Поиск по творчеству и критике
Cлово "BEN"
Входимость: 3. Размер: 28кб.
Входимость: 3. Размер: 26кб.
Входимость: 1. Размер: 119кб.
Входимость: 1. Размер: 68кб.
Примерный текст на первых найденных страницах
Входимость: 3. Размер: 28кб.
Часть текста: и в полоску спортивные фланелевые пиджаки, и белые как тальк теннисные мячи. Я научился читать по-английски раньше, чем по-русски. Первыми моими английскими друзьями были незамысловатые герои грамматики: Ben, Dan, Sam и Ned. Много было какой-то смутной возни с установлением их личности и местопребывания – “Who is Ben?”, “He is Dan”, “Sam is in bed” и тому подобное. И хоть все это было сбивчиво и сухо (составителю мешала необходимость держаться – по крайности на первых порах – слов, состоявших не более чем из трех букв), мое воображение как-то управилось раздобыть необходимые данные. Туполицые, плоскоступые, замкнутые оболтусы, болезненно гордящиеся своими немногими орудиями (“Ben has an axe”), они вялой подводной походкой шагают вдоль самого заднего задника моей памяти; и вот, перед дальнозоркими моими глазами вырастают буквы грамматики, как безумная азбука на таблице у оптика. Классная пропитана солнцем. В запотевшей стеклянной банке несколько шипастых гусениц пасется на крапивных листьях (изредка выделяя интересные зеленые цилиндрики помета). Клеенка на круглом столе пахнет клеем. Мисс Клэйтон пахнет мисс Клэйтон. Кроваво-красный спирт в столбике наружного градусника восхищенно показывает фантастические 24о Реомюра (86о Фаренгейта) в тени. В окно видать поденщиц в платках, выпалывающих ползком, то на корточках, то на четвереньках, садовые дорожки или ласково заравнивающих граблями испятнанный солнцем песок. (До счастливых дней метения улиц или рытья...
Входимость: 3. Размер: 26кб.
Часть текста: аглицки. Дегтярное лондонское мыло, черное как смоль в сухом виде, а в мокром - янтарное на свет, было скользким участником ежеутренних обливаний, для которых служили раскладные резиновые ванны-тоже из Англии. Дядька намыливал всего мальчика от ушей до пят при помощи особой оранжево-красной губки, а затем несколько раз обливал теплой водой из большого белого кувшина, вокруг которого обвивалась черная фаянсовая лоза. Этот мой резиновый tub я взял с собой в эмиграцию, и он, уже заплатанный, был мне сущим спасением в моих бесчисленных европейских пансионах; грязнее французской общей ванной нет на свете ничего, кроме немецкой. За брекфастом яркий паточный сироп, golden syrup, наматывался блестящими кольцами на ложку, а оттуда сползал змеей на деревенским маслом намазанный русский черный хлеб. Зубы мы чистили лондонской пастой, выходившей из тубочки плоскою лентой. Бесконечная череда удобных, добротных изделий да всякие ладные вещи для разных игр, да снедь текли к нам из Английского Магазина на Невском. Тут были и кексы, и нюхательные соли, и покерные карты, и какао, и в цветную полоску спортивные фланелевые пиджаки, и чудные скрипучие кожаные футболы, и белые как тальк, с девственным пушком, теннисные мячи в упаковке, достойной редкостных фруктов. Эдемский сад мне представлялся британской колонией. Я научился читать по-английски раньше, чем по-русски; некоторая неприятная для непетербургского слуха - да и для меня самого, когда слышу себя на пластинке - брезгливость произношения в разговорном русском языке сохранилась у меня и по сей день (помню при первой встрече, в 1945 что ли году, в Америке, биолог Добжанский наивно мне заметил: "А здорово, батенька, вы позабыли родную речь"). Первыми моими английскими друзьями были незамысловатые герои грамматики - коричневой книжки с синяком кляксы во всю обложку: Ben, Dan, Sam и Ned. Много было какой-то...
Входимость: 1. Размер: 119кб.
Часть текста: Щерба, В.В. Виноградов, А.И. Смирницкий), является слово. В.В. Виноградов пишет о том, что слово — «это фокус, в котором отражаются все важнейшие свойства языка» (43, с. 22). Тем не менее единого понимания слова, общепринятого его определения до сих пор нет. Именно это обстоятельство побудило уже Ф. де Соссюра усомниться в том, следует ли основную единицу языка искать в слове (171, с. 137). В лингвистике была предпринята попытка свести важнейшие научные определения слова к шести типам: 1) слово — это предельный минимум предложения (Л.В. Щерба, Л. Блумфилд); 2) слово — это минимальная синтаксическая единица (И.А. Бодуэн де Куртенэ, А. Мейе, Э. Сепир); 3) слово — это минимальная значимая единица речи (А.А. Реформатский, Л. Ельмслев); 4) слово — это единица языка, совмещающая в себе фонетические, грамматические и семантические признаки (Д.Н. ОвсяникоКуликовский, А. Мейе, К. Бюлер, В.В. Виноградов); 5) слово — это обозначение элемента действительности (В.В. Виноградов, Е.М. Галкина-Федорук); 6) слово — это самостоятельный и цельный элемент речи (Ф.Ф. Фортунатов, А. Мейе, Ж. Вандриес, В.В. Виноградов). При этом ни одно из этих определений не исчерпывает всех признаков слова как основной единицы языка. Попытки дать определение слова на основании большего числа признаков (Н.М. Шанский) также признаны не вполне удовлетворительными. Наиболее приемлемым считается определение слова как минимальной самостоятельной значимой единицы языка (например, у В.М. Жирмунского: «Слово есть кратчайшая единица языка, самостоятельная по своему значению и форме» (80, с. 7)). Это определение предполагает единство в слове всех трех его...
Входимость: 1. Размер: 68кб.
Часть текста: Как я завидовал волнам, Бегущим бурной чередою 4 С любовью лечь к ее ногам! Как я желал тогда с волнами Коснуться милых ног устами! Нет, никогда средь пылких дней 8 Кипящей младости моей Я не желал с таким мученьем Лобзать уста младых Армид, Иль розы пламенных ланит, 12 Иль перси, полные томленьем; Нет, никогда порыв страстей Так не терзал души моей! Поиски реальной женщины, к чьей ножке подошел бы этот хрустальный башмачок — строфа XXXIII, — заставили не одного пушкиниста проявить максимум изобретательности либо же обнаружить свою наивность. Достаточно пылкую поддержку имеют по меньшей мере четыре «прототипа» {20} . Рассмотрим сначала наиболее правдоподобную кандидатку — Марию Раевскую. На последней неделе мая 1820 г. осуществился заманчивый план, составленный не менее чем месяцем прежде. Генерал Николай Раевский, герой наполеоновских кампаний, ехал с одним из двух своих сыновей и двумя из четырех дочерей из Киева в Пятигорск (Северный Кавказ); по пути, в Екатеринославе (ныне Днепропетровск), к ним присоединился Пушкин, двумя неделями раньше высланный из Петербурга под опеку другого благоволившего к нему генерала, Ивана Инзова. Компанию Раевских составляли: сын Николай, близкий друг Пушкина; девочки Мария, тринадцати с половиной, и София, двенадцати лет; русская нянька, английская гувернантка (miss Matten), компаньонка-татарка ( dame de compagnie, загадочная Анна, о которой ниже), врач (д-р Рудыковский) и француз-гувернер (Фурнье). Старший сын Александр, с которым Пушкин не был еще знаком, ждал путешественников в Пятигорске, а в августе все они собирались приехать в Гурзуф (Южный Крым) к г-же Раевской с двумя старшими дочерьми (Екатериной и Еленой). Уже первый отрезок пути от Екатеринослава до Таганрога легко излечил поэта от приставшей к нему на Днепре лихорадки. Однажды утром, 30 мая, между Самбеком и Таганрогом, пять пассажирок одной из двух огромных карет-дормезов — а именно, обе девочки,...