имя!
Лолита (повернувшись, роется на захламленном столике). Я думала, ты давно угадал…
(С лукавой и грустной улыбкой.)
… Я сама едва могу поверить — и теперь никого нет, кому бы я могла похвастать.
Гумберт. Пожалуйста, его имя.
Лолита. Оставь этот разговор. Это не так уже важно. Хочешь папиросу?
Гумберт. Нет. Его имя.
Лолита (закуривает и решительно качает головой). Уже поздно устраивать скандал.
Лолита. Ах, это так глупо настаивать. Мне, право, не стоит его называть. Но с другой стороны — ты действительно так хочешь знать, кто это был? Так вот, это был…
Тихонько, конфиденциально, высоко подняв узкие брови и выпятив запекшиеся губы, со светскими нотками, не без нежности, иронично и как бы издавая приглушенный свист, она произносит имя:
Лолита. Куильти.
Гумберт изумленно глядит на нее.
— помнишь? И он написал ту пьесу, которую мы исполняли в Бердслейской школе. Он приходил на репетиции. А потом преследовал наш автомобиль, как ненормальный. Ты знаешь, что такое «циник»? Вот это он и есть: лысый, хохочущий циник. Да, это он. Клэр Куильти. Единственный мужчина, которого я безумно любила.
Гумберт. А Дик?
Лолита. Ах, Дик — чудный. Полное супружеское счастье и все такое. Но я совсем не это имею в виду.
Гумберт. А я? Я, конечно, не в счет?
Некоторое время она смотрит на него, будто пытаясь осознать довольно нудный и неудобный факт, что Гумберт был ее любовником. Этот бедненький роман отвергается ею, как скучный вечер в гостях, как в пасмурный день пикник, как тоскливая дождевая капля.
— одного из новоприобретенных жестов.
Лолита. Не говори глупостей. Что прошло, то прошло. Ты, в общем, был хорошим отчимом.
Гумберт. Где он сейчас?
Лолита. Клэр Куильти? Да какое это имеет значение? Думаю, в Паркингтоне. У него там дом, настоящий старый замок.
(Роется в стопке журналов на нижней полке стола.)
(Вытягивает затертую книжку журнала «Взгляд».)
Ага, вот где.
Своими тонкими руками она открывает журнал, показывая фотографию «Замка Ужаса», того самого, который появляется в первом кадре Пролога. С глубоким вздохом она изрекает:
Лолита. Жизнь — серия бешеных комических номеров. Если бы романист описал мою судьбу, ему бы никто не поверил.
Гумберт. Нет. Не думаю. Итак, вернемся к делу. В Бердслее ты, значит, предала меня.
Лолита. Предала? Нет. Вообще-то Ку — знаешь, его все звали Ку — относился к тебе с пониманием и сочувствием. Много лет назад, только никому не рассказывай, у него были неприятности с полицией из-за жалобы одной маленькой девочки. Видишь, вы были из одного теста. О, он знал о нас с тобой всё, катался со смеху, слушая меня.
Она улыбается, выдыхает дым, качает головой, бросает папиросу.
Лолита. Он, знаешь, видел насквозь, всё и всех. Он не был как ты или я, а был гений. Он придерживался восточной философии жизни. Он верил в Жизнь. Ах, он был замечательный человек. Забавно, я рассказываю о нем в прошедшем времени, как будто мы все умерли.
Лолита. Да, это было ужасно гадко с моей стороны, признаю. Он повез меня на шикарное ранчо рядом с Эльфинстоном. Ранчо «Дук-Дук». Глупое название.
Гумберт. Куда именно? По какому шоссе?
Лолита. Никакого шоссе — пыльная дорога, ведущая вверх, на небольшую гору. Но это, вообще, теперь все равно, так как ранчо больше не существует. А жаль, потому что это было что-то особенное. Ты представить себе не можешь феноменальную роскошь этого ранчо — там было всё, ну просто всё, даже собственный водопад внутри дома. Знаешь, когда мы с Ку приехали, нам устроили нечто вроде коронации.
Гумберт. Кто устроил? Там были и другие люди?
экрана и все такое. Но до этого так и не дошло. А вместо того я должна была с остальными Бог знает что проделывать для съемок грязных фильмов, пока Ку неизвестно где пропадал. Когда он вернулся, я сказала ему, что мне нужен только он, а не эта толпа извращенцев. Был скандал, и он вышвырнул меня. Вот и всё.
Гумберт. Ты могла вернуться ко мне.
Лолита (улыбка, пожиманье плечами). Ах, не знаю… Ты бы убил меня. И к тому же я была уже взрослой, сама могла о себе позаботиться. Так что я была горничной в мотелях и мыла посуду в пришоссейных ресторанах. Потом поняла, что больше не могу, и попробовала вернуться на ранчо. Но оно просто не существовало больше, сгорело дотла. Так странно.
(Задумчиво затягивается папиросой.)
Ну вот, потом я опять работала в закусочных, и однажды Дик подвез меня. Мы оба были одиноки, и так все у нас началось.
«Я знал теперь все, что мне нужно было знать. В мои намерения не входило терзать мою милочку. Где-то за лачугой радио запело после трудового дня о безумной, обреченной любви, и вот она была передо мной, уже потрепанная, с уже не детскими вспухшими жилами на узких руках, вот она полулежала передо мной, моя Лолита, безнадежно увядшая в семнадцать лет, — и я глядел, и не мог наглядеться, и знал, что я люблю ее больше всего, что когда-либо видел или мог вообразить на этом свете, или о чем мечтал… От нее оставалось лишь листопадное эхо моей нимфетки — но, слава Богу, я боготворил не только эхо. Я любил мою Лолиту, эту Лолиту, бледную и оскверненную, с чужим ребенком под сердцем, но все еще сероглазую, все еще с сурмянистыми ресницами, все еще русую и миндальную, все еще Карменситу, все еще мою, мою… Changeons de vie, та Carmen, allons vivre quel- que part ой nous пе serons jamais separes [цитата из повести Меримэ][84], все равно, даже если эти ее глаза потускнеют до рыбьей близорукости и сосцы набухнут и потрескаются, — даже тогда я все еще буду с ума сходить от нежности при одном виде твоего дорогого осунувшегося лица, при одном звуке твоего гортанного молодого голоса, моя Лолита».
Гумберт. Лолита, это, может быть, бессмысленно и бесполезно, но я должен это сказать. Жизнь весьма коротка. Отсюда до старого автомобиля двадцать пять шагов. Сделай эти двадцать пять шагов. Сейчас. Прямо сейчас. Как есть. Взяв с собой эту тарелку с арахисом. И будем жить-поживать до скончанья века.
Лолита. Ты хочешь сказать, что дашь нам немного денег, только если? Только если я пересплю с тобой в гостинице? Ты это хочешь сказать?
Гумберт. Нет, нет. Ты меня превратно поняла. Я хочу, чтобы ты покинула своего случайного Дика и эту страшную дыру и переехала ко мне — жить со мной, умереть со мной, всё, всё со мной, навсегда…
Гумберт. Обдумай, Лолита. Я буду ждать сколько угодно, если ты решишь обдумать. Ничего не изменится. Кроме того только… что жизнь будет сохранена. Во всяком случае, даже если ты откажешься, ты все равно получишь свое приданое.
Лолита. Ты не шутишь?
Гумберт. Вот. Возьми — четыреста долларов — и вот еще — чек на девять тысяч шестьсот.
Неуверенно, с опаской она принимает деньги и говорит с мучительной силой.
Он прикрывает лицо рукой и заливается слезами. Они вьются промеж его пальцев и стекают по подбородку. У него закладывает нос, он не может перестать рыдать. Он ищет носовой платок. Она касается его руки. Он резко отстраняется.
Гумберт. Я умру, если тронешь меня. Ты совсем уверена, что не поедешь со мной? Нет ли отдаленной надежды, что когда-нибудь поедешь?
Лолита. Нет, душка, нет.
Его плечи вздрагивают. Она протягивает ему бумажную салфетку.
…
Гумберт. Я знаю. Он разбил твое сердце. А я всего лишь разбил твою жизнь.
Лолита. Ах, но теперь всё просто замечательно. Это так невероятно дивно с твоей стороны дать нам такую уйму денег! Это разрешает все вопросы. Мы оплатим все долги. Мы можем лететь на Аляску хоть завтра. Перестань плакать, прошу тебя! Ты должен понять. Позволь мне принести тебе еще пива? Ах, не плачь! Мне так жалко, что я обманывала тебя, — но ничего теперь не поделаешь.
Он вытирает лицо. Она улыбается, глядя на деньги.
Лолита (ликуя). Могу я позвать Дика?
Лолита. Ах, побудь еще.
Гумберт. Я люблю тебя, и это настоящая пытка. Кстати, относительно денежных дел. Позже ты получишь еще. А теперь мне пора.
Лолита. Это так мило…
Гумберт. Хорошо, хорошо. (Избегая ее прикосновения.) Да, прощай. Мне нужно завершить одно очень важное дело. Грубое, грязное, отвратительное дело.
Из-за дома доносятся голоса и стук. Звучит песенка «Лолита! Лолита! Лолита!». Лолита и лохматый пёс провожают Гумберта.
Лолита. Кто бы мог подумать: тот самый старый автомобиль.
Гумберт. Одно последнее слово. Ты вполне уверена, что — ну хорошо, не завтра и не послезавтра, но когда-нибудь, все равно когда, — ты не приедешь ко мне жить? Я сотворю совершенно нового Бога и стану благодарить его с пронзительными криками, если только ты подашь мне эту микроскопическую надежду.
Лолита улыбается и отрицательно качает головой.
Он быстро идет к автомобилю.
Лолита. Гуд-бай-ай! Надвигается гроза.
Гумберт. Что?
Лолита. Гроза. Будь осторожен.
показаны Лолита, с сумасшедшим воплем радости размахивающая деньгами, и Дик, недоверчиво глядящий на нее.
Пустая дорога — надвигается гроза. Гумберт отъезжает, недолго едет по дороге, останавливается, принимается неудержимо рыдать, склонившись над рулем. Щетки тщетно борются со струями грозового ливня.
Голос повествователя (доктора Рэя). Несколько недель спустя несчастная Лолита умерла от родов, разрешившись мертвой девочкой, — в далеком северо-западном поселении Серая Звезда. Она не узнала о том, что Гумберт все-таки нашел Клэра Куильти и застрелил его. Гумберт же не знал о смерти Лолиты, когда незадолго до собственной смерти писал в тюрьме заключительные строки трагической истории своей жизни:
Голос Гумберта (ясный и уверенный)…Покуда у меня кровь играет еще в пишущей руке, ты останешься столь же неотъемлемой, как я, частью благословенной материи мира. Я в состоянии сноситься с тобой и заставлять тебя жить в сознании будущих поколений. Говорю я о турах и ангелах, о тайне прочных пигментов, о предсказании в сонете, о спасении в искусстве. И это — единственное бессмертие, которое мы можем с тобой разделить, моя Лолита.
КОНЕЦ
Лето 1960, Лос-Анджелес
— декабрь 1973, Монтрё
Примечания
74. Эти стихи Набоков привел в своем письме 1958 года корнель- скому профессору Мейеру Абрамсу как пример имитации спондея: «Настоящий спондей не встречается в английской поэзии, но может быть сымитирован в стихах с понижательной или прерывистой интонацией» (Vladimir Nabokov: Selected Letters. 1940–1977 / Ed. by Dmitri Nabokov and Matthew J. Bruccoli. London: Vintage, 1989. P. 241). Они также приводятся в его «Заметках о просодии» (приложение к комментированному переводу «Евгения Онегина», 1964).
75. В США можно получить так называемые «юношеские» водительские права с 15, а в некоторых штатах и с 14 лет.
76. Lempereur.
—20-х годах прошлого века.
78. Английское «state» означает и штат, и состояние.
79. Лолита использует имя владелицы ателье мод, только что увиденное ею на уличной вывеске, а также ходкие прозвища т. н. «прикольных» девиц, Бетти Пейдж и Сью Паркер, бывших знаменитыми в США в 50-х годах.
80. Это значение по Фаренгейту соответствует 39,4 градуса по Цельсию. В романе у Лолиты было 40,2.
81. У Набокова здесь иной ряд каламбуров, намекающих на отношения Гумберта и Лолиты: cars, carpets, car pets (автомобили, ковры, автомобильные любимцы).
83. В одной из своих рецензий Эдгар По заметил: «Поэзия — это чувство Интеллектуального Блаженства в этом мире и Упование на Интеллектуальное Блаженство более высокого порядка в мире потустороннем» (Drake-Halleck Review, 1836. Перелагаю по книге: A Companion to Рое Studies / Ed. By Eric W. Carlson. Creenwood Press, 1996. P. 281).
84. Переменим жизнь, моя Кармен, заживем где-нибудь, где никогда не разлучимся.