1947
№ 25 Уэст 43-я стрит
9 января 1947
Дорогой Владимир,
Рождество мы провели на Кейпе [на Кейп-Код. - А. Л.], сейчас приехали на несколько дней в Нью-Йорк, а завтра возвращаемся в Уэллфлит, где пробудем до конца зимы. Когда обоснуемся, вы, очень надеюсь, сможете к нам приехать. У нас сейчас живут Нина и Розалинда.{153}
На днях, на русской рождественской вечеринке, я познакомился с твоим кембриджским соседом по комнате К.,{154} жена у него, насколько я знаю, испанка. Он сказал, что хотел бы с тобой встретиться. Я попытался выспросить его про твою жизнь в Кембридже, но он сказал лишь, что ты был чудной малый и поразил его сочинением английских стихов.
Насчет Генри Джеймса. Он может, как утверждает Эзра Паунд, не произвести вообще никакого впечатления, если начать с его худших вещей. Зато если прочел все самое лучшее и понял, как развивалось его литературное дарование, почти все, что он написал, становится интересным. Почти все его длинные романы быстро устаревают, а вот вещи покороче более удачны. Обязательно прочти том, куда вошли "Что знала Мейзи", "В кафе" и "Ученик". Эти повести - мои любимые.
Аллен Тейт в восторге от твоего романа. Очень хочу прочесть его в корректуре. Но зачем, скажи на милость, было подписывать с ними контракт, в котором не оговаривается аванс на твою следующую книгу? Этого никогда нельзя делать.
Всегда твой
ЭУ
__________________________
25 января 1947
Дорогой Кролик,
nakonetz-to посылаю тебе свой роман. "Авторский экземпляр" уже отправлен в типографию. Из него я перенес только основную правку. Поэтому пусть тебя не смущают отсутствие запятых перед придаточными предложениями и прочие мелочи. Если же тебе попадутся вещи и в самом деле вопиющие, пожалуйста, prishcholkni ikh. Хотя первые главы ты уже видел, начни, если можно, читать сначала: кое-что я изменил к лучшему и, кстати, поместил в текст великолепную луну. Нечего и говорить, что твое мнение о "Незаконнорожденных"… no, vprochem, ty vsio znaesh sam. Надеюсь, что вскоре мы с тобой полностью перейдем на русский язык.
Твоя очередная попытка покопаться в моем прошлом очень забавна, особенно потому, что мое прошлое ты воссоздаешь примерно так же, как я воссоздаю прошлое Себастьяна. Человек по имени К. был - и, вероятно, остался - типичным русским фашистом старой школы, chernosotentzem i durakom. Моим соседом по комнате К. был, слава богу, всего один семестр, ибо в конце учебного года он провалил экзамены за первый курс и вынужден был Кембридж покинуть. Себя он считал человеком необычайно начитанным, но в действительности прочел в своей жизни лишь две книги: "Sionskie Protokoly" и "L'homme qui assassina"[127] Фаррера.{155} В дальнейшем к этому списку прибавился еще "Остров Сан-Мишель". Мы делили с ним довольно убогую гостиную, и он, бывало, швырялся в меня вещами или, когда я пытался читать, гасил огонь в камине. Его экзаменационная работа была посвящена демократии и начиналась со слов, мгновенно решивших его судьбу. Первое предложение было: "Демократия - латинское слово". Ко всему прочему, это был совершенно непереносимый сноб, при этом женщины считали его остроумным и весьма привлекательным. Не говори об этом Нине Чавчавадзе, она уверена, что мы с ним были закадычными друзьями. Мы и в самом деле часто играли в теннис, и в начале 20-х я чуть было не женился на его кузине - но и только.
Хочу задать тебе вопрос в связи с рецензиями для "Нью-Йоркеpa". Вопрос это деликатный, ибо меньше всего мне бы хотелось заступать на твою территорию. Если ты опять все возьмешь в свои руки, это будет, конечно же, превосходно. Но если между уилсоновскими текстами и впредь останутся просветы, не мог бы я их заполнить своими рецензиями, как по-твоему? Ты бы не мог nashchupat' pochvu в "Нью-Йоркере", или же мне самому написать об этом миссис Уайт? Ответь мне со всей откровенностью, что ты думаешь об этой моей довольно вздорной идее - должен же я что-то предпринять для улучшения своего финансового положения! Осенью я отказываюсь от кураторства в Музее - уж очень мешает он моей литературной работе. С Вериной помощью я переписал около тридцати лекций по русской литературе и дважды в неделю читаю их в Уэллсли. Я рассчитывал, что теперь, когда Кросс умер, у меня появится шанс попасть на отделение славистики в Гарвард. Но, по всей вероятности, я не тот человек, который им нужен. Ничего не вышло и из затеи устроиться на русское радио. Добрый старый Ника получил место, которое было обещано мне…
Что ж, теперь самое время сесть поудобнее и приступить к чтению "Под знаком незаконнорожденных". Мы оба очень бы хотели вас видеть, но, к сожалению, сейчас покинуть Кембридж не можем. Не исключено, что окажусь в Нью-Йорке весной.
Над чем ты сейчас работаешь? Я прочел (а верней, перечел) "Что знала Мейзи". Чудовищно. Возможно, есть какой-то другой Генри Джеймс, и я постоянно берусь не за того, кого надо?
В.
__________________________
Шарж Дэвида Левина
Уэллфлит, Масс.
Дорогой Владимир,
роман "Под знаком незаконнорожденных" меня несколько разочаровал. Сомнения возникли у меня, еще когда я читал первые главы, которые ты мне показывал, и я выскажу тебе свое мнение, каким бы несправедливым оно тебе ни казалось. Есть на этот счет и другая точка зрения: я знаю, например, что Аллену Тейту твой роман понравился необычайно; он говорил мне, что считает его великой книгой. На мой же взгляд, хотя в романе есть что похвалить: превосходный слог, тонкая ирония, - к твоим лучшим вещам его отнести нельзя. Прежде всего, мне кажется, у него тот же недостаток, что и у твоей пьесы про диктатора. Политика, социальные преобразования - это не твои темы, они тебе не даются по той простой причине, что тебя все эти вопросы совершенно не интересуют, ты никогда не брал на себя труд понять их. Для тебя такой диктатор, как Жаба, - это попросту вульгарное и гнусное существо, которое угрожает серьезным и значительным людям вроде Круга. Ты совершенно себе не представляешь, почему и каким образом Жабе удалось взять власть и что такое его революция. В результате - написанная тобой картина оказывается довольно невнятной. Только не говори мне, что истинный художник не должен иметь с политикой ничего общего. Художник может не принимать политику всерьез, но если уж он обращается к подобным темам, то обязан знать, что они собой представляют. Никто так не сосредоточен на чистом искусстве, так не погружен в него, как Уолтер Пейтер,{156} чью книгу "Гастон де Лятур" я сейчас дочитываю. Но я со всей ответственностью заявляю, что он гораздо глубже проник в суть непримиримой борьбы между католиками и протестантами в XVI веке, чем ты - в конфликты века XX.
Мне также кажется, что тебе не слишком удалась вымышленная страна. Твоя сила - в наблюдательности, умении запечатлеть реально происходящее; объединив же германское и славянское, ты создал нечто, от реальности очень далекое - тем более когда сопоставляешь придуманную тобой страну с жуткой современной реальностью. В сравнении с нацистской Германией и сталинской Россией испытания твоего несчастного профессора выглядят отталкивающим бурлеском. Уже в первых главах Круг не показался мне слишком убедительным, я остался равнодушен к судьбе его жены и сына. Но я-то надеялся, что ты в конечном счете вывернешь его наизнанку, все переиначишь и покажешь, что наши представления о несправедливости и трагедии носят характер чисто субъективный - что-нибудь в этом роде. (Жаль, что ты отказался от мысли столкнуть лицом к лицу героя и его создателя.) В результате же у тебя получилось сатирическое описание событий, столь ужасных, что сатира к ним не применима, - ведь для того, чтобы что-то высмеять, нужно изобразить предмет хуже, чем он есть на самом деле.
И еще одно. "Незаконнорожденные" (за исключением той пьесы) - единственная твоя вещь, которая, по-моему, затянута. Действие лишено пушкинской легкости, которая всегда восхищала меня в твоих книгах. Я понимаю, что здесь ты стремишься к более густой прозе, чем, например, в "Себастьяне Найте", и некоторые места написаны превосходно, но иногда - только не посылай мне бомбу замедленного действия - "Незаконнорожденные" напоминают мне Томаса Манна.
Надо сказать, что по сравнению с рукописью, которую я видел, последний вариант существенно выигрывает. Надеюсь перечитать "Незаконнорожденных", когда получу книгу, и, может статься, оценю то, чего не оценил раньше. Кстати, я теперь вижу, что был неправ, поменяв в корректуре род derrière[128] - для меня почему-то это слово всегда женского рода. Одну вещь я, кажется, забыл поправить: девица говорит, что у Мака "a regular sense of humor".[129] Так сказать нельзя. Она должна либо сказать: "Не had a wonderful sense of humor" или "Не was a regular card".[130] Думаю, слово "regular" здесь вообще не годится.
Насчет "Нью-Йоркера". Я с ними договорюсь. Говорить надо с Уильямом Шоном, а не с миссис Уайт. Ты должен написать ему письмо, а я с ним созвонюсь. Думаю, мысль хорошая. В настоящее время мы с Гамильтоном Бассо{157} пишем в журнал по очереди по одной рецензии в месяц, но я им задолжал несколько рецензий за прошлый год, поэтому пока ситуация останется прежней.
А что, радиопередачи ведет Николай? Я и не знал, что он уже вернулся из Европы.
Прежде чем поставить крест на Генри Джеймсе, попробуй прочесть его длинный роман "Княгиня Казамассима" и первый том его автобиографии "Маленький мальчик и другие". Эти вещи представляют две разновидности его творчества, с которыми ты, возможно, еще не познакомился.
Мы живем здесь, в Уэллфлите. Дни проходят довольно однообразно, но мы тихо трудимся во благо человечества. Нина останется у нас, пока Пол не вернется из Китая. В Нью-Йорке мы едва ли окажемся раньше конца марта. Я по-прежнему работаю над книгой о своем путешествии в Европу. К тому времени, когда она выйдет (следующей осенью), она безбожно устареет.
Да, с Лафлином я порвал окончательно. Давным-давно он попросил меня об одной услуге, я послал ему письмо, где написал, что я думаю о том, как он ведет дела. Сколько времени, например, он никак не выпустит книгу твоих рассказов! Попробуй передать ее в "Холт".
Будь добр, не пиши в своих письмах русские слова латинскими буквами - мне так гораздо труднее их разобрать и приходится, чтобы понять, что ты хочешь сказать, мысленно переводить их в кириллицу.
Привет Вере. Надеюсь, ты простишь меня за то, что профессор Круг понравился мне меньше других твоих героев.
Всегда твой
ЭУ.
__________________________
9 февраля 1947
Дорогой Кролик,
spasibo za pismo i zamechania - прости, я-то думал, что, вписывая эти русские слова, даю тебе скромные, неформальные уроки русского языка, но, по всей видимости, метод мой оказался плох.
Идея L'égorgerai-je ou non[131] ("Быть или не быть") - это, конечно же, хорошо известная гипотеза о том, что первые слова монолога Гамлета на самом деле означают: "Быть убийству короля или не быть?" <…>
Я, со своей стороны, тоже сомневался, что тебе понравится атмосфера моей книги, - особенно после того, как ты расхвалил Мальро. В исторических и политических вопросах ты придерживаешься определенной линии, которую считаешь непогрешимой. Это означает, что нам с тобой предстоит еще много увлекательных стычек, и ни тот ни другой не уступит ни пяди.
Сейчас пишу еще одну книгу, которая, надеюсь, понравится тебе больше.
Мы с Верой шлем тебе совместный привет.
Твой
В.
Благодарю за ценную правку.
7 апреля 1947
Дорогой Кролик,
тысячу лет ничего от тебя не получал. Как живешь? До тебя дошло мое русское стихотворение? Роман недавно у нас побывал и высоко его оценил. Прилетел он на выходные с моим другом Георгием Гессеном,{158} и мы чудесно провели время - и провели бы еще чудеснее, будь с нами ты.
все это время был чрезвычайно мил. В своем лекционном курсе, который я читаю в Уэллсли, я добрался до Толстого; повторится этот курс и на следующий год, а между тем положение мое по-прежнему шатко, зарплата мизерная, надеяться же на то, что "Под знаком незаконнорожденных" принесет деньги, не приходится. Пишу сейчас две вещи. 1. Короткий роман о человеке, которому нравились маленькие девочки; называться он будет "Королевство у моря".{159} 2. Автобиографию нового типа - научная попытка распутать запутанный клубок человеческой личности; назвать ее собираюсь "The Person in Question".[132]
Я закончил свою основную энтомологическую работу,{160} и на год-другой с бабочками расстанусь. Этим летом, если нам будет сопутствовать удача, собираемся поехать в Колорадо или куда-нибудь еще. В этом году Дмитрий отлично успевает в школе, получает прекрасные отзывы, и мы надеемся, что он попадет в хорошую закрытую школу. Росту в нем шесть футов. Как выясняется, любители французской литературы не любят автора bong и 'bsolument. Перечитал твою "Рану и лук", книга о Хемингуэе превосходна - за вычетом тех мест, где ты объясняешь взлеты и падения в его творчестве взлетами и падениями на книжном рынке. Прочел также "Взгляни на дом свой, Ангел" - роман, к которому я всегда боялся подступиться. И как же я был прав! Время от времени встречаются блестящие места, однако в целом книга очень плоха. Перечел "Американскую трагедию" - без комментариев.
Весна несется на роликовых коньках. Когда же мы увидим вас обоих?
Всегда твой
В.
__________________________
18 июля 1947
Дорогой Владимир,
вот какая мысль пришла мне в голову относительно нашего совместного русского проекта. Я договорился с "Оксфорд-пресс", что они переиздадут два моих старых сборника критических статей и один новый, и некто Водрин из этого издательства, который читает по-русски и кое-что знает о России, сказал мне, что уже давно хочет уговорить тебя издать у них переводы стихов Блока. Я бы, со своей стороны, с удовольствием отказался от участия в нашей с тобой русской книге: сейчас про Россию и без того много чего выходит, к тому же мне хочется заняться американской литературой - теми авторами, которые до сих пор еще толком не исследованы. Вот почему я задал "Оксфорд-пресс" вопрос: не согласились бы они вернуть издательству "Даблдей" тот аванс, который издательство выдало нам, и подписать с нами два новых контракта. Со мной - на сборник эссе, куда вошли бы мои статьи из "Атлантика", а с тобой - на книгу, которую мы должны были сделать вместе, а теперь сделаешь ты один, - на сборник русской поэзии в переводе на английский со вступлением и, возможно, примечаниями. Водрин с радостью за эту идею ухватился, "Даблдей" же вынужден был согласиться. Весь вопрос в том, готов ли ты за такую книгу взяться. Я дал Водрину понять, что мы оба рассчитываем на аванс помимо тех 750 долларов, которые получены за наш совместный проект. Пожалуйста, дай мне знать (пиши в Уэллфлит), что ты обо все этом думаешь.
Наша большая и сложная семья устроилась в Уэллфлите как нельзя лучше. Все, кроме меня, играют в шахматы как безумные, и на днях сын Елены обыграл местного чемпиона - за шахматной доской они просидели несколько часов и даже опоздали на ужин. Теперь оба мечтают сразиться с тобой - о твоем мастерстве они наслышаны от Розалинды.
"Нью-Йоркера", любитель чешуекрылых, приехал этим летом на Кейп-Код, но остался, как и ты, недоволен.
Привет Вере и Дмитрию.
ЭУ.
__________________________
Коламбайн Лодж
Национальный парк в Роки-маунтен
24 июля 1947
Дорогой Кролик,
мне очень жаль, что рвется наша сиамская связь, но в остальном твой план более чем приемлем, и я очень тебе благодарен, что для меня все так удачно устроилось.
- я в данный момент (как обычно, летом) сижу на мели.
естества, должно быть, родилась в Колорадо, ибо я с радостным сердцебиением постоянно узнаю многое из того, что меня окружает. В своем интересном списке{162} (речь идет о книге Мучник) ты забыл про Олешу.
Будешь ли в Нью-Йорке в начале сентября? На обратном пути мы остановимся там дня на три-четыре.
С удовольствием сражусь в шахматы с твоей семьей!
Всегда твой
Владимир.
[127] "Человек, который убил" (франц.).
[128] Задница (франц.).
"Ну, я скажу, у твоего нового отличное чувство юмора", - прошептала сестре Мариэтта (перевод С. Ильина).
[130] Букв.: он то, что надо (англ.).
[131] Убью я или нет (франц.).
"Тот, о ком идет речь" (англ.).
{153} Розалинда (р. 1923) - старшая дочь Э. Уилсона.
…познакомился с твоим кембриджским соседом по комнате К… на Тринити-лейн. Подробнее об их взаимоотношениях см. Б. Бойд. Владимир Набоков. Русские годы. - М.: Издательство Независимая газета; СПб.: Симпозиум, 2001, с. 200, 205–206, 208–209, 212–214, 216–219.
{155} Фаррер –1957) - французский писатель, автор популярных в свое время "колониальных романов".
{156} Пейтер (Патер) Уолтер (1839–1894) - английский писатель, критик, искусствовед, идеолог эстетизма; его незаконченный роман "Гастон де Лятур" был издан посмертно в 1896 г.
{157} Бассо –1964) - американский писатель, журналист, критик, около двадцати лет сотрудничал с журналом "Нью-Йоркер", на страницах которого откликнулся на выход романа "Под знаком незаконнорожденных" (Hands Across the Sea // New Yorker, 1947, vol. XXIII, June 14, pp. 86–87).
{158} Гессен Георгий Иосифович (1902–1971) - младший сын И. В. Гессена, юношеский приятель Набокова. В 1942 г. вместе с отцом перебрался из Европы в Америку, работал переводчиком в штаб-квартире ООН.
{159} "Королевство у моря" - рабочее заглавие "Лолиты".
{160} …закончил свою основную энтомологическую работу… - Речь идет о монографии "Неарктические члены рода Lycaedides Hubner", которая вышла отдельным номером "Бюллетеня Музея сравнительной зоологии" (Bulletin of the Museum of Comparative Zoology of Harvard College, 1949, vol. 101, № 4).
Хеллман Джеффри (1907-?) - американский журналист, сотрудник "Нью-Йоркера".
{162} В своем интересном списке… "Введение в русскую литературу" (An Introduction to Russian literature. - N. Y.: Doubleday, 1947) Уилсон обращал внимание американских читателей на современных русских писателей: Троцкого, Шолохова, Симонова, Алданова, Набокова и Пастернака (Helen Muchnic: A Teacher Turned Critic // New Yorker, 1947, June 21).