Из переписки Владимира Набокова и Эдмонда Уилсона
1950 г.

1950

36 Виста-плейс

Ред-бэнк, Нью-Джерси

14 апреля 1950

Дорогой Володя,

сюда я приехал ухаживать за своей матерью: ей было очень плохо, она попала в больницу, но теперь ей лучше. Говорил с Еленой по телефону, она сказала, что пришло письмо от Веры; пишет, что у тебя грипп. После банкета в связи с годовщиной "Нью-Йоркера" я тоже слег и лишился голоса - ларингит. В тот вечер было столько неприятных сцен{216} с самыми funestes[164] последствиями, что стоило бы их описать в духе "Хиросимы" Джона Херси.{217} Каждый преследует свои мелкие интересы, переходя от стола к столу, с танцплощадки в ресторан, не обращая никакого внимания на растерянность, скуку, раздражение или опьянение остальных гостей, не сознающих гигантского масштаба катастрофы, губительной для всех.

Собирался написать тебе, прочитав твою чудесную последнюю главу [из автобиографии. - А. Л.]. Ты упоминаешь Аббацию, и я вспомнил, что встретил этот городок у Чехова, в связи с чем у меня возник вопрос по русской грамматике. Я заметил, что в прилагательных женского рода единственного числа в творительном падеже у Чехова встречаются то окончание - ой, то - ою. Сначала я подумал, что прилагательные на - ою употребляются с существительными в творительном падеже на - ю, например: длинною, отборною бранью, <…> но потом (в первом абзаце Моей жизни) обнаружил, с разницей всего в несколько строк, с благотворительной целью и с благотворительною целью. В чем же тут дело? Есть какое-то правило или нет? Пол Чавчавадзе полагает, что окончание на - ою употребляется, когда автору нужен лишний слог, но к данному отрывку эта логика не применима. (Не трудись с ответом, пока не поправишься. Здесь я пробуду всю следующую неделю, после чего вернусь в Уэллфлит. Не исключено, впрочем, что дальше Нью-Йорка мне отсюда уехать не удастся.)

Читаю Женé. Тебе, надо полагать, это имя известно. Его чудовищно неприличные книги стали издаваться и продаваться только теперь. Гомосексуалист и вор, он большую часть жизни просидел за решеткой. Говорят, что Кокто, пытаясь вызволить его из тюрьмы, заявил властям, что Жене - величайший из ныне живущих французских писателей, и должен сказать, что с этим, пожалуй, нельзя не согласиться. Я прочел "Notre-Dame des Fleurs" и "Journal du Voleur",[165] и обе книги, особенно первая, произвели на меня очень сильное впечатление. Этот писатель абсолютно ни на кого не похож - просто не укладывается в голове, каким образом он, мальчишка из приюта, в юности - вор и бродяга, сумел набраться знаний и развить в себе столь блестящий дар. Его язык, интонация так же уникальны, как и его жизненный опыт. Ему, как мало кому до него, удалась тема психологической амбивалентности (золотое слово!) подчинения и подавления, чему столько свидетельств в современном мире и чем интересуешься и ты тоже. Я дам тебе "Notre-Dame des Fleurs", если тебе эта книга еще не попадалась. Надеюсь, ты уже пошел на поправку. Привет Вере.

ЭУ.

802 Е. Сенека-стрит

Итака, Нью-Йорк

17 апреля 1950 

Дорогой Кролик,

большей частью русские писатели употребляют и "-ой" и "-ою", что не может меня не огорчать. В каком-то смысле это сравнимо с взаимозаменяемостью which и that[166] у англоязычных авторов. Самым злостным нарушителем унификации был Толстой, у него подчас в одной фразе встречаются оба окончания: За желтою нивой и за широкою сонной рекою. Чавчавадзе, думаю, решил, что ты ведешь речь о стихах. Что до меня, то я, в душе педант, предпочитаю окончание - ой, за исключением тех случаев, когда возникает "музыкальная" нужда продлить жалобный вой творительного падежа.

Мы с Верой были очень рады твоим славным письмам. Почти две недели я пролежал в больнице. Вою и корчусь в муках с конца марта, когда грипп, который я подцепил на довольно скандальной, хотя и организованной из самых лучших побуждений вечеринке, вызвал чудовищную межреберную невралгию, вследствие чего, страдая от непереносимой, непрекращающейся боли и столь же непереносимого страха, вызванного мнимыми болями в сердце и почках, я очутился в руках докторов, которые на протяжении многих дней ставили на мне нескончаемые эксперименты, и это при том, что я клятвенно заверил их, что свою болезнь знаю наизусть и в точности таким же истязаниям подвергаюсь за жизнь уже в пятый раз. Я и сейчас еще не совсем здоров, сегодня у меня случился небольшой рецидив; я пока в постели, дома. В лекционном же зале меня прекрасно заменяет Вера.

Пишу последнюю (16-ю) главу книги.{218} В "Нью-Йоркере" будет напечатана еще одна - пятнадцатая - глава, довольно замысловатая, о детстве моего сына,{219} которую я только что им продал. В результате "Нью-Йоркер" приобрел двенадцать из пятнадцати предложенных журналу глав. Одна глава напечатана в "Партизэн", две же оставшихся, и та и другая приправленные политикой, не пристроены до сих пор. Возможно, одну из них пошлю в "Партизэн",{220} хотя платят они не ахти.

Присылай же скорей книгу этого вора!!! Люблю неприличную литературу! На следующий год буду вести курс под названием "Европейская изящная словесность" (XIX и XX век). Каких английских писателей (романы или рассказы) ты бы порекомендовал мне включить? Нужны по меньшей мере два автора. Намереваюсь главным образом опереться на русских, по крайности, на пятерых широкоплечих русских, для иллюстрации же западноевропейской прозы возьму, видимо, Кафку, Флобера и Пруста.

На мой взгляд, твое стихотворение - самое удачное из всех, которые ты написал в этом духе. Мне необычайно понравился стих про "пифку-пафку"{221} - я бубнил его себе под нос, когда лежал, превозмогая боль, в клинике. Каждый вечер мне кололи (доходило до трех уколов за раз) морфий, но уменьшить боль до тупой и переносимой удавалось всего на час-другой. Просматриваю стихи и эссе Элиота, читаю сборник критических статей о нем и лишний раз убеждаюсь, что он - мошенник и прохвост (еще больший, чем смехотворный Томас Манн, - но более умный).

Напиши мне еще одно интересное письмо. После стольких недель боли нервы у меня совсем расшатались. Огромный привет всем вам от нас обоих.

В.

__________________________

Уэллфлит, Кейп-Код

Массачусетс

27 апреля 1950

Дорогой Володя.

(1) Только что открыл то место, которое я, по-твоему, неверно перевел. Советский текст (редакция Бонди, Томашевского, Щеголева) звучит так: Наш герой / Живет в чулане. Я позвонил Полу Чавчавадзе и попросил его посмотреть это место в старом издании, и там он, вместо в чулане, обнаружил в Коломне, как ты и говорил. Советская редакция, по всей вероятности, восстановила несколько мест в поэме, которые были изменены по настоянию Бенкендорфа, - кое-какие мрачные подробности, например, описание лачуг, смытых наводнением. Надо будет посмотреть оригинал - может, найдется еще что-то.

(2) Русская грамматика. К вопросу о творительном падеже. Прежде мне было очень не по душе его употребление для обозначения переходного, неактуального состояния: Когда я был мальчиком или Она воображала себя в будущем не иначе как очень богатою и знатною, - теперь же такое употребление видится мне очаровательным нюансом. Но чем я до сих пор не в состоянии овладеть, так это предикативной формой прилагательных. Вот что я встречаю у Чехова: Вы сегодня Бог знает какой скучный! Почему не скучен или скучны? Может, все дело в слове какой?

совмещать такие вещи лишь синтетически, был бы от Жене без ума. Есть у него вдобавок некоторая нарочитая неграмотность - что бы ты, например, сказал о том, как он употребляет одно из своих любимых словечек sourdre[167] (которое он иногда пишет soudre). Он изобрел от него причастие sourdi по аналогии, видимо, с ourdi,[168] подобно тому, как Фолкнер придумал surviven по аналогии с driven[169] и т. д. У них с Фолкнером вообще немало общего; чем-то Жене напоминает и тебя - не этими солецизмами, разумеется.

(4) Посылаю тебе также небольшую бандероль с моими собственными сочинениями.

(5) Относительно твоей книги. Было бы, пожалуй, разумнее издать ее с несколькими прежде неопубликованными главами и объявить об этом на обложке читателю. Известно, что люди имеют обыкновение не покупать книг, отрывки из которых печатались в журналах. Пусть анонс напишут в "Харперс", а еще лучше, если его сочинишь ты сам; объясни, что в книгу вошли новые главы о политике, которых в "Нью-Йоркере" не было. Новые главы помогут завоевать читателя.

(6) Очень тебе сочувствую - тебе здорово досталось. Я тоже до сих пор не вылечился - что-то с голосовыми связками: Божья кара за то, что говорю слишком много и слишком громко. Кроме того, по мнению врача, мне обязательно надо похудеть на пятнадцать фунтов. Вот и приходится жить в беспросветном мире ингаляций и спреев, декстрозы и таблеток сахарина; я обречен говорить шепотом и держать в ванной весы.

(7) Про английских прозаиков. На мой вкус, два, безусловно, величайших писателя (за вычетом Джойса, поскольку он ирландец) - это Диккенс и Джейн Остин. Попробуй перечитать, если ты этого еще не сделал, зрелого Диккенса - "Холодный дом" или "Крошку Доррит". Джейн же Остин читать стоит все подряд - замечательны даже ее ранние, незаконченные вещи.

(8) Очень может быть, мы все же окажемся в ваших краях, когда Генри{222} закончит школу. Тогда наконец и повидаемся. Сколько еще времени вы пробудете на Итаке?

Привет Вере.

ЭУ.

__________________________

28 апреля 1950

Дорогой Кролик,

огромное спасибо за книгу - читаю с удовольствием. Она ужасно хороша- местами. Возникает ощущение, что писал ее littérateur[170] в тиши кабинета. Все же грубо-кровавые сцены убоги и искусственны и отдают Раскольниковым. Процесс над Нотр-Дам-де-Флёром - это просто очень посредственная littérature.[171] Жалко, что автор не ограничился описанием нравов tantes[172] - эта часть выше всяких похвал. Не могу взять в толк, зачем было называть книгу именем самого неудачного и наименее убедительного персонажа. Pièce de résistance[173] - это, конечно, Дивин: он-она написан(а) превосходно. Еще кое-что. Мне понравились замеры пениса, подаренного любовникам. Если вдуматься, такой же описательный метод был применен мною в отношении моих бабочек. И еще: описание совокуплений, когда с ними свыкаешься, в целом довольно традиционно, в том смысле, в каком традиционна порнографическая литература XVIII века с ее бесцветными "assauts", "ébats",[174] подсчетом оргазмов и пр. Искусственность этих описаний тем более бросается в глаза, что могучее здоровье этих людей вызывает подозрение (тем более что некоторые из них гетеросексуальны), и, право же, французы ведь принимают ванну - во всяком случае иногда. Я был несколько разочарован полным отсутствием среди героев девиц. Единственная jeune putain[175] была втиснута между мальчиками, целовавшими, как полные идиоты, друг друга.

Посылаю тебе свои заметки об английском стихосложении, которыми я пользовался на одном из занятий. Вникни в них.

Привет.

В.

__________________________

5 мая 1950

Дорогой Кролик,

<…> насколько мне известно, правильное прочтение [в "Медном всаднике". - А. Л.] - в Коломне. Академическом Пушкине.

Да, я заметил, что ты говоришь про старого доброго Жана [Женé. - А. Л.]. (Кстати, прислать тебе книгу в Уэллфлит?) Единственное известное мне значение soudre - это gush.[176] И он, и я читали Рембо-Жироду-Пруста и т. д.

Твоя идея насчет неопубликованных глав мне по душе. Насколько я могу судить, ты не из тех читателей, кого я смог бы "завоевать".

Спасибо за предложения по моему курсу европейской словесности. Джейн [Остин. - А. Л.] мне не нравится, и вообще, к женской прозе я отношусь с недоверием. Писательницы принадлежат к другой литературной категории. Роман "Гордость и предубеждение" никогда не вызывал у меня теплых чувств. А вот совет включить в курс Диккенса du bon.[177] Перечитаю обе книги. Мой отец был большим любителем Диккенса; одно время он читал нам, детям, вслух отрывки из его романов - по-английски, естественно.

Мне пришлось оторваться от этого письма и, прежде чем сесть за него снова, я погрузился в "Холодный дом", который покамест превосходен. Вместо Джейн О. возьму Стивенсона.

Надеюсь, ты обрел свой добрый старый голос (хочется услышать его вновь; мы пробудем здесь до конца мая, а потом, может быть, съездим на неделю-другую в Бостон - тамошний зубной врач должен вырвать мне оставшиеся зубы). Наши планы на лето туманны. Возможно, в конце июня мы отправимся на запад. Когда у Генри церемония по случаю окончания школы? Вы собираетесь приехать до нее или после?

Очень благодарен тебе за "Furioso" (хорошо, однако, не всё стихотворение: рифма-собака ведет поэта-слепца), за книгу рассказов (мне понравился "Галахад",{223} но что именно se passa entre eux[178] в сексуальной сцене, я понял не вполне) и за пьесу. Диалог в ней - высший класс, есть и несколько очень забавных мест (мне понравились Петриты). В метаморфозах Садовника есть что-то "сириническое"{224} [От Сирин. - А. Л.].

Елене и тебе мы с Верой шлем поклон.

В.

[На полях рукой Веры Набоковой]

А теперь прочту пьесу я. Пока же огромное спасибо за милое dédicace.[179]

__________________________

Уэллфлит, Кейп-Код

Массачусетс

9 мая 1950

Дорогой Володя.

(1) Вот еще одна проблема. У Чехова читаю: В открытую дверь было видно и улицу, тихую, пустынную, и самую луну, которая плыла по небу.были видны и улица… и луна. В любом другом языке, из мне известных, "луна" и "улица" были бы подлежащими, здесь же они, судя по всему, дополнения, что лишено логики. Подобная пассивная конструкция в русском языке встречается довольно редко, не так ли?

(2) Насчет Жене. Жестокосердный парень, который убивает, предает и до самого конца ни в чем не раскаивается, такой, как Нотр-Дам-де-Флёр, - это его идеал, он присутствует во всех его книгах, которые мне приходилось читать. Что касается порнографических сцен, то я с тобой соглашусь, но ведь это своего рода эротические фантазии, более или менее оторванные от реальности, такие фантазии возникают у людей за решеткой (как у маркиза де Сада в Бастилии). Подобные фантазии правомерны только потому, что посещают они не вымышленных персонажей автора, а сидящего в тюрьме Жене, который пытается запечатлеть в романе себя самого. Все мужчины в книге грезят наяву; даже Дивин, который несколько более убедителен, чем остальные, - в чем-то фантазер. Жизнь Жене в том виде, как он описывает ее в своих воспоминаниях, - "Дневнике вора", вне всяких сомнений, была очень нелегкой. Насколько мне известно, он отбывал пожизненное заключение, когда Сартр и Кокто вызволили его из тюрьмы. Меня очень позабавило его замечание, которое он, говорят, отпустил в адрес Жида: "Il est d'une immoralité douteuse".[180] Пожалуйста, пошли книгу в Уэллфлит.

(3) Я изучаю черновики "Госпожи Бовари", изданные в прошлом году, и совершенно потрясен и даже немного удивлен тем, как работал Флобер. Самые великолепные места в окончательном варианте - здесь, в черновиках, подчас совершенно невыразительны и даже довольно корявы. Поражаешься, когда видишь, сколь велика дистанция в сцене, где Шарль Бовари, еще мальчиком, с тоской взирает из окна на Руан; сколь велика разница между: "Sous lui, en bas, la rivière qui fait de ce quartier de Rouen comme une Venise de bas étage, coulait safran ou indigo, sous les petits ponts qui la couvrent"[181] и "La rivière, qui fait de ce quartier de Rouen comme une ignoble petite Venise, coulait en bas, sous lui, jaune, violette ou bleue entre ses ponts et ses grilles".[182] Такое впечатление, будто Флобер сначала собирает материал, а затем, в определенный момент, включает музыку и магию. Мне это особенно интересно, ибо таков - до известной степени - и мой метод. Ты же, насколько я могу судить, имеешь обыкновение начинать с самих слов.

"Мэнсфилд-парк". Ее величие в том, что к своему творчеству она относится, как мужчина, то есть как художник, и совершенно не так, как типичная романистка, из тех, что наводняют романы своими женскими грезами. Джейн Остин оценивает своих героев совершенно непредвзято. Каждая ее книга - исследование разного типа женщин, которых она видит вокруг. Джейн Остин стремится не к тому, чтобы выразить свои чаяния, а чтобы создать объективную картину, которая сохранится в веках. Она, на мой взгляд, входит в шестерку величайших английских писателей (вместе с Шекспиром, Мильтоном, Свифтом, Китсом и Диккенсом). Стивенсон же - писатель довольно посредственный. Не пойму, почему ты им восхищаешься, - впрочем, несколько совсем неплохих рассказов у него на счету имеется. Пару лет назад я пытался читать Генри и Руэлу{226} "Новые арабские ночи" - одну из немногих книг Стивенсона, которая мне нравится, но мальчики не проявили к ней ни малейшего интереса. К своему удивлению я обнаружил, что в этих рассказах почти отсутствует описательность, герои же еще менее реальны, чем сказочные. "Шерлок Холмс", которого мы прочли только что и который многое почерпнул из "Новых арабских ночей", - произведение, по сравнению с книгой Стивенсона, куда более значительное. "Остров сокровищ" мне не нравился, даже когда я был ребенком.

(5) Ты, как всегда, напустился на английское стихосложение, но спорить на эту тему мне надоело.

(6) Не понимаю, что ты имеешь в виду, когда пишешь, что я не из тех читателей, кого ты смог бы завоевать. <…>

(9) Церемония вручения дипломов состоится у Генри 16 июня. Мы выезжаем неделей раньше. Если будете в это время в Бостоне, мы могли бы там задержаться и с вами встретиться. Было бы чудесно. Держи меня в курсе.

(10) Последнее время мне приходилось нелегко: одну неделю я провожу в Нью-Джерси, другую - здесь. Слегла моя мать, да и у меня нелады с голосовыми связками. На прошлой неделе мне сделали небольшую операцию, и, хочется надеяться, проблема голосовых связок будет решена раз и навсегда. Единственный плюс наших с тобой недавних недугов в том, что захворали мы одновременно и получили возможность возобновить нашу литературную переписку.

ЭУ.

__________________________

15 мая 1950

Дорогой Кролик,

<…> дочитал до середины "Холодный дом". Читаю медленно - делаю пометки для обсуждения романа на занятиях. Отличная вещь. Кажется, я говорил тебе, что мой отец прочел Диккенса от корки до корки. Быть может, именно оттого, что в возрасте двенадцати-тринадцати лет я слушал, как отец читает мне вслух (разумеется, по-английски) "Большие надежды", я в дальнейшем, не сумев преодолеть психологическую преграду, больше Диккенса не перечитывал. Достал "Мэнсфилд-парк" и, думаю, использую его в своем курсе. Благодарен тебе за эти необычайно дельные советы. К Стивенсону у тебя неверный подход. Разумеется, "Остров сокровищ" - вещь не из лучших. Зато "Джекил и Хайд", единственный настоящий шедевр, который он написал, - повесть первоклассная, и на все времена. <…>

доктор Фавр), затем, беззубый, тащусь обратно в Итаку проверять экзаменационные работы и 6-го или 7-го возвращаюсь с Верой в Бостон на машине вставлять челюсть; в Бостоне мы остаемся до 11-го и, забрав Дмитрия в Нью-Гэмпшире 12-го, отправляемся домой в Итаку через Олбани, неподалеку откуда, в местечке под названием Карнер, в сосняке, в зарослях люпина, водится маленькая синяя бабочка, которую я описал и назвал. Сможешь ли ты вписаться в эту схему?

Было видно следует в данном случае понимать как было видно следующее - имеется в виду своего рода собирательное субстантивированное прилагательное; так сказать, среднего рода. Но, как я говорю своим студентам-любимчикам, вопрос ты задал "хороший".

Дамы с собачкой по-английски; я перевожу им с русского и наслаждаюсь блестящими мелочами, к которым мои студенты совершенно невосприимчивы.

Может статься, всеми своими бостонскими делами мне придется заняться после 12-го. Вести нашу с тобой переписку - все равно что вести дневник; ты понимаешь, что я имею в виду, но, пожалуйста,

В.

__________________________

Уэллфлит, Кейп-Код

Массачусетс

3 июня 1950

<…>

(2) Что до улицы и луны, которые Чехов в порыве мазохизма, столь свойственного русской литературе, превратил в жертвы глагола, вместо того чтобы сделать их, как следовало бы, его властителями, - ты дал мне два внятных объяснения, ни одно из которых ситуацию не проясняет. Дело же все в том, что это очередной пример одного из нелепых отклонений от нормы, которыми так богата русская грамматика. Когда наши просвещенные проконсулы придут на помощь этой несчастной стране, предлагаю себя на должность Секретаря колониальной культуры, дабы устранить подобные нелепости, объявив их незаконными и наказывая за них тюремным заключением.

(3) Относительно "Доктора Джекила и мистера Хайда". Я попробовал прочесть Руэлу и эту повесть, но и она не показалась мне верхом совершенства. Хотя "Джекил", несомненно, выше уровнем [ "Острова сокровищ". - А. Л.], мне эта повесть нравится меньше, чем "Уильям Уилсон" По, у которого Стивенсон, думаю, ее позаимствовал. Если уж на то пошло, я предпочитаю "Дориана Грея". Не понимаю, чем "Джекил" хорош. Люди иногда испытывают интерес к второстепенным иностранным авторам, которые для них значат совсем не то, что для соотечественников этих авторов. Не могу постичь, почему ты восхищаешься "Джекилом" и не любишь Черного монаха и Вия, Дама с собачкой, на мой вкус, перехвалена. Думаю, своей популярностью рассказ (в Советском Союзе недавно вышло подарочное иллюстрированное издание) обязан тому, что это единственный из поздних рассказов Чехова о любви, которая не вызывает одних только горьких чувств, не погрязает в пошлости. Архиерей, которого я прочел только что, - шедевр.

в Сент-Пол, Розалинда, Руэл и я - в Утику, а оттуда - в Талкотвилл и все, скорее всего, возвращаются обратно в воскресенье. С вами же рады будем встретиться в любое время. Желаю удачи у зубного.

ЭУ.

__________________________

27 августа 1950

Дорогой Кролик,

слышал от кембриджских друзей, что твоя пьеса [ "Синий огонечек". ] прошла превосходно. Вещь прелестная и вполне заслуживает оглушительных рукоплесканий (oglushitelnyh rukopleskanij - последний раз грешу транслитерацией).

После нескольких фальстартов мы в Кейп-Код так и не выбрались. Cela devient comique.[183]

А. Л.] университете и стал еще выше ростом, чем был: сейчас в нем 6 футов 5 дюймов. В теннис мы играем каждое утро, и оба в великолепной форме.

Пишу на бегу, т. к. чудовищно занят: держу корректуру "Убедительного доказательства" (отдельные главы ты видел в "Нью-Йоркере"), проверяю французский перевод (который сделала секретарша Жида) "Себастьяна Найта" и исправляю для своего (надвигающегося) курса негодный перевод "Госпожи Бовари", вышедший по-английски в издательстве Рейнхарта.

С любовью

В.

__________________________

8 сентября 1950

Дорогой Володя,

жаль, что вы до нас так и не добрались. Теперь, боюсь, уже нет надежды, что вам удастся выбраться.

Несколько нью-йоркских режиссеров, в том числе и Театральная гильдия, предложили мне поставить "Синий огонечек" - поэтому (если только русские не сбросят на нас бомбу) пьеса обязательно пойдет зимой. Мне немного не повезло с маленькой англичаночкой{227} в роли моей циничной героини (хотя она и способная, мастеровитая актриса, но умом не блещет). На репетиции англичанка могла вдруг прервать монолог, который, по ее мнению, оскорбляет христианскую веру, и сказать: "Эти слова мне не по душе. Если честно, это, по-моему, дурной вкус". Она наотрез отказалась произносить антианглийскую, якобы, реплику, где что-то говорилось о движении за освобождение Греции, которое "было подавлено британцами с помощью американских танков", хотя это исторический факт. Во время последнего спектакля две сидевшие в зале католички вышли из театра, направились прямиком в кассу и, сославшись на то, что пьеса наносит оскорбление их вере, потребовали назад деньги. Собираемся впредь устроить складчину на тот случай, если подобные истории возникнут в Нью-Йорке.

Кстати, я только что беседовал с отцом Джеффри Хеллмана,{228} он много лет назад приобрел неизданные бумаги и письма Стивенсона. В них содержится множество сенсационных вещей. На основании этих документов он написал книгу, которую собирается мне прислать, и, если тебе интересно, я ее тебе переправлю. Тебе известно, к примеру, что жена Стивенсона, настоящая фурия, перлюстрировала его рукописи и вместе с некоторыми его друзьями после его смерти создала миф о его мягкотелости и сентиментальности? Судя по книге Хеллмана, "Доктор Джекил" задумывался не как моральная притча, а как нечто более беспристрастное; поначалу мистер Хайд изображался с большим сочувствием. Хеллман пишет, что Стивенсон стыдился этого произведения - в его окончательном виде.

Генри сегодня отправился в Кембридж - будет учиться в МТИ [Массачусетсом технологическом институте. - А. Л.]. Руэл на следующей неделе идет в школу. Елена измучилась от летней суматохи. На следующие выходные собираемся в Нью-Йорк. Ты там случайно не окажешься?

Тебе не попадался перевод "Госпожи Бовари", выполненный дочерью Карла Маркса, - первый на английском языке? Если интересно, у меня есть лишний экземпляр.

ЭУ.

__________________________

802 Е. Сенека-стрит

Итака

18 ноября 1950

Дорогой Эдмунд,

"лучше поздно, чем никогда, сказала женщина, опоздавшая на поезд" (старый русский анекдот - "с бородой"). В ней много превосходных вещей, особенно хороши издевательства и шутки. Как и большинству хороших критиков, боевой клич тебе удается лучше, чем песнопение. Настанет день, когда ты вспомнишь с изумлением и жалостью свою слабость к Фолкнеру (и к Элиоту, и к Генри Джеймсу). В твоей статье о Гоголе и обо мне содержатся вещи (добавленные? измененные?), которых я, если мне не изменяет память, в первом варианте не видел. Последняя строчка вызывает у меня протест.{230} С избитым английским языком Конрад справляется лучше меня, зато я лучше знаю другой английский. Конрад никогда не опускается до моих промахов, но штурмовать мои словесные высоты ему не под силу.

Хочу включить в свой отчет за первую половину семестра те две книги, которые ты мне посоветовал для моего курса. Велел студентам прочесть произведения, упоминавшиеся героями "Мэнсфилд-парка": первые две песни из "Песен последнего менестреля", "Урок" Каупера, монологи из "Короля Генриха VIII", "Час расставания" Крэбба, отрывки из журнала Джонсона "Рассеянный", вступление Брауна к "Трубке с табаком" (подражание Поупу), "Сентиментальное путешествие" Стерна ("ворота без ключа" и скворец) и, конечно же, "Обеты влюбленных" [пьеса А. Коцебу "Дитя любви". - А. Л.] в неподражаемом переводе миссис Инчболд (смешней некуда). Обсуждая со студентами "Холодный дом", я совершенно пренебрегал всеми социальными и историческими аллюзиями, зато выявил целый ряд поразительных тематических рядов (тема тумана, тема птиц и т. д.) и три основных структурных стержня: тема "преступление - тайна" (самая слабая), тема "ребенок - нищета" и тема "судебный процесс - суд лорда-канцлера" (самая лучшая). По-моему, мне было интереснее, чем моим ученикам.

Весьма вероятно, что в Нью-Йорке я окажусь в начале следующего года. Очень хочу тебя повидать. Вера и я шлем Елене и тебе нежный привет.

В.

Примечания 

[164] Злосчастными, мрачными, пагубными (франц.).

"Богоматерь цветов"… "Дневник вора" (франц.). В русском переводе (Е. Гришина, С. Табашкин) роман называется "Богоматерь цветов" (Жан Жене. Богоматерь цветов. - М.: Эргон, Азазель, 1993), имя же главного героя в тексте не переводится, а транслитерируется: Нотр-Дам-де-Флёр.

[166] Который… какой (англ.).

(франц.).

[168] Замысленный, подстроенный (франц.).

[169] Пережитой загнанный (англ.).

[170] Литератор (франц.).

(франц.).

[172] Тетушек (франц.).

[173] Несомненная удача

[174] "Приступами", "увеселениями" (франц.).

[175] Юная шлюха (франц.).

… извергать (франц., англ.).

[177] Здесь: хорош (франц.).

[178] Произошло между ними

[179] Посвящение (франц.).

[180] "Он человек сомнительной безнравственности" (франц.).

"Под ним, внизу, река цвета шафрана и индиго, которая превращает этот квартал Руана в нечто вроде непритязательной Венеции, текла под маленькими, накрывающими ее мостами" (франц.).

[182] "Под ним, между мостами, между решетчатыми оградами набережных, текла превращавшая эту часть Руана в маленькую неприглядную Венецию то желтая, то лиловая, то голубая река" (франц.). Перевод Н. Любимова. 

(франц.). 

{216} В тот вечер было столько неприятных сцен… - Об одной из подобных сцен, разыгравшихся на вечере в честь двадцатипятилетия "Нью-Йоркера", Уилсон рассказал в письме Мортону Зейбелю от 28 апреля 1950 г.: "…вечер был самой настоящей катастрофой, так что кто-то предложил "Нью-Йоркеру" описать его в стиле "Хиросимы" Херси. <…> Владимир Набоков, который по случаю прибыл из Корнелла, узнав, что здесь присутствует Стенли Эдгар Хайман, подошел к нему и спросил, что он имел в виду, назвав его отца "царским либералом". Хайман, вероятно, испугался, что Набоков прибегнет к рукоприкладству, и пролепетал: "О, я считаю вас великим писателем! Я восхищаюсь вашими произведениями!" Набоков вернулся с острой невралгией и долгое время провел в больнице" (Е. Wilson. Letters on Literature and Politics, 1912–1972. - N. Y.: Farrar, Straus and Giroux, 1977, p. 482).

Херси Джон (1914–1993) - американский писатель и журналист. Его документальный репортаж о первой атомной бомбардировке, впервые опубликованный в журнале "Нью-Йоркер" в 1945 г. и вскоре вышедший отдельным изданием ("Хиросима", 1946), вызвал большой резонанс в Америке.

{218} Пишу последнюю (16-ю) главу книги. - "От третьего лица", которая, по замыслу Набокова, должна была представлять собой авторецензию, раскрывавшую основной композиционный принцип будущей книги. (Нечто похожее уже делалось Набоковым в его русских романах, например, в "Даре", содержащем критические разборы произведений Годунова-Чердынцева.) По ходу дела глава приобрела пародийный оттенок: высмеивая распространенный в американской периодике жанр "двойных" рецензий (и выдумав для этой цели некую "мисс Браун", автора сентиментальных мемуаров "Когда сирень не вянет"), Набоков наградил собственную книгу неумеренно-щедрыми комплиментами, словно вознамерившись перещеголять нарциссические самовосхваления безумного Германа Карловича, главного героя "Отчаяния". Закончив авторецензию 14 мая 1950 г., Набоков понял, что она не вписывается в структуру книги и не соответствует общей элегической тональности. Выпав из состава набоковской автобиографии, глава была опубликована уже после смерти писателя (New Yorker, 1998, December 28 - 1999, January 4, pp. 124, 126–130, 132–133; рус. перев. см.: Набоков о Набокове. С. 493–513).

…глава, довольно замысловатая, о детстве моего сына… - Очерк "Сады и парки" (New Yorker, 1950, June 17), ставший четырнадцатой главой "Других берегов" (и, соответственно, пятнадцатой главой англоязычной версии набоковских мемуаров). 

{220} …глава напечатана в "Партизан"… "Изгнание" (Partisan Review. 1951. January-February), четырнадцатая глава "Убедительного доказательства" (и, соответственно, тринадцатая глава "Других берегов").

{221} …стих про "пифку-пафку"… - Речь идет о шуточном стихотворении Уилсона "Столпотворение на парковке" (The Mass in the Parking Lot// Furioso, 1949, vol. 4, № 3), в частности, о следующих строчках:

With a rumble-de bum and a pifka-pafka
 

{222} Генри - Генри Герман Мамм Торнтон (р. 1932) - приемный сын Э. Уилсона (сын Елены Торнтон от первого брака).

{223} "Галахад" "Американский караван" (The American Caravan: A Yearbook of American Literature. - N. Y.: Literary Guild of America, 1927).

{224} В метаморфозах Садовника есть что-то "сириническое". - В конце уилсоновской пьесы "Синий огонечек" один из персонажей, таинственный Садовник, оказывается Агасфером, то есть Вечным Жидом, что не могло не напомнить Набокову о его драматическом монологе "Агасфер", опубликованном под псевдонимом В. Сирин в берлинской газете "Руль" 2 декабря 1923 г.

{225} "В открытую дверь было видно и улицу, тихую, пустынную, и самую луну, которая плыла по небу". - Цитата из шестой главы повести А. П. Чехова "Мужики".

Руэл (р. 1938) - сын Эдмунда Уилсона и Мэри Маккарти.

{227} англичанка - англо-американская актриса Джессика Тэнди (1909–1994).

…беседовал с отцом Джеффри Хеллмана… - То есть с американским критиком, коллекционером и букинистом Джорджем Сидни Хеллманом (1878–1958), среди прочего автором книги "Подлинный Стивенсон" (True Stevenson. A Study in Clarification. - Boston: Little Brown, 1925).

{229} …выдалась минута поблагодарить тебя за твою книгу… "Классики и реклама. Литературная хроника сороковых" (Classics and Commercials. A Literary Chronicle of the Forties. - N. Y.: Farrar, Straus and C°., 1950).

{230} Последняя строчка вызывает у меня протест. - В книжный вариант рецензии на "Николая Гоголя", получившей заглавие "Владимир Набоков о Гоголе", была добавлена фраза, в которой Набоков сравнивался с английским писателем польского происхождения Джозефом Конрадом (1857–1924). "Лестное" для Набокова сравнение с Конрадом вскоре перекочевало и в статьи других англоязычных критиков, что вызывало вполне обоснованные возражения у жертвы легковесных компаративистских сличений: "Меня слегка раздражают сравнения с Конрадом. Не то чтобы я был недоволен в литературном плане, я не это имею в виду. Суть в том, что Конрад никогда не был польским писателем. Он сразу стал английским писателем" (Н. Breit. Talk With Mr. Nabokov // New York Times Book Review. 1951. July 1, p. 17). В многочисленных интервью "швейцарского периода" Набоков периодически весьма неприязненно отзывался о Джозефе Конраде: "…не выношу стиль Конрада, напоминающий сувенирную лавку с кораблями в бутылках, бусами из ракушек и всякими романтическими атрибутами" (из интервью журналу "Плейбой"; цит. по: Набоков о Набокове. С. 154); "…мое отличие от Джозефа Конрадикально. Во-первых, он не писал на своем родном языке, прежде чем стать английским писателем, и, во-вторых, сегодня я уже не переношу его полированные клише и примитивные конфликты". (Из телеинтервью Р. Хьюзу; Цит. по: Набоков о Набокове. С. 171); "…я не люблю его книги, они мне ничего не говорят. Когда я был ребенком, я читал их, потому что это книги для детей. Они полны клише и неуемной романтики…" (Беседа Владимира Набокова с Пьером Домергом // Звезда, 1996, № 11, с. 62).

Раздел сайта: