Смех в темноте
Глава 35

35

Хотя Альбинус уже несколько раз (глубокой ночью, пользовавшейся светлыми звуками дневных разговоров) выходил на прогулку — жалкую, нерешительную прогулку — по хрустящим гравиевым дорожкам сада госпиталя, к путешествию в Цюрих он оказался малоподготовленным. На вокзале у него закружилась голова — и ничего нет страшнее и безвыходнее, чем когда у слепого головокружение. Он шалел от множества звуков вокруг него, шагов, голосов, колес, злонамеренных острых и твердых предметов, которые, казалось, бросались на него, так что каждая секунда разбухала от мучительной боязни натолкнуться на что-нибудь, даром что вела его Марго.

В поезде он почувствовал, как к горлу подступает тошнота оттого, что он никак не мог мысленно отождествить вагонную тряску с поступательным движением экспресса, — как бы упорно ни напрягал воображение, чтобы представить себе ландшафт, который, конечно же, пробегал мимо. А затем в Цюрихе снова приходилось куда-то двигаться среди невидимых людей и предметов — препятствий и углов, которые затаивали дыхание, прежде чем нанести удар.

— Не бойся, не бойся, — говорила Марго с раздражением. — Я тебя веду. Вот теперь стоп. Сейчас сядем в автомобиль. Подними ногу. Будь чуточку посмелее. В самом деле — прямо как маленький.

он был моложав и носил колючие усы. Он повторил то, что Альбинус по большей части уже знал, — что произошло повреждение глазных нервов как раз там, где они скрещиваются в мозгу. Может быть, сдавление глазных нервов пройдет, а может быть, наступит полная их атрофия — вероятность того или другого исхода непредсказуемо одинакова. Но во всяком случае общее состояние больного таково, что сейчас наиболее важным является совершенный для него покой. Санаторий в горах будет для него идеальным местом.

— А затем, — сказал профессор, — будет видно.

— Будет видно? — повторил Альбинус с меланхолической усмешкой.

Идея санатория не прельщала Марго. Пожилая ирландская чета, с которой они познакомились в гостинице, предложила сдать им небольшой шале на горе чуть выше модного высокогорного курорта. Она посоветовалась с Рексом и (оставив Альбинуса с нанятой сиделкой) отправилась с ним вместе посмотреть на сдаваемый дом. Он оказался весьма симпатичным: двухэтажная дачка с чистыми комнатками и чашечками для святой воды, приделанными ко всем дверям.

Рекс оценил ее расположение — на юру, среди густого ельника, всего в четверти часа ходьбы от деревни и гостиницы. Он наметил себе самую солнечную комнату на втором этаже. Затем в деревне они наняли кухарку. Рекс с ней поговорил очень внушительно.

— Высокое жалованье, которое вам предлагается, — сказал он, — объясняется тем, что вы будете служить у человека, страдающего слепотой на почве душевного расстройства. Я — врач, приставленный к нему, — но, ввиду тяжелого его состояния, он, разумеется, не должен знать, что, кроме его племянницы, живет при нем доктор. Посему, тетушка, если вы прямо или косвенно, хотя бы нежнейшим шепотком упомянете вслух о моем пребывании в доме — например, обратитесь ко мне в то время, как пациент, находясь поблизости, сможет такое услышать, вы будете ответственны перед законом за нарушение образа лечения, установленного врачом, — это карается в Швейцарии довольно, кажется, строго. Вдобавок я не советую вам подходить близко к моему пациенту или вообще вести с ним какие-либо разговоры: на него находят припадки бешенства. Возможно, вам будет интересно узнать, что он уже одну старушку совершенно замял и расквасил ей лицо (очень, кстати, похожую на вас, но не столь привлекательную). Я бы не желал, чтобы это повторилось. А главное — когда станете болтать в деревне, помните, что, если, вследствие разбуженного вами любопытства, к нам станут шляться местные обыватели, мой пациент, при нынешнем его состоянии, может разнести дом, начав с вашей головы. Поняли?

Старуху он так запугал, что она едва не отказалась от чрезвычайно выгодного места и согласилась только тогда, когда Рекс заверил ее, что слепого безумца она видеть не будет, поскольку за ним ухаживает племянница, и что он тих, если его не раздражать. Он также условился с ней, что ни приказчик из мясной лавки, ни уборщица никогда не переступят порога дома. Когда все было устроено, Марго поехала за Альбинусом, а Рекс тем временем въехал в дом. Он перевез весь багаж, определил, кто где будет жить, распорядился вынести ненужные ломкие вещи. Затем он поднялся к себе в комнату и, музыкально посвистывая, стал прибивать кнопками к стене какие-то рисунки пером довольно непристойного свойства.

Около пяти он увидел в бинокль, как подъехал далеко внизу наемный автомобиль, оттуда, в ярко-красном джемпере, выскочила Марго, помогла выйти Альбинусу. Он стоял сгорбившись, был в темных очках и походил на сову. Автомобиль развернулся и скрылся за лесистым поворотом.

Марго взяла своего смиренного, неуклюжего спутника за руку, и он, водя перед собой палкой, двинулся вверх по тропинке. На некоторое время их скрыла еловая хвоя, вот мелькнули опять, опять скрылись и вот наконец появились на площадке сада, где мрачная (но уже, кстати, всей душой преданная Рексу) служанка опасливо вышла к ним навстречу и, стараясь не глядеть на безумца, взяла из руки Марго несессер.

Рекс между тем, свесившись из окна, делал Марго смешные знаки приветствия, прижимая ладонь к груди и деревянно раскидывая руки, — превосходная имитация Петрушки. Все это проделывалось, конечно, совершенно безмолвно, хотя, будь обстоятельства более благоприятными, он способен был бы к тому же великолепно запищать. Марго снизу улыбнулась ему и, под руку с Альбинусом, вошла в дом.

— Поведи меня по всем комнатам и все рассказывай, — произнес Альбинус. Ему было все равно, но он думал этим доставить ей удовольствие — она любила новоселье.

— Маленькая столовая, маленькая гостиная, маленький кабинет, — объясняла Марго, водя его по комнатам нижнего этажа. Альбинус трогал мебель, похлопывал предметы, словно это были головы незнакомых ему детей, старался ориентироваться.

— Окно, значит, там, — говорил он, доверчиво показывая пальцем на сплошную стену. Он больно ударился о край стола и сделал вид, что это он нарочно, — забродил ладонями по столу, будто устанавливая его размер.

Потом они вдвоем пошли вверх по деревянной скрипучей лестнице, и наверху, на последней ступеньке, сидел Рекс и тихо трясся от беззвучного смеха. Марго пригрозила ему пальцем, он осторожно встал и отступил на цыпочках. Ненужная мера, ибо, лестница оглушительно стреляла под тяжелыми шагами слепца.

Вышли в коридор. Рекс, стоя в глубине у своей двери, несколько раз присел, зажимая рот ладонью. Марго сердито тряхнула головой — опасные игры, он на радостях паясничал, как мальчишка.

— Вот твоя спальня, а вот — моя, — сказала она.

— Почему не вместе? — с грустью спросил Альбинус.

— Ах, Альберт, — вздохнула она, — ты же знаешь, что сказал доктор.

После того как они всюду побывали (кроме, разумеется, комнаты Рекса), Альбинус захотел опять, уже без ее помощи, обойти дом, чтобы доказать ей, как она ясно все объяснила, как он все ясно усвоил. Однако он сразу запутался, тыкался в стены, виновато улыбался, чуть не разбил умывальную чашку. Ткнулся он и в угловую комнату (где устроился Рекс и куда войти можно было только из коридора), но он уже совершенно заплутал и думал, что выходит из ванной.

— Осторожно, тут чулан, — сказала Марго. — Ты, ради Бога, запомни, а то голову разобьешь. А теперь повернись и постарайся идти прямо к постели. Ты не думай, что я позволю тебе всегда путешествовать так, — это только сегодня.

до спальни Альбинуса было достаточно далеко^[69].

Примечания

…достаточно далеко. — Далее в КО следовала глава 34, удаленная писателем из СТ. В ней рассказывалось о том, как, расставшись с Кречмаром, Зегелькранц почувствовал беспокойство за его дальнейшую судьбу и решил отправиться в Берлин, чтобы разобраться в происходящем. Необходимость в данной главе отпала, так как Набоков изъял своего героя-писателя из дальнейшего хода событий.