Поиск по творчеству и критике
Cлова начинающиеся на букву "Ф"

1. Поздняков Н.Н.: Образ нимфетки в современной зарубежной прозе как прецедент трансатлантизма литературе

Входимость: 1. Размер: 14кб.

Часть текста: ради, необходимо заметить, что появление героини подобного типа - весьма юной и одновременно демонической - происходило и раньше. В связи с этим вспоминаются и девочка-подросток Матреша из «Бесов» Достоевского, и девчушка из «Распада атома» Г. Иванова, и Оля Мещерская из «Легкого дыхания», и девочки из рассказа «Зойка и Валерия» И.Бунина и не только. Следует заметить, что до «Лолиты» Набоков написал повесть «Волшебник» (1939), где уже наметилась концептуально коллизия будущего скандального романа. Безымянный герой повести Набокова проделывает аналогичный маневр Гумберта Гумберта (главного героя романа «Лолита») - женится на женщине, к дочери которой он испытывает запретную страсть. И этот пассаж влюбленного афериста позволяет ему оказаться в непосредственной близости с объектом тайных вожделений. Исследование запретной страсти или, как бы сказал немецкий писатель Т Манн, «больничной темы», было присуще авторам европейской и русской литературы начала ХХ века с последующим продолжением и во второй половине прошлого столетия. Рассказ Т.Манна «Смерть в Венеции» (1911), с еще более спорными подробностями, - яркое свидетельство того, как интимно-эксклюзивная тема и частное ее исследование приобретает формат литературного клише. Иначе говоря, тезис «человек имеет право» в творческой лаборатории писателя становится не только основой разновидности скандально-привлекательного сюжета, способного развлечь читателя, но и становится вектором в развитии литературы трансатлантизма с ее жесткими рамками выбранных тем. В связи с проблемой свободы личности уместно вспомнить Э. Фромма и...

2. Пнин (перевод Г. Барабтарло, первое издание). Глава четвертая

Входимость: 1. Размер: 47кб.

Часть текста: были увешаны фамильными портретами. В остальном же она мало чем отличалась от кабинета директора школы Св. Варфоломея на Атлантическом побережье, приблизительно в трех тысячах миль кзападу от воображаемого Дворца. Сильный весенний ливень хлестал в большие стекла балконных дверей, за которыми дрожало и струилась молодая глазастая листва. Казалось, что ничто, кроме этой пелены дождя, не отделяет и не защищает Дворца от мятежа, вот уже несколько дней сотрясавшего город... На самом же деле отец Виктора был доктор-эмигрант, с причудами, которого мальчик никогда особенно не любил и теперь уже почти два года не видал. Король, его более правдоподобный отец, решил не отрекаться. Газеты не выходили. Ориент-Экспресс, со всеми своими транзитными пассажирами, застрял на пригородной станции, где на перроне стояли, отражаясь в лужах, живописные крестьяне, глазеющие на занавешенные окна таинственных длинных вагонов. И Дворец, и его террасами спускающиеся сады, и город у подножья дворцового холма, и главная городская площадь, где, несмотря на дурную погоду, уже начались казни и народные гулянья,- все это находилось в самом сердце некоего креста, перекладины которого оканчивались в Триесте, Граце, Будапеште и Загребе - согласно Справочному Атласу Мира Рэнд Мак-Нэлли. А в центре этого сердца сидел Король, бледный и невозмутимый, и в общем чрезвычайно похожий на своего сына, каким этот школьник представлял себя в сорок лет. Бледный и невозмутимый, с чашкой кофе в руке, Король сидел спиной к изумрудно-серому окну и слушал маскированного вестника, дородного старого вельможу в мокром плаще, несмотря на мятеж и дождь пробравшегося из осажденного Государственного совета в окруженный Дворец. - Отречься! Чуть ли не четверть алфавита! - холодно сострил Король с легким акцентом. - Ни за что. Предпочитаю неизвестную; величину экспатриации. Говоря это, Король - вдовец - взглянул на настольную фотографию покойной красавицы, на ее большие синие глаза и...

3. Зверев А. М.: Набоков. Берлин. Рейх

Входимость: 1. Размер: 141кб.

Часть текста: случае, как нужное общественное дело. Тем не менее роман взяли, и возьмут все остальные крупные сиринские произведения довоенной поры. Появившаяся в трех журнальных книжках, с 40 по 42-ю, «Защита Лужина» еще и по этой причине была прочитана практически всеми, кто не утратил интереса к русской культуре, очутившись в изгнании. Отзывы были разноречивые, но, практически без исключений, с признанием яркости, характерности явления, именуемого «Сирин». Вслед Иванову жесткие, придирчивые оценки прозвучали в статье Зинаиды Гиппиус, напечатанной в тех же «Числах»: смысл был тот, что невозможна серьезная литература, если она не говорит о России, ее страданиях, гибели и воскресении. Есть свидетельство — не очень надежное, так как оно принадлежит возвращенцу Льву Любимову, человеку с неважной репутацией, — что книгу прочел Бунин. И что он якобы высказался в таком духе: у этого мальчишки в руках оружие, из которого он перестреляет все старшее поколение, не сделав исключения и для меня. В том, что подобных замыслов у Набокова не было, можно не сомневаться. К Бунину он в те годы относился почти благоговейно и даже под конец — случай для Набокова почти уникальный — сохранил достаточно объективности, чтобы считать Бунина большим поэтом, хотя совсем охладел к его «парчовой» прозе. А в 1929-м он дважды в «Руле» коснулся бунинского творчества: написал о первых главах «Жизни Арсеньева», затем о книге «Избранные стихи». И оба раза с патетикой. О романе: «Потрясающе-прекрасные страницы… страшным великолепием, томным великолепием, но всегда великолепием полон его мир». О стихах: ...

4. Мельников Н. Г.: О Набокове и прочем. Ивлин Во, священное чудовище английской литературы

Входимость: 1. Размер: 39кб.

Часть текста: священное чудовище английской литературы II. О ЗАРУБЕЖНЫХ ПИСАТЕЛЯХ ИВЛИН ВО, СВЯЩЕННОЕ ЧУДОВИЩЕ АНГЛИЙСКОЙ ЛИТЕРАТУРЫ Ивлин Во (1903–1966) – из тех классиков, чьи произведения читаешь и, что еще важнее, перечитываешь не ради «галочки», не ради престижа и суетного желания щегольнуть эрудицией перед знакомыми, а ради чистого и беспримесного «удовольствия от текста». Наслаждаясь изысканно-ясным стилем (недаром же Во считается одним из величайших английских стилистов ХХ века), подчиняясь безупречно выверенному повествовательному ритму, смакуя гремучую смесь черного юмора и ядовитой сатиры, мы вновь и вновь самозабвенно погружаемся в неповторимый художественный мир, созданный великим мастером: хаотичный, жестокий и в то же время уморительно смешной мир, который, с одной стороны, обладает антикварным очарованием канувшей в небытие эпохи, а с другой – до боли узнаваем в своих мельчайших деталях и по сей день сохраняет обжигающую злободневность. Возможно, потому, что главными темами писателя были такие универсальные категории, как человеческая пошлость, алчность и варварство – во всех их многообразных проявлениях и ипостасях. За многие десятилетия яд сатиры Ивлина Во не выдохся. Более того, в наши безалаберные буржуазно-демократические времена его произведения, несмотря на свой британский колорит, стали гораздо ближе и понятнее нам, чем раньше, в советскую эру, когда подавались под идеологическим соусом как разоблачение «загнивающего Запада» в целом и «буржуазной Англии» в частности. Многое из того, что было предметом язвительного осмеяния в творчестве Во, могло казаться диковинкой, принадлежностью загадочного Зазеркалья, таящегося за заповедной чертой. Переступив ее, мы сами оказались в Зазеркалье; его пугающие и манящие реалии сделались неотъемлемой частью сумбурной постсоветской действительности:...

5. Бабиков А. А.: Прочтение Набокова. Изыскания и материалы. Берлинские сумерки. Предисловие к публикации архивного рассказа

Входимость: 1. Размер: 16кб.

Часть текста: разбирая рукописи Владимира Набокова, хранящиеся в Библиотеке Конгресса США, в поисках материалов для собрания драматургии писателя, я обнаружил рукопись неизвестного мне рассказа «Наташа» [301]. Относящийся к началу 20‑х годов прошлого века, неопубликованный и неизученный, этот рассказ был лишь кратко пересказан Брайаном Бойдом на страницах написанной им биографии Набокова, недавно вышедшей и по‑русски. Просмотрев эти пятнадцать листов линованной бумаги, исписанной тонким пером автора «Трагедии господина Морна» и «Приглашения на казнь», я понял, отчего рукопись столь долгое время оставалась под спудом. Стремительно, в «одно касание» написанный черновик пестрел изысканной в своей изощренности правкой. Микроскопические вставки и уточнения, целые предложения, вымаранные, а затем вновь возвращенные к жизни путем подчеркивания, озерцо кляксы, в котором тонет не раз переправленное слово, к тому же еще всякие другие неприятности – небрежный синтаксис, описки, пропуски… Взять на себя труд по его восстановлению мог, конечно, лишь русскоязычный исследователь, но к тому времени таковых побывало в архиве Набокова совсем...