1952
623 Хайленд-роуд
Итака
16 января 1952
Дорогой Кролик,
тысячу лет ничего от тебя не получал. Мне следует, полагаю, поблагодарить тебя за те, полагаю, теплые слова, которые ты, полагаю, произнес, когда отвечал на вопросы обо мне, которые, полагаю, задавались в фонде Гуггенхайма. Я и в самом деле с большим удовольствием займусь переводом "Е. О." ["Евгения Онегина". - А. Л.] на английский язык со всеми причитающимися ухищрениями и тысячами примечаний. Кстати, ты исправил злосчастное описание дуэли в своей книге (второе издание уже было?)? Пожалуйста, сделай это - если еще не сделал.
В добром ли ты здравии? Дома все благополучно? Мы с Верой рассчитываем в этом году видеться с вами чаще. <…>
Первый семестр Дмитрия в Гарварде начался бурно, и мы не без интереса ожидаем результатов экзаменов. Был в Нью-Йорке, остановился у Гринбергов. Роман, по-моему, выглядит лучше. Он перевел на русский язык главу "Exile"[194] из "Убедительного доказательства", но сейчас я со страхом и отчаянием вижу, что труд его пропал даром. По-русски мой текст выглядит ужасно резким и издан быть не может, пока те, о ком я пишу сквозь свою американскую завесу (которую перевод, разумеется, срывает), еще живы.
Несколько месяцев назад Алданов (в таких делах он ведет себя безукоризненно) надоумил меня обратиться в фонд Форда в связи с публикацией моего большого русского романа "Дар" (в книжном издании роман до сих пор еще не выходил), и, к моему изумлению, фонд приобрел на эту книгу права.
Как обычно, я чертовски занят, но в Кембридже, надеюсь, у меня выдастся время для некоторых приятных трудов, в частности, для романа (по-английски), который я пальпирую в уме уже второй год.
Напиши же мне хоть несколько слов.
Вера и я шлем Елене и тебе наши наилучшие пожелания и приветы.
В.
__________________________
Уэллфлит, Кейп-Код
Массачусетс
18 января 1952
Дорогой Володя,
я от всей души рекомендовал тебя Гуггенхайму, но лучше было бы предложить им что-нибудь другое: жаль, по-моему, тратить столько времени на "Онегина", тебе ведь надо писать собственные книги.
Описание дуэли в английском издании "Трех мыслителей", которое вот-вот выйдет, я исправил, тем не менее совершенно ясно, что, по мысли Пушкина, Онегин воспользовался рассеянностью Ленского.
вроде литературных мемуаров. Завтра собираемся в Бостон в отпуск, который по той или иной причине все время откладывался. В конце месяца рассчитываем попасть в Нью-Йорк, где пробудем февраль и март. Мы очень рады, что вы переезжаете в Кембридж, обязательно там увидимся.
Теперь, после смерти Росса, никто не знает, что будет с "Нью-Йоркером". Боюсь, как бы журнал вместо того, чтобы начать новую жизнь, не рухнул окончательно.
Что ты думаешь о Колетт?{237} Я читаю ее впервые, и нравится она мне не слишком, а книги о Шери и вовсе вызывают отвращение. Я не излагал тебе свою теорию о роли решительного шага и пристального взгляда в русской литературе? Если нет, как-нибудь изложу.
Хотелось бы почитать рецензию Гарольда Николсона{238} на твою книгу. Ты, думаю, видел еще одну в "Нью-Йоркере".{239}
Всегда твой
ЭУ.
__________________________
24 января 1952
Дорогой Кролик,
спасибо за рекомендацию. "Е. О." не займет у меня слишком много времени, и можно будет с легкостью сочетать перевод с другими литературными удовольствиями. Но преподавать мне надоело, надоело, надоело. До отъезда в Кембридж предстоит прочесть сто пятьдесят экзаменационных работ.
Не пропусти мой рассказ "Ланс" в одном из ближайших номеров "Нью-Йоркера". А в рассказе не пропусти место, где упоминаетесь ты и Елена.{240} В текст рассказа это упоминание внесено ради блеска муарового шелка, каковой эффект является истинным признаком гениальности, спаржей искусства, если ты понимаешь, что я имею в виду. Кэтрин Уайт, по причинам, которые будут тебе понятны, смутно догадалась, о ком идет речь, и высказалась против этой ссылки, но я не поддался. В этот маленький рассказ я вложил столько нервной энергии, что она эквивалентна полудюжине далеких раскатов грома.
Ты спрашиваешь меня, что я думаю о Колетт. C'est pour les gosses.[195] Второразрядная литература, из тех, что читают на пляже. Не о чем говорить.
Зато пристальный взгляд вызывает у меня пристальный же интерес. У тебя и в самом деле есть какие-то соображения на этот счет? Хочется узнать о них поподробнее.
Спасибо за статью Гарольда Николсона. У меня создалось впечатление, что причины его привередливого недовольства следует искать в области политики. Когда-то он был настроен очень просоветски, в былые времена повязывал даже красный галстук, и я слышал, что гувернантка из его "Каких-то людей" - это та самая старуха-англичанка, что одно время служила гувернанткой у моих младших сестер в Петербурге. Должен признаться, книга эта мне тогда очень понравилась, зато поздние его опусы никуда не годятся. Между прочим, - вот он, коронный удар Сирина! - Николсон, смешно сказать, перепутал в своих "Каких-то людях" петербургский музей "Эрмитаж" с московским рестораном "Эрмитаж". <…>
Будь здоров.
В.
__________________________
9 Мейнард-плейс
Кембридж, Масс.
Дорогой Кролик,
хорошо, что предупредил меня, что не будешь участвовать в этой унылой гоголевской истории.{241} Симмонс тоже мне написал, но на его письме стоял адрес Корнелла, и добиралось оно до меня целую неделю; получил я его уже после твоего письма, незадолго до энергичного телефонного звонка "Эрни" (как называет его Гарри),{242} которого мое молчание озадачило. Конечно, ты прав, и "это все пустое" (как заметили Татьяна Ларина и Фанни Прайс).{243} Я сказал ему по заснеженному телефонному проводу, что только в том случае, если они заплатят солидный гонорар, я готов рассмотреть, и т. д.
Ты так и не написал мне, прочитал ли "Ланс". Мне казалось, что я довольно удачно вплел в текст Уайтов и Уилсонов. Так мы поедем в Нью-Йорк встречаться с Шонами? Мне хочется спокойно поговорить с тобой эдак часа четыре с половиной за стаканчиком вина, после чего будем долго, подперев голову локтем, ужинать.
Здесь мы отлично проводим время. Дважды в неделю, стоя над пропастью, в которой сгрудилось не меньше пятисот студентов, мечу громы и молнии в Сервантеса и выкручиваю руки Достоевскому на занятиях по русской литературе.
Страшный опыт весны 1948 года, когда мне пришлось делать анализ мокроты и бронхоскопию, вновь, точно привидение, прокрался в мою жизнь после того, как на самом заурядном рентгеновском снимке у меня обнаружилась "тень за сердцем". Тень эта преследует меня больше десяти лет, и ее природу ни одному врачу по сей день постичь не удалось. "Тень за сердцем" - чем не название старомодного романа!
У нас прелестный, покосившийся от времени дом с массой bibelots и хорошей bibliothèque,[196] этот дом сдала нам прелестная лесбиянка Мей Сартон.
Наши с Верой самые теплые пожелания Елене и тебе.
В.
__________________________
Талкотвилл, Нью-Йорк
26 августа 1952
Дорогой Володя,
Принстон только что получил субсидию от одного из фондов-миллионеров и теперь имеет возможность приглашать оригинально мыслящих лекторов со стороны. Читаешь в общей сложности шесть лекций (или проводишь беседу - на выбор), одну лекцию в неделю, и больше от тебя ничего не требуется. Жить, правда, ты должен в Принстоне весь семестр и посещать, тоже раз в неделю, лекцию своего коллеги, что, по словам Марио Праца, - чистый садомазохизм. После лекции предполагается проводить дискуссии, в ходе которых ты будешь подвергаться нападкам со стороны "новых критиков" и недавно обращенных католиков. За все это ты получишь 5000 долларов. Я порекомендовал им пригласить тебя, Сирила Коннолли и Праза, а также целый ряд других людей; боюсь, однако, что они предпочтут позвать полуакадемических посредственностей, с которыми им проще иметь дело.
чудесно, а вот Елене скучновато. Надеюсь, ты меня навестишь, когда приведем дом в порядок.
Уезжаем мы отсюда в День труда; в сентябре буду в Уэллфлите.
Привет Вере.
ЭУ.
__________________________
Голдвин-смит (Холл)
21 октября 1952
Дорогой Кролик,
Брега Лучезарные.
Благодарен тебе также за трогательную принстонскую рекомендацию. Пока, увы, никакого приглашения не последовало.
Если ты откроешь словарь Вебстера 1949 года издания (а возможно, и издания предыдущих лет), то в рубрике "Биографические имена" прочтешь про своего героя [маркиза де Сада. - А. Л.] следующее: "Сад, де… - французский солдат и извращенец". Вдумайся в эти две профессии в сочетании с "грязным" эпитетом ("французский") и изысканным ритмом всей фразы (амфибрахическим и строгим).
Твой
В.
__________________________
3 ноября 1952
Дорогой Володя,
вебстерское определение Сада привело меня в восторг. Я уже получил с десяток писем от возмущенных садистов - некоторые написаны неразборчиво.
Тебе когда-нибудь приходилось читать Чехова Драма на охоте? Он выходил частями в 1884–1885 годах, но больше никогда не переиздавался. Вещь, по-моему, весьма примечательная, не понимаю, почему вокруг нее так мало шума (был, правда, снят по этому роману голливудский фильм). Обязательно прочти его, если еще не читал. Это третий том нового советского собрания сочинений - есть Драма на охоте
Живем мы здесь припеваючи. О такой работе можно только мечтать. Я уговаривал их пригласить и тебя, и они вроде бы не против, но в их списке больше семидесяти имен; к тому же человек, который за это отвечает (он наполовину бельгиец, наполовину южнокаролинец), крайне рассеян: вечно опаздывает на поезд и теряет ключи. Тебе и он, и его сподручные очень бы полюбились.
Привет Вере.
ЭУ.
Примечания
"Изгнание"
[195] Это для детей (франц.).
[196] Безделушек… библиотекой (франц.).
Колетт Сидони Габриэль (1873–1954) - французская писательница; в 1945 г. была избрана членом Гонкуровской академии, а с 1949 г. стала ее председателем. "Шери" (1920) - один из самых популярных романов Колетт (в 1950-м он был экранизирован в Голливуде).
{238} Николсон –1968) - английский дипломат, публицист, прозаик; входил в кружок блумсберийцев. Набоков высоко оценил его книгу "Какие-то люди" (1926) в письме Уилсону от 7 января 1944 г. (см.: NWL, р. 134), а позже - в беседе со своим первым биографом Эндрю Филдом (A. Field. Nabokov: His Life in Part. - London: Hamish Hamilton, 1977). В ворчливой рецензии на "Память, говори" Николсон сетовал на то, что автор слишком много внимания уделяет мотылькам, бабочкам, разного рода детским впечатлениям и воспоминаниям - в ущерб рассказу о социально-политических реалиях дореволюционной России. В письме от 22 января 1952 г. (NWL, р. 299) Уилсон обратил внимание Набокова на последний абзац николсоновской рецензии: "Г-н Набоков не производит впечатление личности уживчивой. Странно, что человеку с таким безупречным вкусом может быть скучно в Кембридже и так замечательно в Соединенных Штатах" (Н. Nicolson. Dead Butterflies // Observer, 1951, November 4, p. 4).
{239} …еще одну в "Нью-Йоркере". - Речь идет о крохотной заметке в разделе "Коротко о книгах", сообщавшей о выходе "Убедительного доказательства" (New Yorker, 1951, vol. XXVIII, February 17, p. 115).
{240} …место, где упоминаетесь ты и Елена. - Вероятно, имеется в виду фраза, завершающая первую главку рассказа "Ланс": "Мы все здесь друзья - Брауны, Бэнсоны, Байты и Вильсоны" (перевод С. Ильина).
{241} …предупредил меня, что не будешь участвовать в этой унылой гоголевской истории. - То есть в симпозиуме, приуроченном к столетию со дня смерти Н. В. Гоголя, который должен был пройти 6 марта 1952 г. при Колумбийском университете.
Гарри - то есть Гарри Левин (1912–1994), американский литературовед и критик, преподаватель, а затем и профессор Гарвардского университета, приятель В. Набокова.
{243} …"это все пустое" (как заметили Татьяна Ларина и Фанни Прайс). - В комментарии к "Евгению Онегину" Набоков, разбирая письмо Татьяны, указывал на сходство выражений "это все пустое" и "tis nonsense all", которое Джейн Остин вложила в уста Фанни Прайс ("Мэнсфилд-парк", ч. III, гл. 13).