Поиск по творчеству и критике
Cлово "DIGEST"
Входимость: 1. Размер: 1кб.
Входимость: 1. Размер: 31кб.
Входимость: 1. Размер: 175кб.
Входимость: 1. Размер: 43кб.
Входимость: 1. Размер: 91кб.
Входимость: 1. Размер: 53кб.
Примерный текст на первых найденных страницах
Входимость: 1. Размер: 1кб.
Входимость: 1. Размер: 31кб.
Часть текста: русского читателя. Как в англоязычной, так и в русскоязычной версии «Лолиты» 91 каждая фраза Набоковым взвешена, каждое слово используется обдуманно, намеренно. Кроме того, русская версия «Лолиты» - это последний роман Набокова о российской словесности. В нем сохранилось объемное пространство интертекста русской классики, но это обусловлено комическими задачами, иронией, пародией. А важные для русской литературы темы, претворенные в романах «Отчаяние», «Приглашение на казнь», «Дар», ушли на задний план. Так же, как и в ранних рассказах, романах, для всестороннего изображения взаимодействий художника и среды Набоков использует культурный фон, литературные ассоциации. В подкладке текста разные виды употребления «чужого слова» - цитаты в разной форме, аллюзии - образуют очень сильное семантическое «поле». Словесный материал, на котором они основаны, содержит знаки, помогающие, исходя из сходства и различия литературных вкусов героя и автора, определить «литературный» характер повествования и стратегию писателя. Заданная художественная позиция персонажа, проигрываемые с его участием разные ситуации оказываются средством Набокова для имплицитного вынесения собственных художественных оценок. Таковы ситуации раскрытия тайного дневника Гумберта, вынесения приговора Куильти (в ямбах). Другими словами, оценка действий такого творческого персонажа, как Гумберт, участие в его романной судьбе опосредованно характеризует эстетические принципы и мировидение самого Набокова. Литературное содержание памяти протагониста Гумберта напоминает кладовую, в которой хранятся нужные и...
Входимость: 1. Размер: 175кб.
Часть текста: стремительно говорю что-нибудь) и перемигивает”. Здесь и далее письма Гринбергу цитируются по изданию: Рашит Янгиров “Друзья, бабочки и монстры: из переписки Владимира и Веры Набоковых с Романом Гринбергом. 1943-1967” // Диаспора: новые материалы. Альманах. 2001, №1. Париж, Atheneum - Спб., Феникс. 5 Pitzer, с. 173-174. Первый французский концлагерь для евреев, Дранси, появился в 1941 г. Рейс, которым уехали Набоковы, стал для “Шамплена” последним: по возвращении во Францию пароход подорвался на мине и затонул на рейде. 6 Bakh, письмо Веры Гольденвейзер, 26 июля 1941 г. 7 DBDV, c.52. 8 Даже в романе “Дар”, повествующем о трудной жизни эмигранта во враждебном немецком городе, слышны отголоски восхищения Набокова горами. Всякий раз, как заходит речь о радости, которую испытывает первооткрыватель, герой представляет себе покойного отца, исследователя Средней Азии, в горах, которые, кстати, несильно отличались от гор северной и центральной части штата Юта: тот же гранит и талые воды. Словно предвидя то, что ему только предстояло пережить в Америке, Набоков писал (в 1938 г.; первое американское издание “Дара” вышло в 1963 г.) о “настоящих крымских редкостях”, которые водились “гораздо выше, в горах, между скал”, о днях, проведенных в горах и пустынях, о “постоянном чувстве, что наши здешние дни только карманные деньги, гроши, звякающие в темноте, а что где-то есть капитал, с коего надо уметь при жизни получать проценты в виде снов, слез счастья, далеких гор”. В. Набоков, “Дар”. 9 NB, с. 52-53. 10 В. Набоков, “Под знаком незаконнорожденных”. Здесь и далее книга цитируется в...
Входимость: 1. Размер: 43кб.
Часть текста: some pleasure from me than of my enjoying Lo). The passion I had developed for that nymphetfor the first nymphet in my life that could be reached at last by my awkward, aching, timid clawswould have certainly landed me again in a sanatorium, had not the devil realized that I was to be granted some relief if he wanted to have me as a plaything for some time longer. The reader has also marked the curious Mirage of the Lake. It would have been logical on the part of Aubrey McFate (as I would like to dub that devil of mine) to arrange a small treat for me on the promised beach, in the presumed forest. Actually, the promise Mrs. Haze had made was a fraudulent one: she had not told me that Mary Rose Hamilton (a dark little beauty in her own right) was to come too, and that the two nymphets would be whispering apart, and playing apart, and having a good time all by themselves, while Mrs. Haze and her handsome lodger conversed sedately in the seminude, far from prying eyes. Incidentally, eyes did pry and tongues did wag. How queer life is! We hasten to alienate the very fates we intended to woo. Before my actual arrival, my landlady had planned to have an old spinster, a Miss Phalen, whose mother had been cook in Mrs. Haze’s family, come to stay in the house with Lolita and me, while Mrs. Haze, a career girl at heart, sought some suitable job in the nearest city. Mrs. Haze had seen the whole situation very clearly: the bespectacled, round-backed Herr Humbert coming with his Central-European trunks to gather dust in his corner behind a heap of old books; the unloved ugly little daughter firmly supervised by Miss Phalen who had already once had my Lo under her buzzard wing (Lo recalled that 1944 summer with an indignant shudder); and Mrs. Haze herself engaged as a receptionist in a great elegant city. But a not too complicated event interfered with that program. Miss Phalen broke her hip in Savannah, Ga., on the very day I arrived in Ramsdale. 13 The ...
Входимость: 1. Размер: 91кб.
Часть текста: остается справедливым и ныне: «В литературе последних лет ни один влюбленный не размышлял о своей возлюбленной с большей нежностью, ни одна женщина не описывалась столь чарующе, с таким изяществом и утонченностью, как Лолита» 3 , — вот только Лолита не женщина, а двенадцатилетняя девочка, оказавшаяся в плену у похоти ее приемного отца. Одной рукой Гумберт нежно ласкает ее, другой выдирает из ее кулачка деньги, на которые купил у нее «определенную услугу», а именно феллатио. Поскольку Набоков оставляет роль рассказчика Гумберту, каждая страница книги словно бы искрит от напряжения, возникающего между противоположными полюсами: между ничем не скованным самосознанием Гумберта и его безжалостной одержимостью, между его чувством вины и уверенностью, что особый характер его болезни дает ему право игнорировать принятые прочими людьми нормы поведения. Гумберт воплощает в себе человеческий разум в его наилучших, наисвободнейших проявлениях, во всей его ясности и безупречности, и тут же обнаруживает страшную способность этого разума ослеплять и себя самого, и других, логически обосновывая допустимость страданий, которые причиняет людям его обладатель. Он честно рассказывает о своих недвусмысленно подлых поступках, он даже сурово осуждает себя, называя чудовищем, но при этом непонятным образом едва ли не склоняет нас к молчаливому приятию его действий. Гумберт даже в большей мере, чем другие персонажи Набокова, воплощает ненасытимый голод человеческого воображения, однако — на этом особенном повороте и построен весь роман — это привлекательное для нас стремление выйти за пределы собственного «я» мгновенно уничтожается, обращаясь в не что иное, как скверную пародию на себя самое, в заурядную попытку это самое «я» разрекламировать. Создавая «Лолиту», Гумберт столь блестяще описывает свою тягу к...
Входимость: 1. Размер: 53кб.
Часть текста: divided tidily into ample light and narrow shade: the light pertaining to the solace of research in palatial libraries, the shade to my excruciating desires and insomnias of which enough has been said. Knowing me by now, the reader can easily imagine how dusty and hot I got, trying to catch a glimpse of nymphets (alas, always remote) playing in Central Park, and how repulsed I was by the glitter of deodorized career girls that a gay dog in one of the offices kept unloading upon me. Let us skip all that. A dreadful breakdown sent me to a sanatorium for more than a year; I went back to my workonly to be hospitalized again. Robust outdoor life seemed to promise me some relief. One of my favorite doctors, a charming cynical chap with a little brown beard, had a brother, and this brother was about to lead an expedition into arctic Canada. I was attached to it as a “recorder of psychic reactions.” With two young botanists and an old carpenter I shared now and then (never very successfully) the favors of one of our nutritionists, a Dr. Anita Johnsonwho was soon flown back, I am glad to say. I had little notion of what object the expedition was pursuing. Judging by the number of meteorologists upon it, we may have been tracking to its lair (somewhere on Prince of Wales’ Island, I understand) the wandering and wobbly north magnetic pole. One group, jointly with the Canadians, established a weather station on Pierre Point in Melville Sound. Another group, equally misguided, collected plankton. A third studied tuberculosis in the tundra. Bert, a film photographeran insecure fellow with whom at one time I was made to partake in a good deal of menial work (he, too, had some psychic troubles)maintained that the big men on our team, the real leaders we never saw, were mainly engaged in checking the influence of climatic amelioration on the coats of the arctic fox. We...