ГЛАВА ТРЕТЬЯ
[39]
[Третья (1)]
Флоре было четырнадцать лет невступно, когда она лишилась девственности со сверстником, смазливым мальчишкой, подававшим мячи на Карлтоновых кортах в Каннах. Три-четыре полуразрушенные крылечные ступеньки (все, что уцелело от вычурного публичного сортира или какого-то древнего фронтона), заросшие мятой и колокольчиками среди можжевеловых кустов, служили скорее местом исполнения взятой ею на себя обязанности, чем мимоходным удовольствием, которому она обучалась. С безмолвным интересом наблюдала она за тем, с каким трудом Жюль напяливает отроческого размера чехольчик на свой
[40]
[Третья (2)]
необычайной толщины снаряд, который при полном распрямлении отводил плешь несколько вбок, точно опасаясь пощечины наотмашь в самую решительную минуту. Флора позволяла Жюлю делать что хочет, только не целовать в губы, и они не произносили ни слова, разве что когда уговаривались о следующем свидании.
Как-то вечером, после долгого турнира, в течение которого бедняга весь день подбирал и бросал мячи и, пригибаясь, перебегал через корт в перерывах между сериями обменов ударами и от него больше обычного несло потом, он сослался на крайнее свое утомление и
[41]
[Третья (3)]
предложил кинематограф вместо любодеяния; после чего она ушла сквозь заросли вереска и Жюля больше не видала - если не считать уроков тенниса, которые брала у грузного старого баска в белых панталонах трубками, который перед первой мировой войной тренировал игроков в Одессе и еще не утратил своего непринужденного, изящного стиля.
По возвращении в Париж Флора нашла себе других любовников. В обществе одаренного юнца из школы Ланской и
[42]
[Третья (4)]
еще одной охотно присоединившейся, более или менее взаимозаменяемой пары она ездила на велосипеде через лес Голубого Источника[18] в один романтический приют, где единственными приметами более раннего периода литературы были блестевший осколок стекла да лежащий во мху платок с кружевной каемкой[19].
Сверчки шалели от безоблачного сентября. Девочки сравнивали калибры своих спутников. Обмен мнениями сопровождался хихиканьями и возгласами удивления. Играли в жмурки нагишом. Иногда бдительный полицейский стряхивал с дерева подглядатая.
Это двадцатипятилетняя Флора -
[43]
[Третья (5)]
синеокая, с близко посаженными глазами, с жестоким ртом[20] - вспоминает обрывки своего прошлого, с утраченными или не в том порядке собранными деталями, с "метлой" промеж "дельты" и "дятла"[21], на потускневших от пыли полках, это она самая. Все в ней неизбежно должно оставаться расплывчатым, даже самое имя ее, которое как будто для того и выдумано, чтобы баснословно удачливый художник мог из него вывести другое. Она ничего не смыслила ни в искусстве, ни в любви,
[44]
[Третья (6)]
ни в различии между сном и явью, но метнулась бы на вас плоскоголовой синей рептилией, если б вы усумнились в том, что она разбирается в сновидениях.
[45]
[Третья (7)]
Вместе с матерью и г-ном Эспеншаде[Это имя составлено из двух частей: первая, "осина", по-немецки, вторая - или немецкий же "изъян" (но с изъяном: для недостает буквы, что, впрочем, случается при американизации фамилий), или "тень" по-английски. Учитывая, что Фрейд появляется в следующем же предложении, это "дрожащее" дерево может быть помянуто впопад (на нем, по преданию, повесился Иуда). ] она вернулась в массачусеттскии город Саттон, где родилась и где теперь училась в колледже […] Одиннадцати лет она прочитала A quoi rêvent les еnfants[22] некоего Фрейда, душевнобольного доктора. Выдержки из этой книжки выходили в серии Сен-Леже д'Экзюперс под названием Les grands représentants de notre époque
Колледж Саттон
[46]
[Экс[позиция?] 0]
Одна миленькая японка, которая слушала русские и французские курсы потому, что ее отчим был наполовину француз, наполовину русский, научила Флору покрывать левую руку вплоть до лучевой артерии (одно из нежнейших и обольстительнейших ее местечек) мельчайшими письменами так называемого "волшебного" шрифта, со сведениями об именах, датах и понятиях. Французским обе плутовки владели лучше русского, но зато возможные русские вопросы можно
[47]
[Экс (1)]
говоря о температуре своих рук, доктор И. И-ча перед тем как приступить к [] больного[24]? - вот каковых познаний требовал профессор русской словесности (неухоженного вида человек, которому его предмет наскучил до смерти). Что же касается дамы, преподававшей французскую литературу, то ей довольно было знания имен современных французских писателей, список которых вызывал гораздо более ощутимую щекотку на Флориной ладони. Особенно запомнилась горстка взаимосцепленных
[48]
[Экс (2) Современные французские писатели]
имен, поместившаяся на мякоти большого пальца: Мальро, Мишима, Мишо, Монтерлан, Мориак, Моруа, и Моран[25]. Поражает тут не аллитерация (шутка манерной азбуки); не то, что в список затесался иностранный исполнитель[26] (шутка шаловливой японочки, переплетавшей руки и ноги кренделем, когда Флора принимала у себя своих подружек-лесбиянок); и даже не то, что почти все эти писатели до остолбенения
[49]
[Экс (3)]
посредственны с профессиональной точки зрения (причем первый в списке из них
"представителями эпохи" и что таким representants сходила с рук самая что ни на есть дрянная техника письма, лишь бы они были "представителями своего времени".
Примечания
[18] Т. е. в 60 верстах на юго-восток от Парижа.
[19] Скорее всего осколок из "Волка" Чехова ("На плотине, залитой лунным светом, не было ни кусочка тени; на середине ее блестело звездой горлышко от разбитой бутылки"; это горлышко потом блестит и в конце "Чайки"), а платок (слегка окровавленный) - из "Мадам Бовари".
[20] См. Боттичеллеву Флору ("Весна", 1482) во Флоренции: тот же чувственный приоткрытый рот, синие глаза, чуть презрительный взгляд, маленькая голова. См. Послесловие переводчика и прим. 33.
[21] Это темное место построено на двойной и оттого вдвойне непередаваемой анаграмматической и фонетической игре. Слово "details" (подробности), помимо готового "tail" (хвост), содержит в себе "delta" "slit" (щель).
[22] "Что видят во сне дети".
[23] "Великие представители нашей эпохи". Название серии написано неясно, и его можно прочитать как "Сен-Леже д'Эрик " или как "Сен-Леже д'Экзюперс" - гибрид имен французского поэта Сен-Джон Перса (другой его псевдоним Сен-Леже Леже), коего настоящее имя Алексис Леже (1887–1975), и не менее известного французского авиатора и автора Антуана де Сент-Экзюпери (1900–1944).
[24] Из "Смерти Ивана Ильича" Толстого. Вместо вероятного здесь слова "осмотру" автором оставлен пробел, который, как и в других таких случаях, в этом издании заключается в квадратные скобки [] - в отличие от многоточия в скобках […], обозначающего логический перерыв между фрагментами текста.
[25] В рукописи имена идут в другом, но тоже алфавитном порядке, следуя французскому правописанию.
–1970), убившего себя ритуальным способом "сэпукку" (хара кири). Набоков, по-видимому, узнал о философской подоплеке этого поступка из статьи Роджера Скрутона (см. прим. 59).