Поиск по творчеству и критике
Cлово "GLORY"

Часть текста: the diction of yore the stern tale of the campaign of Igor, Igor son of Svyatoslav? Let us, however, begin this song in keeping with the happenings of these times and not with the contriving of Boyan. For he, vatic Boyan if he wished to make a laud for one, ranged in thought [like the nightingale] over the tree; like the gray wolf across land; like the smoky eagle up to the clouds. For as he recalled, said he, the feuds of initial times, "He set ten falcons upon a flock of swans, and the one first overtaken, sang a song first"- to Yaroslav of yore, and to brave Mstislav who slew Rededya before the Kasog troops, and to fair Roman son of Svyatoslav. To be sure, brothers, Boyan did not [really] set ten falcons upon a flock of swans: his own vatic fingers he laid on the live strings, which then twanged out by themselves a paean to princes. So let us begin, brothers, this tale- from Vladimir of yore to nowadays Igor. who girded his mind with fortitude, and sharpened his heart with manliness; [thus] imbued with the spirit of arms, he led his brave troops...

Входимость: 11. Размер: 79кб.

Часть текста: в Берлине в течение 1930 года и опубликован в Париже, в издательстве «Современные записки» в 1932-м [92]. Роман прост и загадочен. Большой по объему, с демонстративно ослабленным сюжетом, он внезапно обрывается у порога главного действия, заявленного в заглавии. Подвиг героя остается за пределами произведения. Повествование трансформируется в предисловие, содержащее некоторые элементы развязки [93], иначе говоря, становится рамкой главного текста, на самом деле выпущенного. Роман структурно воплощает фигуру умолчания и прочитывается как аллюзия на стихотворение Ф. Тютчева «Silentium!» [94]. Примечательна и календарная деталь: стихотворение написано в 1830 году, ровно за сто лет до «Подвига», и, таким образом, условно параллельно ему во времени (о приеме биографического параллелизма см. ниже). Тематическая перекличка романа и стихотворения очевидна. Состояние, в котором пребывает главный герой, Мартын, «блаженство духовного одиночества» (с. 76), погруженность в себя, в свои предчувствия, мечты, воспоминания, прочитывается как романное воплощение тютчевских деклараций: «Лишь жить в самом себе умей. / Есть целый мир в душе твоей…» [95] — и утверждается как единственная форма духовной жизни личности, скрытая от других завесой тайны. В романе ей противопоставлена деятельность общественная, где знание разделено группой, а поступок одного подчинен общей цели. Общественная мера понимания — норма — не позволяет постичь индивидуума, в частности понять поведение Мартына. Следует отметить, что к категории общественного сознания Набоков причислил не только героев произведения, но и его читателей. Оставаясь наедине с читателем, Мартын...

3. Предисловие к английскому переводу романа "Подвиг" ("Glory")

Входимость: 8. Размер: 14кб.

Часть текста: (написанных в Западной Европе между 1925 и 1937 и опубликованных эмигрантскими издательствами между 1926 и 1952) теперь доступен американским и британским читателям. Тот, кто даст себе труд внимательно просмотреть приводимый ниже список, несомненно отметит бросающийся в глаза провал между 1938 и 1959: Машенька, 1926 (Mary, 1970) Король, дама, валет, 1928 (King, Queen, Knave, 1968) Защита Лужина, 1930 (The Defense, 1964) Соглядатай, 1930 (The Eye, 1965) Подвиг, 1932 (Glory, 1971) Камера обскура, 1933 (Laughter in the Dark, 1938) Отчаяние, 1936 (Despair, 1966) Приглашение на казнь, 1938 (Invitation to a Beheading, 1959) Дар, 1952 (The Gift, 1963) Настоящий перевод скрупулезно верен оригиналу. Мой сын в течение трех лет время от времени писал черновик перевода, после чего я три месяца готовил чистовик. Исключительно русская поглощенность физическим движением и жестом, тем как человек ходит и сидит, улыбается и взглядывает исподлобья, в «Подвиге», пожалуй, особенно сильна, и это сделало нашу задачу еще более суровой. «Подвиг» был начат в мае 1930, сразу же после написания «Соглядатая», и завершен в конце того же года. Мы с женой, тогда еще бездетные, снимали гостиную и спальню на Луитпольдштрассе, в Западном Берлине, в просторной и мрачней квартире одноногого генерала фон Барделебена, пожилого джентльмена, единственным занятием которого было составление собственного родословного древа. В лепке его высокого лба было что-то набоковское, и, в самом деле, он состоял в родстве с известным шахматистом Барделебеном, ...

4. Брайан Бойд. Владимир Набоков: русские годы. Глава 15. Негатив и позитив: Берлин, 1929–1930

Входимость: 5. Размер: 71кб.

Часть текста: чем лучше он писал, тем труднее было ему найти издателя вне эмигрантской прессы. Через два года, вместо того чтобы начать строительство в Колберге, они с Верой были вынуждены вовсе отказаться от участка, за который им нечем было платить 2 . Единственной компенсацией, полученной ими, стал пейзаж Колберга, который пришелся как нельзя кстати для сцены убийства в «Отчаянье». В конце августа Вера поехала в Берлин и сняла две меблированные комнаты, гостиную и спальню, в «просторной и мрачной» квартире, которую занимал подполковник фон Барделебен с семьей 3 . В самом начале романа «Дар» Набоков описывает ощущение своего героя, переехавшего в новую квартиру по соседству: улица, которая раньше скользила мимо, ничем с ним не связанная, вдруг обретает свою внутреннюю жизнь. Это ощущение было хорошо знакомо Набоковым. После свадьбы они жили на Луитпольдштрассе, 13, потом — рядом, за углом, на Мотцштрассе у фрау фон Лепель, затем — в трех кварталах от старой квартиры на Пассауэрштрассе у фон Далвицей. И вот они...

5. Букс Нора: Владимир Набоков. Русские романы. Глава V. Кросс-жанр. «Подвиг»

Входимость: 4. Размер: 71кб.

Часть текста: заявленного в заглавии. Подвиг героя остается за пределами произведения. Повествование трансформируется в предисловие, содержащее некоторые элементы развязки («Надо быть храброй, – тихо сказала самой себе Софья Дмитриевна (мать героя. – Н. Б.), – надо быть храброй. Ведь бывают чудеса. Надо только верить и ждать»), иначе говоря, становится рамкой главного текста, на самом деле выпущенного. Роман структурно воплощает фигуру умолчания и прочитывается как аллюзия на стихотворение Ф. Тютчева «Silentium!» [171]. Примечательна и календарная деталь: стихотворение написано в 1830 году, ровно за сто лет до «Подвига», и, таким образом, условно параллельно ему во времени (о приеме биографического параллелизма см. ниже). Тематическая перекличка двух произведений очевидна. Состояние, в котором пребывает главный герой, Мартын, «блаженство духовного одиночества», погруженность в себя, в свои предчувствия, мечты, воспоминания, прочитывается как романное воплощение тютчевских деклараций: «Лишь жить в самом себе умей. / Есть целый мир в душе твоей…» – и утверждается как единственная форма духовной жизни личности, скрытая завесой тайны. В романе ей противопоставлена деятельность общественная, где знание разделено группой, а поступок одного...

6. Хейбер Эдит: "Подвиг" Набокова и волшебная сказка

Входимость: 4. Размер: 36кб.

Часть текста: привлекательна, что в ней в большой степени воплощалось то, что по его собственным словам, Набоков искал в искусстве вообще: “некое волшебство <...> игру, построенную на хитроумной ворожбе и обмане”[3]. Участвуя в этой игре, художник создает новый автономный мир, независимый от окружающей действительности и гораздо более прекрасный. В широком смысле все сочинения Набокова можно рассматривать как сказки. В более узком понимании, по крайней мере, среди его русских романов только “Подвиг”[4] содержит последовательный набор сказочных аллюзий.[5] В каком-то смысле этот обманчиво простой ранний роман предвещает английскую художественную прозу Набокова, которая (начиная с книги “Bend Sinister”) изобилует аллюзиями на персонажи волшебных сказок (чаще всего, это Золушка и нимфы — не говоря о нимфетках).[6] В данной работе моей целью было проследить несколько аллюзивных цепочек, связанных с волшебными сказками, в “Подвиге” и показать, как они добавляют еще одно измерение к пространству этого, в целом недооцененного романа.[7] Сказочные мотивы в “Подвиге” тесно связаны с характером героя: Мартын Эдельвейс, романтически настроенный юноша, с детства очарован миром сказок и рыцарских легенд. “... Приключения Артуровых рыцарей, — та сладкая минута, когда юноша, племянник, быть может, сэра Тристрама, в первый раз надевает по частям блестящие выпуклые латы и едет на свой первый поединок; и какие-то далекие, круглые острова, на которые смотрит с ...

7. Утгоф Г.М.: «Audiatur et altera pars» - к проблеме «Набоков и Лоуэлл»

Входимость: 4. Размер: 53кб.

Часть текста: в журнале «Звезда» (1999. № 4) подготовленной Е. Б. Белодубровским, эти строки сопровождаются следующей историко-литературной справкой: «Роберт Лоуэлл (1917-1977) - американский поэт. Ольга Карлайл, урожд<енная> Андреева - внучка русского писателя Леонида Андреева, дочь его сына, эмигрантского поэта и прозаика Вадима Андреева, - переводчица, журналистка, автор мемуаров, в том числе о встречах с Борисом Пастернаком» 2 . Справка эта нуждается в существенных дополнениях. В частности, что такое те «мерзостны<е> “преображен- ии<я>”», о которых с таким гневом пишет своему адресату Набоков? Очевидно, что речь здесь идет об одной из тогдашних новинок - антологии “Poets on Street Corners” («Поэты на уличных углах») под редакцией О. В. Андреевой-Карлайль. В антологию эту вошли переводы из пятнадцати русских поэтов: А. Блока, Анны Ахматовой, Б. Пастернака, О. Мандельштама, М. Цветаевой, В. Маяковского, С. Есенина, Н. Заболоцкого, Б. Поплавского, Е. Евтушенко, А. Вознесенского, И. Холина, Г. Сапгира, Б....

Входимость: 3. Размер: 53кб.

Часть текста: романах В. В. Набокова в контексте западноевропейской эстетики модернизма и постмодернизма. 2.4. Роман «Подвиг» — экзистенциально-романтическая игра в преодоление страха 2.4. Роман «Подвиг» — экзистенциально-романтическая игра в преодоление страха ...Фантазия их увлекает в края, Где — наш распорядок неведом, Среди говорливых зверюшек и птиц Им кажется правдой игра небылиц Л. Кэрролл. Алиса в Зазеркалье. По замечанию Б. Бойда, «на первый взгляд «Подвиг» (1932) кажется чисто реалистическим повествованием» [55, с. 417], но в действительности, на что обращает внимание и критик, роман представляет собой интеллектуально-эстетическую игру воображения автора — маски героя, образец набоковской деконструктивной метапрозы, где авторская саморефлексия составляет эстетическую основу модернистского метатекста и выражается в переформатировании процесса творчества, что и позволяло автору играть искусственными героями — матрицами цитируемых аллюзий, демонстрируя клоунаду симуляциями, утверждать власть изображение изображения. Набоков создает роман-миф, игра в невозможное, запечатлевший непостижимость жизненного опыта, превращение его в иллюзию, фантом, сотканный из таинственных событий, не имеющих смысла в реальной жизни, но дающих простор для их разыгрывания в качестве зрелищного представления. В исследовании биографа Набокова Б. Носика роман воспринимается как сугубо художественный, близкий к романтическому текст без идеологического содержания, «не потому ли Набоков, — утверждает автор, — воспринимается как образец и наставник чистого...

9. Тамми Пекка: Поэтика даты у Набокова

Входимость: 2. Размер: 61кб.

Часть текста: восходит к утверждению самого Набокова, сказавшего в интервью: “Меня, как и Пушкина, завораживают роковые даты” (SO, 75). В своем комментарии к “Евгению Онегину” Набоков касается попыток Пушкина предсказать дату собственной смерти, замечая, что “суеверность поэта была почти болезненной” (ЕО2, 128). Отсылка здесь — среди прочих возможных подтекстов — к стихотворению Пушкина 1829 года “Брожу ли я вдоль улиц шумных”[3], реминисценции которого часто возникают в прозе Набокова. Герой “Пнина” рассказывает своим американским студентам, что Пушкин имел “всегдашнюю несчастную привычку <...> тщательно исследовать каждый прожитый день, пытаясь угадать в его тайном значении некую “грядущую годовщину”: день и месяц, которые где-нибудь, когда-нибудь появятся на его надгробном камне” (Pnin, 68; Пнин, 65), и строки из этого пушкинского стихотворения несколько раз повторяются по ходу романа (см. Pnin, 67-68, 73, 82; Пнин, 65-66, 71, 79). В рассказе 1931 года “Занятой человек” Набоков дает пародийный вариант подобных попыток, когда его герой пытается предсказать, в каком возрасте он умрет: “... я, скажем. брожу по улицам... В бою ли, в странствии, в волнах. Или соседняя долина...” (DS, 167; Соглядатай, 160)[4]. Этот же подтекст возникает снова, когда герой пытается представить себе свой будущий некролог: “... вокруг некролога будет сиять равнодушная газетная природа” (DS,170; Соглядатай, 163)[5]. Типология Далее я перехожу к исследованию текстуальных проявлений набоковского внимания к датам, роковым и прочим. В пионерской статье Минц акцент был сделан на...

10. Интервью Набокова на английском языке. Bayerischer Rundfunk, 1971-72 г.

Входимость: 2. Размер: 17кб.

Часть текста: in this volume. The bit about my West European ancestors comes from a carefully executed and beautifully bound Ahnentafel, given me on my seventieth birthday by my German publisher Heinrich Maria Ledig-RowohIt. ON TIME AND ITS TEXTURE We can imagine all kinds of time, such as for example "applied time"-- time applied to events, which we measure by means of clocks and calendars; but those types of time are inevitably tainted by our notion of space, spatial succession, stretches and sections of space. When we speak of the "passage of time," we visualize an abstract river flowing through a generalized landscape. Applied time, measurable illusions of time, are useful for the purposes of historians or physicists, they do not interest me, and they did not interest my creature Van Veen in Part Four of my Ada. He and I in that book attempt to examine the essence of Time, not its lapse. Van mentions the possibility of being "an amateur of Time, an epicure of duration," of being able to delight sensually in the texture of time, "in its stuff and spread, in the fall of its folds, in the very impalpability of its grayish gauze, in the coolness of its continuum." He also is aware that "Time is a fluid medium for the culture of metaphors." Time, though akin to rhythm, is not simply rhythm, which would imply motion-- and Time does not move. Van's greatest discovery is his perception of Time as the dim hollow between two rhythmic beats, the narrow and bottomless silence between the beats, not the beats themselves, which only embar Time. In this sense human life is not a pulsating heart but the missed heartbeat. PERSONAL PAST Pure Time, Perceptual Time, Tangible...

Поиск по творчеству и критикеCлово "GLORY"

Поиск по творчеству и критике
Cлово "GLORY"