Поиск по творчеству и критике
Cлово "NUN"
Входимость: 2. Размер: 35кб.
Входимость: 1. Размер: 39кб.
Входимость: 1. Размер: 183кб.
Входимость: 1. Размер: 37кб.
Входимость: 1. Размер: 62кб.
Входимость: 1. Размер: 9кб.
Входимость: 1. Размер: 42кб.
Входимость: 1. Размер: 55кб.
Входимость: 1. Размер: 43кб.
Примерный текст на первых найденных страницах
Входимость: 2. Размер: 35кб.
Часть текста: и Плюх"[403]. Что же касается опытов перевода с английского, то в качестве примера можно привести неоконченный текст "Зачем ты блистаешь / летучая мышь…"[404] (стихотворение "Twinkle twinkle little bat…" из книги Л. Кэрролла "Алиса в стране чудес") и хранящийся в Отделе рукописей Российской национальной библиотеки (OP PH Б) достаточно неуклюжий прозаический отрывок 1931 года "Опасное приключение"[405]. Однако в данной статье мы обращаемся к "взрослым" переводам Хармса. Прежде всего факт существования среди рукописей поэта, хотя и небольшого, наброска перевода отрывка из книги Г. Мейринка "Der Golem" (книги, к которой Хармс возвращался на протяжении многих лет[406]) знаменателен сам по себе и служит доказательством того, что Хармс относился к занятию переводами не только как к одному из способов зарабатывания на жизнь. Более того, внимательное изучение автографов позволяет в настоящее время, во-первых, утверждать, что некоторые опубликованные как принадлежащие Хармсу тексты на русском языке являются, на самом деле, переводами или переложениями, и, во-вторых, оспаривать авторство написанных по-немецки рукою поэта причисленных к его творческому наследию стихотворений. Среди автографов Хармса в OP PH Б имеется значительное количество его рукописных текстов на немецком и английском языках. Так, например, в одной из тетрадей середины 1930-х годов наряду с произведениями русских авторов содержатся стихотворения А. А. Мильна, Л. Сарони, Дж. Р. Киплинга, И. В. Гёте, У....
Входимость: 1. Размер: 39кб.
Часть текста: и времени, сошлись теперь вместе в мягком освещении мебельного магазина, а снаружи идет снег, сумерки сгущаются, и, в сущности, никто никого не любит. Комнаты вэйндельского периода выглядели особенно пригоже в сравнении с той, что была у него в Нью-Йорке между Центральным парком и Риверсайдом, в том незабываемом квартале, где вдоль панели валялся бумажный сор, блестела собачья куча, на которой кто-то уже поскользнулся, и где какой-то мальчишка без устали колошматил мячом о ступени высокого бурого крыльца; но даже эта комната казалась Пнину (в голове которого все еще отдавался стук мяча) прямо щегольской, когда он сравнивал ее со старым, теперь уже полузанесенным пылью пристанищем его долгой среднеевропейской, нансенско-паспортной эпохи. С годами, однако, Пнин сделался привередлив. Он уже не довольствовался красивой обстановкой. Вэйндель был тихий городишко, а Вэйндельвиль, лежавший среди холмов, и подавно; но не было такого места, которое показалось бы Пнину достаточно спокойным. В самом начале его здешней жизни у него была квартира об одной комнате в заботливо обставленном университетском Доме для несемейных преподавателей, очень милом заведении, несмотря на некоторые неудобства общинного быта ("Пнин, сыграемте в пинг-понг?" – "Я уже не играю в детские игры"); но потом появились какие-то мастеровые и принялись сначала буравить дыры в мостовой (что на улице Черепной Коробки в...
Входимость: 1. Размер: 183кб.
Часть текста: золотистой казалась аллея; / Крылом голубиным – лиловая тень», где действительно остается неясным, что именно алеет: осенние «румяные листья» или же закат (Набоков 2002: 471–472). В том же сборнике 1916 года «Стихи», где была напечатана «Ласка», есть несколько вариантов рифмы к «поцелуя»: ликуя, танцуя, ревную, а также глагольная рифма «тоскуют – целуют» (Там же: 468, 478, 481, 491). Что же касается рифмы «лип – скрип», то в ученических опытах Набокова она не встречается, но обнаруживается во многих текстах поэтов Серебряного века – Брюсова, Бунина, С. М. Соловьева, Ахматовой и др. Из них на садово-парковую эротическую лирику Годунова-Чердынцева больше всего похожи «Летний бал» Брюсова (1910) и «Тихой ночью поздний месяц вышел…» Бунина (1916). 3–2 … тетя Ксения, та писала стихи только по-французски <… > ее излияния были очень популярны в петербургском свете, особенно поэма «La femme et la panthère»… – Название и тема поэмы «Женщина и пантера» ведут свое происхождение от французского изобразительного искусства второй половины XIX – начала ХХ века и, подобно многим живописным работам на этот сюжет, имеют отчетливые эротические коннотации. См., например, картину Камиля Коро (Jean-Baptiste-Camille Corot, 1796–1875) «La Bacchante à la Panthère» («Вакханка с пантерой», 1860) или «Нимфу и...
Входимость: 1. Размер: 37кб.
Часть текста: и где какой-то мальчишка без устали бил мячом о ступени высокого бурого крыльца; но даже эта комната казалась Пнину (в голове которого все еще отдавался стук мяча) прямо щегольской, когда он сравнивал ее со старым, теперь уже полузанесенным пылью, пристанищем его долгой среднеевропейской, нансенско-паспортной эпохи. Однако с годами Пнин сделался привередлив. Он уже не довольствовался красивой обстановкой. Уэйндель был тихий городишко, а Уэйндельвиль, лежавший среди холмов, и подавно; но не было такого места, которое показалось бы Пнину достаточно тихим. В самом начале его здешней жизни у него была однокомнатная квартира в тщательно обставленном Университетском Доме Холостых Преподавателей, очень милом заведении, несмотря на некоторые неудобства общинного быта ("Пнин, сыграемте в пинг-понг?" - "Я уже не играю в детские игры"); но потом появились какие-то рабочие и принялись сначала буравить дыры на улице - улице Черепной Коробки в Пнинграде - а потом заделывать их, и опять сверлить, и это продолжалось - приступами черных зигзагов, сменявшихся оглушенными паузами - по целым неделям, и, казалось, что им уже никогда не отыскать того бесценного инструмента, который они по ошибке закопали тут. Была еще комната (если выбирать там и сям только главных обидчиков) в абсолютно непроницаемом на первый...
Входимость: 1. Размер: 62кб.
Часть текста: обусловлены образами, повествовательными приемами и принципами поэтики Чехова. Чеховское «слово» было обозначено как в ранних рассказах, так и в поздних романах Набокова. Исследователи, особенно англоязычные, изучали присутствие Чехова в набоковской прозе 110 111 . Из последних работ по этой проблеме наиболее оригинальна книга Максима Шраера, она же, впрочем, заслуживает критического подхода. Ее автор, кроме сделанного обзора основных англоязычных публикаций по связям Набокова и Чехова, пытается утвердить и наличие сходства в метафизических темах двух писателей, и родственность открытых финалов, и многое другое с минимумом доказательств 111. Мы остановим свой взгляд на особенностях стиля Набокова, на тех аллюзиях и реминисценциях, через которые проявляются чеховские повествовательные приемы. Кроме этого, обратим внимание на бытование отдельных фактов биографии Чехова в сознании набоковского повествователя - героя романа «Ада» Вана Вина. Нам понадобятся и некоторые наблюдения Набокова из «Лекций по русской литературе». Кстати, эти лекции должны восприниматься не как учебный или научный материал, ...
Входимость: 1. Размер: 9кб.
Часть текста: 'no social purpose, no moral message. ' What is the function of your novels in particular and of the novel in general? One of the functions of all my novels is to prove that the novel in general does not exist. The book I make is a subjective and specific affair. I have no purpose at all when composing my stuff except to compose it. I work hard, I work long, on a body of words until it grants me complete possession and pleasure. If the reader has to work in his turn-- so much the better. Art is difficult. Easy art is what you see at modern exhibitions of things and doodles. In your prefaces you constantly mock Freud, the Viennese witchdoctor. Why should I tolerate a perfect stranger at the bedside of my mind? I may have aired this before but I'd like to repeat that I detest not one but four doctors: Dr. Freud, Dr. Zhivago, Dr. Schweitzer, and Dr. Castro. Of course, the first takes the fig, as the fellows say in the dissecting-room. I've no intention to dream the drab middle-class dreams of an Austrian crank with a shabby umbrella. I also suggest that the Freudian faith leads to dangerous ethical consequences, such as when a filthy murderer with the brain of a tapeworm is given a lighter sentence because his mother spanked him too much or too little-- it works both ways. The Freudian racket looks to me as much of a farce as the jumbo thingurn of polished wood with a polished hole in the middle which doesn't represent anything except the gaping face of the Philistine who is told it is a great sculpture produced by the greatest living caveman. The novel on which you are working is, I believe, about 'time'? How do you see 'time'? My new novel (now 800 typed pages long) is a family chronicle, mostly set in a dream America. Of its five parts one is built around my notion of time. I've drawn my scalpel through spacetime,...
Входимость: 1. Размер: 42кб.
Часть текста: стучал мячом по ступенькам высокого бурого крыльца; но даже и эта комната представала в памяти Пнина (где отдавались еще удары детского мяча) как просто шикарная в сравнении со старыми, теперь уже смутными за налетом пыли жилищами его долгого центрально-европейского нансеновско-паспортного периода. С годами Пнин становился, однако, разборчивым. Красивой обстановки ему теперь было мало. Уэйндел был тихий городок, а Уэйнделвилл, что в теснине среди холмов, и того тише; но ничто больше не казалось Пнину достаточно тихим. В начале его здешней жизни была у него однокомнатная квартирка в заботливо обставленном Университетском доме для одиноких преподавателей, которая, несмотря на кое-какие недостатки, неизбежные в общежитии ("Партию в пинг-понг, Пнин?" - "Я более не поигрываю в эти игры детей"), представляла собой очень милое обиталище, пока не пришли рабочие и не начали сверлить дырки в мостовой - Черепнин-стрит, Пнининград, - а потом латать ее заново, и еще и еще, долгими неделями, среди вспышек трепещущих черных зигзагов и ошеломленных пауз, и казалось, что им уже никогда не отыскать ценный инструмент, который они там где-то зарыли по ошибке. А еще была (если уж выуживать здесь и там, то какие-нибудь особенно насолившие ему места) комната в этой исключительно герметичной на вид Герцогской Резиденции в Уэйнделвилле: очаровательный kabinet, над которым, однако, каждый вечер под аккомпанемент хлопающих дверей и сокрушительных сортирных каскадов две чудовищные статуи угрюмо топали на грубых каменных ногах - образы эти нелегко было примирить с хрупким телосложением истинных обитателей верхней квартиры - ими оказались супруги Старр с отделения изящных искусств ("Я Кристофер, а это Луиза"), ангельски деликатная супружеская пара, которая живо интересовалась Достоевским и Шостаковичем. Была у него также - в другом меблированном доме - еще более удобная комната, совмещавшая кабинет и спальную, ...
Входимость: 1. Размер: 55кб.
Часть текста: чудаковатый беженец-доктор, которого он никогда особенно не любил и которого не видел теперь уже почти два года. Король, его более приемлемый отец, принял решение не отрекаться. Газеты не выходили. Восточный Экспресс со всеми его транзитными пассажирами застрял на пригородной станции, картинные пейзане стояли на дебаркадере, отражаясь в лужах и глазея на занавешенные окна длинных загадочных вагонов. Дворец с его террасными садами и город под дворцовым холмом, и главная площадь города, где, несмотря на погоду, уже рубили головы и плясал народ, - все это находилось в самом центре креста, поперечины коего обрывались в Триесте, Граце, Будапеште и Загребе, как показывает "Справочный атлас мира" Рэнда Мак-Нэлли. А в самом центре этого центра сидел Король, спокойный и бледный и в целом довольно похожий на сына, каким этот подросток воображал себя в свои сорок лет. Спокойный и бледный, с чашкой кофе в руке, Король сидел спиной к изумрудово-серому окну и слушал не снявшего маски посланца - дородного пожилого вельможу в мокром плаще, сумевшего сквозь дождь и мятеж проскользнуть из осажденного Государственного Совета в отрезанный от мира Дворец. - Абдикация! Добрая треть алфавита! - с легким акцентом холодно и язвительно молвил Король. - Я отвечаю - нет. Предпочитаю неизвестную величину изгнания. Сказавши так, вдовый Король взглянул на настольную фотографию прекрасной женщины (ныне покойной), на ее огромные голубые глаза, на карминовый рот (фото было цветным, негоже для короля, ну да ладно). Ветви сирени, расцветшей внезапно и преждевременно, буйно бились в обрызганные дождем стекла, словно маски, не допущенные на бал. Старый посланец поклонился и побрел по пустоши кабинета назад, втайне раздумывая, не умнее ли будет оставить в покое историю и удрать в Вену, где у него имелась кое-какая...
Входимость: 1. Размер: 43кб.
Часть текста: сумерки, и в сущности, никто никого не любит. Комнаты его вайнделлского периода выглядели весьма опрятными в сравнении с той, что была у него в жилой части Нью-Йорка - как раз посередине между "Tsentral Park" и "Reeverside", - этот квартал запомнился бумажным мусором на панели, яркой кучкой собачьего кала, на которой кто-то уже поскользнулся, и неутомимым мальчишкой, лупившим мячом по ступенькам бурого облезлого крыльца; но даже и эта комната становилась в сознании Пнина (где еще отстукивал мяч) положительно щегольской, когда он сравнивал ее со старыми, ныне занесенными пылью жилищами его долгой средне-европейской поры, поры нансеновского паспорта. Впрочем, чем старее, тем разборчивей становился Пнин. Приятной обстановки ему уже было мало. Вайнделл - городок тихий, а Вайнделлвилль, лежащий в прогале холмов, - тишайший, но для Пнина ничто не было достаточно тихим. Существовала - в начале его тутошней жизни - одна "студия" в продуманно меблированном Общежитии холостых преподавателей, очень хорошее было место, если не считать некоторых издержек общительности ("Пинг-понг, Пнин?" - "Я больше не играю в детские игры"), пока не явились рабочие и не взялись дырявить мостовую, - улица Черепной Коробки, Пнинград, - и снова ее заделывать, и это тянулось чередованием тряских черных зигзагов и оглушительных пауз - неделями, и казалось невероятным, что они смогут когда-нибудь отыскать тот бесценный инструмент, который ошибкой захоронили. Была еще (это если выбирать там и сям лишь самые выдающиеся неудачи) другая комната в имевшем замечательно...